— А на что все-таки рассчитывают все эти подпольщики? Что они могут. Неужели рассчитывают, что одолеют Войско Польское, регулярные части? За которыми еще и вся огромная наша страна, которая их поддержит…
— Они рассчитывают на то, что мы после победы передеремся с союзниками. Или, по крайней мере, перессоримся. Знаешь, у польских националистов в мозгах есть какой-то вывих. Им почему-то кажется, что вся Европа думает только лишь об их интересах. Тридцать девятый год их ничему не научил. Это у них вечное. Ты расспроси Копеляна — как они бегали вокруг Наполеона. Тоже почему-то думали: французский император возвратит им независимость. Наполеон очень смеялся. И в итоге поляки таскали Бонапарту каштаны из огня… Сражались с испанскими партизанами. Так и теперь. У нас, конечно, есть — и будет еще больше — противоречий с союзниками. Но уж о Польше мы с ними как-нибудь договоримся.
Сергей в ответ рассказал о беседе с паном Пинским. И выдал свое заключение:
— Товарищ капитан, ведь что получается? Складывается такое впечатление, что Йорк специально спровоцировал, если не сказать — организовал, побег. Послал своего человека, а для отвода глаз двинул с ним еще троих. И ведь, обратите внимание — этот Стас послал товарищей на верную смерть в трясину. В которой потом тела не найти….
— Вообще-то, все сходится. Йорк не был нацистом. Он пошел на сотрудничество с гитлеровцами потому, что ему нравилось много строить. А потом сообразил, что дело пахнет керосином и скоро придется за все отвечать. И что главное — узнал нечто, что можно выгодно продать английской разведке. Попытался завязать контакты. Дай-ка карту… Тебе не кажется, что этот порученец Йорк ушел именно в сторону той самой базы, о которой говорил Клаха?
— Но почему тогда они пытаются что-то вытянуть из Пинского, который предназначался на роль жертвы?
— Тут может быть много вариантов. Посланец по каким-то причинам сказал не все. Или не так. Возможно, Пинский знает гораздо больше, чем говорит. Во всяком случае, надавить напрямую они на него не решаются. А мы… Мы попытаемся поглядеть: что это там за деревенька? Мельников, я уже понял, что ты отлично владеешь польским. А за поляка ты смог бы себя выдать?
— Если не приглядываться, то вполне. Тем более, как я понял, в тех краях говорят на специфическом диалекте. Так что, думаю, сойдет.
— Так вот, как ты насчет того, чтобы тряхнуть стариной и отправиться в разведку? А то если мы нагрянем с большой облавой, то в лучшем случае получим перестрелку и десяток трупов; а в худшем — пустые дома и следы, уходящие в лес.
— Я готов, товарищ капитан! Забавно все же получается — в тыл врага в собственном тылу!
Глава 9.
НЕ ВЕЗЕТ — ТАК НЕ ВЕЗЕТ
13 июля, Липно
— Так где этот лагерь?
— Погодите, сейчас проедем городок, пересечем железную дорогу, там и будет…
«Виллис», в котором находились Еляков, Копелян и Мысловский, ехал по небольшому городку Липно, примерно в 100 километрах на северо-запад от Варшавы. Тут-то как раз и расположился тот небольшой лагерь, о котором упоминал Клаха в связи с институтом «Норд». Еляков считался хорошим оперативником. А хороший чекист — это тот, кто отрабатывает все возможные источники информации. Тем более что, пока Мельников ушел на разведку, делать им было особо нечего. Вот они и решили прокатиться до этого лагеря — вдруг кое-что удастся узнать?
Впрочем, «прокатиться» не получилось. Тут в феврале шло наше наступление. Правда, не самый главный, а вспомогательный удар — но дорогам этого хватило. Конечно, их кое-как подлатали тыловики, но это была, понятное дело, совсем не автострада. Ну а что касается окружающих пейзажей… Особых следов особо свирепых разрушений заметно не было, но разрушенных домов и сгоревших деревень — сколько угодно. А по канавам вдоль дороги виднелись следы отступления немцев. А они, эти следы, всегда одинаковы, какая бы армия не отступала. Сгоревшая и взорванная бронетехника, разбитые автомобили и пушки… Разумеется, все, что было можно отремонтировать, — уже давно вытащили и отремонтировали. Не наши — так поляки. Так что вдоль дороги лежал металлолом, до которого пока что ни у кого руки не доходили.
В Липно в «виллис» сел поручик, начальник местного отдела ОРМО, который теперь и показывал дорогу.
…Машина миновала изрядно разрушенный город, перебралась через железную дорогу возле станции, от которой остался один обгорелый каркас. Судя по всему, наши бомбардировщики изрядно тут порезвились. Дальше машина пошла вдоль железнодорожной ветки, отходящей от главной магистрали. Потом дорога взобралась на небольшой холм.
