на четвереньки. — Мама здесь!
Стоя на коленях, Руся раскачивалась и, схватившись за голову, вопила, что есть мочи. На рукаве объёмной куртки Клоуна расцвёл алый цветок. Но моё внимание привлекли танцующие в струях дождя лучи. Белые, красные, они вспыхивали и гасли в ритме сердца. А потом вокруг стало многолюдно.
Только что никого не было, и вдруг из-за стены дождя выступили тёмные фигуры в касках и с оружием, они стремительно окружили нас. Это люди Клоуна? Я представлял себе их несколько иначе… Но тут на руках одного заметил закутанного в одеяло ребёнка и дёрнулся, собираясь встать, но лишь поскользнулся и шлёпнулся в лужу.
— Маришка! — подскочив, страшно заголосила Руся и отобрала малышку. ДО меня донеслось бормотание: — Девочка моя… Жива… Слава богу… Мама тут. Мама рядом, детка…
Облегчённо выдохнув, я булькнул и закашлялся, нахлебавшись грязной воды. Захлебнулся бы, не в силах даже приподняться, но меня перевернули. Один из странных людей наклонился надо мной и, подняв пакет с деньгами, хмыкнул:
— Пуля угодила в пачку бабла. Повезло пацану!
— С-спас-си-бо, — простучал зубами.
— Что делать с ним, Аид? — неожиданно спросил незнакомец в каске, и я застыл, забыв, как дышать.
Черных здесь?!
— Щенок мне больше не нужен, — услышал знакомый голос, и во влажном воздухе разлился противный запах дорогого одеколона. — Где наёмник?
— Ребята скрутили его и повели к машине, — отчитался тот, что стоял надо мной. — Взяли живым, как приказано.
Наёмник? Неужели тот, который убил Сергея? Он-то как здесь оказался и где отчим Русланы?!
— Вот и славно, — хмыкнул Аид.
Хлюпающие шаги стихли. Мы с Русей и её дочкой остались одни, но ненадолго.
— Сюда!
В остов, оставшийся вместо ворот, вломились мужчины в дождевиках, и я узнал того, кто бежал впереди.
— Вано…
— Ледыш? — он кинулся ко мне. — Я слышал выстрелы… Ты как?
— Пуля попала в пачку денег, — ответил я. — А вот Руся ранена. Помогите ей!
— Понял, — мужчина направился к девушке.
— Ледат! — От наполненного отчаянием и страхом девичьего крика меня бросило в дрожь. Сердце сжалось, из груди будто вышел весь воздух. Я и не думал, что снова услышать голос Виолетты будет так мучительно прекрасно. — Троцкий, чёрт тебя побери, где ты?!
— Здесь он, — ворчливо ответил ей Клоун. Кирилл Ильич наклонился и помог мне приподняться. — Жив-здоров, чертяка! Говорят, тебя бабки спасли? Теперь поверю, что деньги творят чудеса!
— Ледат, — недотрога упала передо мной на колени и, не обращая внимания на грязь, крепко обняла.
Внезапно перед глазами потемнело, а, когда прояснилось, мелькнуло бледной лицо Виолетты, её расширившиеся от ужаса глаза и быстрый говор Клоуна:
— Пуля пробила пачку и попала в грудь. Выходного отверстия нет, значит, она внутри. Вано, вызывай скорую…
— Да какая, твою мать, скорая?! — простонал тот. — Тут вертолёт нужен!
— К сожалению, вертолёта в гараже у меня нет, — рыкнул Кондратьев.
— У меня есть. — Виолетта сказала это тихо и чересчур спокойно, даже по-деловому. — Точнее, у отца. Скоро будет…
Её приятный голос потонул в шуме ливня. А, может, это был не дождь. Сопротивляясь тёмной волне, которая грозила утянуть меня в вязкую глубину беспамятства, я шепнул:
— Недотрога… Люблю… Всегда любил…
Глава 44. Виолетта
Не знаю, как я оказалась рядом с Ледатом, воспоминание об этом растворилось в ледяном ливне, смешалось с грязью, кануло в лету. Всё, что осталось — биение сердца и отчаянная надежда.
Когда я увидела кровь на футболке Троцкого, едва с ума не сошла! Остальное перестало иметь значение. Похороненные мечты о большой сцене, моя детская обида на родителей и желание оставить Ледыша в прошлом, даже позволить ему быть с другой…
Всё это исчезло. Ушло безвозвратно, как это лето. Поэтому я ни секунды не сомневалась, когда звонила отцу. И я не собиралась просить, а требовала, потому что не представляла себя в мире, где нет Ледата. Оказалось, что я могла существовать только, если дышал он. Смеяться, если улыбался он. И цеплялась за жизнь Троцкого сильнее, чем за свою собственную.
— Он не умрёт, — твёрдо заявила тем, кто прилетел по приказу моего отца.
Сама первой села в вертолёт, чтобы больше никогда не оставлять того, кто мне дороже всего на свете. Держала за руку, шептала подбадривающие слова, и было всё равно, что Троцкий был без сознания. Я верила, что он слышал меня.
Когда мы прилетели в лучшую клинику столицы, и Ледата повезли на операцию, меня задержали у дверей, которые сошлись с шелестом, царапнувшим сердце. Будто отрезали часть меня, оставили истекать болью и неведением. Я упала на колени, намереваясь ждать сколько придётся.
— Милая, ты должна отдохнуть…
Голос прозвучал тихо и мягко. Мама? Откуда она здесь? Наверняка отец позвонил. А где он сам? Возможно, стоял рядом, но я не смогла заставить себя оторвать взгляд от закрытых дверей, будто в любую секунду на пороге мог появиться Ледат, живой и здоровый. Но если отвернуться, то случится нечто страшное.
— Хочешь воды?
Я отрицательно качнула головой. На плечи опустилось нечто тёплое и сухое.
— Ты же насквозь мокрая! — А вот и папа. — Иди и переоденься, а то простудишься!
— Нет.
За спиной звенели голоса, меня окружали звуки, которые ничего не значили.
— Игорь Константинович, звонит ваш адвокат. Говорит, что-то срочное…
Я никого и ничего не слушала, потому что отсчитывала каждый стук сердца до встречи с Ледатом. Дрожа, куталась в пиджак отца и не отрывала взгляда от белоснежных дверей.
«С ним всё будет в порядке. С ним всё хорошо», — убеждала себя.
— Какое ещё, к дьяволу, обвинение?! — От гнева отца все притихли. — Что?.. Черных?!
Медсёстры умоляли его говорить тише, мама что-то шептала, суета нарастала, а я…
Начала петь.
Скрываясь в тумане снов
Сгорая в пламени слов
Смиряясь в объятьях оков
Лечу к тебе ветром
Я будто сама стала песней и, хотя тело осталось стоять на коленях в холодном коридоре, поплыла по воздуху к нему. Прикасаясь чувствами, поддерживая мыслями, не допуская и мысли, что Ледат может не выжить. Повторяя, будто заклинание, нашу песню:
Любви мотив не нов
Но сквозь аромат цветов
Поверх кружащих снегов
Настигнет он пеплом
Слова заканчивались, и я начинала с первой строчки, боясь даже перевести толком дыхание. Я взывала к этому миру, чтобы он позволил Троцкому остаться. Голоса за спиной стихли, возможно, все ушли, я так ни разу не обернулась, боясь пропустить, когда Ледата повезут обратно. Желая первой увидеть его лицо.
Мир сузился до метра, который оказался между мной и белоснежными панелями. Глаза слезились от напряжения, губы пересохли, голос охрип, но в какой-то миг высшие силы услышали
