— Лично Лаврентий Павлович распорядился. Дать герою самое лучшее, что у нас есть. Езжайте, смотрите.
Деваться некуда, вооружились зонтами и поехали смотреть.
Даже просто зайти на территорию Наркомфина оказалось той еще задачей…
Потребовали ордер, паспорта. Консьерж позвонил на Лубянку, сверил все. Потом вызывал толстую тетку из домоуправления в рабочем халате.
Пока шли и поднимались на третий этаж, та прочитала нам целую лекцию. Дом построен по проекту Гинзбурга в стиле советского авангарда и конструктивизма. Необычно тут все: общие балконы, квартиры-ячейки, плоская крыша с солярием, стеклянные стены у семейных квартир. В подвале своя прачечная, столовая.
— Вам выделили ячейку К, — прокуренным голосом закончила женщина, отпирая дверь. — Высота потолков — пять метров. Обратите внимание на инструкцию по светомаскировке, — она показала на висящий на стене в прихожей листок с отпечатанным на пишущей машинке текстом в рамочке, — соблюдать надо тщательно.
Мы с Верой задрали головы. Впечатляет. Квартира оказалась двухуровневой! Вот только в квартире я и отогрелся. Как прислонился задом к теплому ребристому чугуниевому боку (по погоде топят, не по календарю!), так и отлип только тогда, когда припекать начало.
На первом ярусе была расположена передняя и кухня, соединенная с балконом. Вверху было две спальни — двадцать метров и двенадцать.
— Зачем две? — жена дернула меня за рукав кителя.
— Сделаем из правой детскую, — шепнул я в ответ. — А соседи кто?
— Соседи-то? — задумывается тетка. — Слева пожилая вдова-генеральша живет. А с другой стороны семья с двумя детьми — сын школьник, а дочь уже взрослая. Папаша там замнаркома тяжелой промышленности. Большой человек.
— Маленьких тут, похоже, нет, — хмыкнула Вера.
Комнаты обставлены мебелью. Все казенное, с биркой. Массивный буфет с закругленными углами. Книжный шкаф в прихожей, стол и стулья дубовые, тяжелые, основательные. Диван со спинкой обитой бархатом. На стене часы с маятником в большом деревянном футляре. Окна все заклеены крест-накрест бумагой, светомаскировочные плотные шторы уже висят везде.
Какая-то техника тоже есть. Тарелка радио на стене. Но на кухне нас ждал сюрприз! Холодильник, дорогие друзья! Нет, вы представляете, настоящий холодильник! Здоровенный белый шкаф на высоких ножках. Не веря своим глазам, я потянулся к вертикальной ручке на дверце, но жена опередила меня и открыла чудо техники первой. Внутри загорелась лампочка, освещая пока пустые полки.
— Холодильник последней модели, — начала вещать наша провожатая, — ХТЗ-120, — она с гордостью показала на эмблему Харьковского тракторного над дверцей. Емкость сто двадцать литров.
Я чуть не присвистнул. Это сколько же еды в него может влезть!
Я зажигаю конфорку газовой плиты — работает.
Мы поднялись по лестнице, зашли в туалет.
Я бы уже ничему не удивился, даже персональному бассейну. Но нет — в санузле только приличная плитка и самая обычная чугунная ванна. Из всех излишеств — два душа, один с гибким шлангом, другой стоячий, на штанге. Зато, как рассказывает тетка, в подвале дома стоят автономные бойлеры, и отключение горячей воды летом жильцам не грозит. Оно и ясно — вот будет визгу, если какая жена наркома не помоет свой зад.
Но что меня еще удивило — так это мощная вентиляционная система, паркет на полах, городской телефон, по которому можно также позвонить консьержке на этаже.
Ущипните меня, я же сейчас точно в 41-м?! Похоже, уже кто-то живет при коммунизме.
Спальни тесноватые, с готовым гарнитуром из карельской березы. Шкаф, кровать, комод, трельяж — все из нее! От яркой рыжины пестрит в глазах, а на фоне светло-желтого дубового паркета очарование редкой древесины теряется напрочь. На потолке — тяжелая бронзовая люстра. Я, конечно, ни разу не специалист, но сдается мне, что она совсем не лепится с советским, как это она сказала? Конструктивизмом, ага.
— А еще у нас тут собственное бомбоубежище — похвасталась тетка — Так что далеко ходить не надо. Только при налете лифтами пользоваться запрещено! Их отключают. Имейте в виду. Ну как, берете?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Домоуправша, похоже, даже не сомневалась в нашем решении.