— А вот и лагерь! — показал рукой вниз местный поручик Дубицкий.
Еляков, которому в жизни пришлось много повидать лагерей не только немецких, но и наших, сразу оценил: лагерь был и в самом деле небольшой. Примерно полтора десятка бараков, выстроенных, как это положено у немцев, аккуратными рядами. Вышек уже не было, равно как и колючей проволоки. Но… Лагерь был обитаем! Недалеко от распахнутых ворот, странно смотревшихся при отсутствующем заборе, дымили две немецкие полевые кухни, а около них суетились повара. Да и между ними виднелись люди.
— А… Это кто? — растерянно спросил Копелян.
Мысловский, не менее удивленный, задал этот вопрос своему местному коллеге.
— Заключенные, — совершенно спокойно ответил Дубицкий.
— Какие?…
— Разумеется, бывшие заключенные. Те, которые тут сидели при немцах. Дело-то ведь в чем? Когда их освободили, то большинство, понятно, ушли. Но кое-кто — да и не так мало — остались. Мало того! Некоторые ушли, а потом вернулись. Я так понимаю — потому что идти им просто некуда. Есть тут люди с Украины и Белоруссии, есть из Вильнюса. Это теперь другие страны. А некоторые даже из Варшавы. А что? Все разрушено, все родные погибли. А тут вроде знакомые люди. Да и завод, на котором они работали, немцы не успели толком разрушить. Так что работа у нас есть. Восстановить то, что немцы раскурочили, а там посмотрим. К тому же есть еще одно обстоятельство. В воздухе слухи носятся. Про Восточную Пруссию. Люди надеются перебраться на новые земли. Логика проста — у кого ничего нет, тот первый и получит право туда ехать.
Еляков рассмеялся.
— Нет, мы, славяне, все одинаковы! Секрет называется. А его скоро все вороны знать будут.
— А кто тут сидел? Евреи? — спросил Копелян.
— Евреев тут было немного. В основном наши пленные. Те, кого еще в тридцать девятом немцы взяли. Имелись еще разные люди, которых немцы считали опасным оставлять на свободе. Но это ведь не лагерь уничтожения. Люди работали на военном заводе. Конечно, это не курорт, но и не Аушвиц.
— Пан поручик, а с кем тут можно поговорить? Есть сведения, куда делись люди из лагерной охраны? Или кто еще может нам дать сведения?
— Про охрану сведения точные, — усмехнулся Дубицкий. — Русские танки вышли в Липно совершенно неожиданно. Охрана сбежать не успела… Сами понимаете.
— Да уж, это мы знаем. Выстроили наши солдаты охранников вдоль стеночки — и из пулемета… — отозвался Еляков. — Обычное дело. Вот на ТАКИЕ вещи начальство глаза всегда закрывало. Тем более… А кто лагерь охранял?
— Эсэсы. «Тотенкомпф»[44]. А поговорить можно с Владиславом. Он тут сидел аж с тридцать девятого. У них было нечто вроде подпольной организации. Этот человек ее возглавлял. А теперь он вроде как местный староста.
«Виллис» миновал ворота и остановился на бывшем лагерном плацу. Никто из находившихся вокруг особого внимания на приехавших не обратил. Приехали и приехали. Кому какое дело?
— Сейчас поищем Владислава… — начал Дубицкий. — А! Вот он идет к нам. Все-таки местный начальник…
К машине двигался высокий, очень худой человек. Трудно было сказать, сколько ему лет. Голова почти полностью седая, по лицу тоже не поймешь… Может, тридцать, а может, и пятьдесят. Обычное дело для бывших заключенных, несколько лет живших практически впроголодь — в не самых гуманных условиях. Но двигался он уверенно.
— Добрый день, пан Дубицкий! — сказал он, приблизившись.
— Добрый день, пан Владислав. Вот это наши товарищи, им надо с вами кое о чем побеседовать…
— Надо так надо, — пожал плечами староста. — Пойдемте в контору.
Они пересекли плац и вошли в барак размером поменьше, чем остальные. Судя по всему, тут располагалось лагерное начальство. Они вошли в одну из комнат, обставленную обычной канцелярской мебелью. Тут имелся обширный стол, несколько стульев и все такое прочее. На столе виднелись какие-то бумаги. Видимо, Владислав ответственно относился к своим руководящим обязанностям.
— Прошу вас, паны. Итак, какое у вас ко мне дело? — заговорил Мысловский.
— А дело такое. Есть у нас сведения, что вокруг вашего лагеря шла какая-то не очень понятная нацистская возня. Пан Дубицкий сказал, что вы были руководителем подполья. Может, что-нибудь вам известно по этому поводу?
