Лицо мента было действительно чисто и даже не поцарапано. Просто удивительно, как в этой мясорубке он остался невредим. Но по головушке тупым предметом, как принято у них говаривать, получил, видимо, крепко.
Я узнал этого парня. Он смотрел на меня, когда висел на веревке над джипом. И это он стрелял в голову одного из казбеков. Хорошо стреляет…
Считая, что так можно привести его в чувство, я прижал пальцами его щеки и стал трясти.
– Зубы ему все растрясешь! – Мокин грубо оттолкнул меня и большим пальцем руки надавил спецу на ямочку между верхней губой и носом. Если бы мне это рассказывали, я бы смеялся, кивал головой, но не верил бы, даже если рассказывал об этом самый честный человек в Москве. Но здесь и сейчас не верить было нельзя, поскольку палец Мокина оказался волшебным. Бог забрал у Геры мозг и подарил волшебный палец. В принципе справедливо. Потому что у меня волшебного пальца нет.
Спец очнулся и стал крутить головой, как филин. Ему бы ее руками поддерживать, а он крутит.
– Где я?
– Это хороший вопрос, – похвалил Голев, щелкая чем-то на земле. – Главное, своевременный. Ты на МКАД, друг. Если это не осложнит твое соображение, то могу еще добавить, – в компании с тобой есть еще ремонтная бригада, убитый кавказец и в хлам распотрошенный «Мерседес».
– Начинаю что-то припоминать, – пробормотал парень, слегка приподнимаясь и не без подозрения оценивая обстановку.
– Не может быть, – сказал Голев. – Нет ничего, что на твоем месте навеяло бы мне какие-то воспоминания.
– А где вертолет? – спросил вдруг спец, уже сидя и прижимая ладонь к затылку.
– А что, был вертолет? – спросил Голев, сидя на земле и разглядывая что-то, чего я не видел из-за вывернутого в сторону колеса джипа.
Раздался скрип, треск, и на землю упала, отвалившись от кузова, единственная неповрежденная деталь кузова внедорожника – правая задняя дверь. Видимо, повреждены в ней были петли.
– Вы мне голову не морочьте, – зловеще порекомендовал Маугли.
– Ребята, нам пора, – неприятно взволнованным голосом заторопил нас Голев. – Вы настоящий мужчина, товарищ, – это относилось уже к спецу. – А нам пора. Вы нас спасли, мы вас спасли, так что расходимся с чувством исполненного долга.
– Минутку, минутку, господа! – вскинулся парень. – Куда это вы собрались? – Голос его трещал как сломанный фагот. Ничего удивительного после таких кульбитов. – Мы сейчас с вами проедем…
У меня сложилось впечатление, что он нас в чем-то подозревает.
– Поехали отсюда быстрее! – рявкнул Рома, пытаясь отстраниться от спеца, вцепившегося в его рукав.
И в этот момент мы услышали еще один звук.
Очередь мелких металлических щелчков.
– Мы поедем вместе, товарищ мужчина.
– Вот черт… – растерянно прошипел Голев.
Рука его, держащая стального цвета кейс, была пристегнута наручником к запястью парня.
Парень торжествующе улыбнулся и стал водить по небу утверждающим взглядом.
– «Мазерати»-то пострадал! – не найдя ничего на небосклоне, зловеще сказал он. – И женщина в нем пострадала, уроды. Знали бы вы, что это жена замначальника РУБОПа, может, и объехали бы на «сгоне»!
Пострелов похлопал ресницами.
– О чем он?
– О чем он! – передразнил парень. – А то мы тут ничего не понимаем! Мы ехали, ехали, никого не трогали, и вдруг нас хотят арестовать!
– А нас хотят арестовать? – уточнил Голев.
– Да вы уже арестованы, придурки!
– За что?!
– За мошенничество, повлекшее тяжкие последствия… – угрожающе прокричал спасенный нами спец. «Уж лучше не спасали бы», – подумал я и дослушал его до конца. – И за участие в преступной группировке! Впрочем, чего это я тут следствие веду. Марш к дороге!..
Я посмотрел на Пострелова. Он кусал губу и явно что-то мучительно вспоминал.
– Женщина в «Мазерати» – жена Ююкина?.. – уточнил он, и мне показалось, что лучше бы он этого не говорил.
– А, дошло! – восторжествовал спец и снова прижал ладонь к затылку.
– Я, конечно, страшно извиняюсь, – проговорил красный, как вареный рак, Голев – никогда ранее не видел я его в состоянии такого душевного волнения – и стал переступать с ноги на ногу. Кейс из руки он не выпускал. – Но лучше бы нам отсюда уехать. Прямо сейчас. И молодой человек, если хочет, может присоединиться к нам.
– Я уже вас к себе присоединил, – рявкнул тот, шагнув к дороге. Мы шли за ним послушно и безропотно. – И хватит мне мозги полоскать.