— Берем, конечно! — жена ответила быстрее, чем я успел додумать. — Когда можно переезжать?
Представитель администрации подумала секунду:
— А вот хоть сейчас можете. Нужные бумаги оформим позже.
— Телефон подключен? — спросил я у нее. — Мне позвонить надо.
— Да, конечно, — показала домоуправша на аппарат — близнец той громадины, что у нас в киевской квартире стояла.
Первым делом я дозвонился до аэродрома. Удивительным образом звонки через коммутатор прошли без сбоев. Сегодня явно мой день, везёт во всём. Может, лотерейный билет купить? И ребята-авиаторы нашлись рядышком с телефоном. Вылет обещали в течение двух часов. Так что пора собираться. Погулял, Петя, и хватит.
Второй звонок я сделал в ГОНовский гараж. Кирпонос оформил мне такой подарок, оставил за собой машину на время моего пребывания. Я, конечно, не злоупотреблял, но тут как раз тот случай, когда надо. А то трамваи на аэродром не ходят.
— Пойдем, Верочка, довезу тебя до дома, — сказал я, открывая входную дверь. — Теперь точно пора.
***
Высадив Веру у дома, я зашел только за своими вещами, наскоро попрощался с женой и поспешил к машине. Не люблю я эти прощания, одну тоску нагонять. Когда далеко, то просто скучаешь, переживаешь, а так… Оторваться от родного лица не хочется, так бы и смотрел в глаза любимой. Эх, что-то меня на лирику потянуло, как бы стихи не начал писать. Хорошо с квартирой получилось, повезло. Теперь хоть что случись со мной, а Вера устроена. Понятное дело, не в квартире. А ради счастья любимой, вот в чем.
Что-то не по себе мне, не так как-то. Ладно, расквасился ты, Петя, хватит нюни разводить. Вон рядом Вера плачет, рукой машет. Прямо сердце щемит. И я скомандовал водителю в путь.
«Эмка» домчала меня до аэродрома меньше чем за час. Пока документы проверяли, потом до самолета, по закону подлости стоявшему в самом дальнем конце, пешкодралом пёр, вот еще полчасика и прошло. Поздоровался с ребятами, отлили на дорожку, а то в небе сортир не предусмотрен, и по местам.
Летели на Ли-2. Это официально, конечно, а так члены экипажа дружно называли его «Дугласом», как папу звали. Свежеперекрашенный самолет взревел двигателями, постоял немного, и начал выруливать на взлетно-посадочную полосу. Я был единственным пассажиром, в кабине сидели два летчика, а радист и бортмеханик, который был заодно и стрелком, спрятались в хвосте, где в окнах грузовой кабины были вмонтированы два ШКАСа. Прилаживали пулеметы явно наскоро, о том, что через дырки будет неимоверно сквозить, вряд ли кто думал, так что я быстро оценил ценность выданного мне тулупа. Хоть и была одежка пошита еще при царе-батюшке и выглядела неказисто, свою основную задачу: греть того, кто внутри, выполняла неплохо.
Вылетали мы на свой страх и риск, в совсем небольшое окно, но время такое, да и груз, которым был забит фюзеляж, сам себя не повезёт. Мое дело маленькое: сиди спокойненько и не мешайся под ногами. Потому как худо-бедно я мог бы заменить разве что стрелка, да и то условно — я из ШКАСа никогда раньше не стрелял, а из движущегося самолета — тем более. Так что я залез на какой-то ящик, попытался спрятать в недра тулупа руки и ноги, не упав при этом в проход и закрыл глаза, попытавшись побыстрее заняться тем, от чего солдатская служба продвигается бодрее. У меня получилось, я даже не дождался момента отрыва самолета от земли.
Снился мне сон из моей прошлой жизни. В нем я бежал и бежал вдоль берега болота от проклятой зоны, но никакой островок, на котором я должен был спрятаться, всё не появлялся. Поначалу бег был легким и необременительным, я даже смог подняться и полететь над землей, но потом что-то случилось и зековские ботинки-говнодавы начали, противно чавкая, тонуть в грязи. А погоня всё приближалась, уже собаки, роняя слюну из дышащих могильным холодом пастей, готовы были вцепиться мне в ноги, а я всё пытался найти тот самый островок, на котором мне было приготовлено спасение.