– Куда еще полоскать-то, – психанул вдруг Голев. – Я вам говорю: нам нужно уехать отсюда прямо сейчас! – Он потряс кейсом и занервничал еще сильнее.
Где-то вдали послышался гул. Спец вскинул голову, и глаза его засверкали радостно и возбужденно. Я его понимаю. Наверное, это его самая блестящая операция по задержанию банды «таксистов». Мы ведь – «таксисты»? Я правильно понял?
Голев обернулся и умоляще посмотрел на меня.
– Эх, – услышал я за спиной, – где наша не пропадала…
Дальнейшее происходило как в страшном сне. Ответственности я не боялся, ибо не ощущал за нами вины. То, что мент принял нас за мошенников, в этом нет ничего удивительного. Мы шли в паре с «Мерседесом», «Мерседес» вели менты, таким образом мы – мошенники. Логика милицейская проста и бесспорна. Когда все выяснится, мы все посмеемся над случившимся, а парень мысленно заштопает дырку на погоне, которую мысленно уже пробил для вкручивания еще одной звезды.
Но меня беспокоил Голев с этим чемоданом. А еще больше – пустующий салон «Вольво», стоящего у поврежденного ограждения.
Пискунов исчез.
Мимо нашей машины пролетел поток автомобилей. Не знаю – то ли затор за это время успели расчистить, то ли поток машин, как вода, нашел лаз. Но наша полоса МКАД снова была заполнена. Не так густо, как обычно в это время, но ветер проезжающих мимо нас машин шевелил мне волосы.
Виктор Сергеевич, желая избежать неприятностей и не желая лишаться долларов, вышел из машины и исчез. Я так думаю, что подобрал его водитель какого-нибудь «жигуленка», которому остановиться здесь, чтобы срубить пятисотенную, оказалось не в падлу.
Вот сволочь…
Все это взволновало и потрясло меня. А потому вот это «где наша не пропадала», сопровождаемое очень неприятным звуком, было последней точкой в моем почти законченном рассказе о плохом настроении.
Гера Мокин, сердце у которого в несколько раз больше мозга, ударил спеца сзади по затылку своим кулаком, и тот упал, оборвав очередную угрозу на полуслове. Этим ударом можно было свалить наземь быка-трехлетку.
– Вот теперь совсем хорошо! – закричал диким голосом Голев. – В правой руке чемодан с двадцатью миллионами долларов, а в левой – мертвый мусор! Я им скажу, что это просто нелепое стечение обстоятельств!..
Ни слова не говоря, Мокин поднял тяжелое тело защитника правопорядка, закинул на плечо и побежал к «Вольво». Следом торопился, как привязанный к телеге жеребенок, Роман, мы с Володей спешили за ними.
– Какие миллионы, Голев? – тусклым от напряжения голосом сипел Мокин, укладывая парня на заднее сиденье. – Ты совсем одурел от страха?
– Садись в машину, Вован! – тараща глаза, кричал Рома и махал свободной от мента и чемодана рукой. – Если ты сделаешь это сейчас, то через два дня я куплю тебе «Роллс-Ройс»!
Этот день произвел на него самое тяжелое впечатление. Рома Голев выглядел и говорил еще хуже, чем застигнутый врасплох Гера Мокин.
Парень поднял голову, но тяжелый кулак вновь выбил из нее память.
– Ты его убьешь, – забеспокоился Пострелов. В голове его кипела работа, он не был похож на себя. Обычно – и я к этому уже привык – он первым вмешивался во все дела и первым же делал выводы. Сейчас выводы сделали уже все, кроме него, и это меня смущало. Я еще ни разу не слышал от него глупости и поэтому сейчас думал о том, что он скажет. Его мысли, несомненно, касались нас всех. – Черт, как все скверно…
После этих слов его у меня окончательно испортилось настроение.
Мы ехали со скоростью сто километров в час по МКАД к ближайшей развязке, а в километре за нашими спинами садился рядом с дымящимся агонией «Мерседесом» вертолет…
XVIII
Ирина
Григорий Владимирович, молодой человек двадцати четырех лет, с самого утра находился в подвешенном состоянии. Вчера вечером, около одиннадцати часов, он подъехал к девятнадцатому дому на Большой Оленьей улице. Во втором подъезде, на третьем этаже, жила девушка, с которой он познакомился днем. Она сидела в кафе и пила чай, когда он остановил свой «Форд» на светофоре. Меж ними было не более десяти метров, и Григория так взволновала трогательная бледность лица этой девушки, что он едва дождался, когда вспыхнет нижняя секция. Переехав перекресток, он бросил машину на растерзание эвакуаторам, которых еще не было, но которые, скорее всего, уже почуяли запах крови, и быстрым шагом направился в кафе. Он шел и думал только о том, чтобы девушка была в кафе одна. Так и вышло.
