давали надежду, что она сможет изменить свою жизнь.
В том году Эми выиграла награду MOBO в номинации «Лучший британский артист», будучи номинированной в четырех категориях. Она также получила статуэтку за лучший альбом на Q Awards, которую за нее забирал Марк Ронсон – никто не знал, куда подевалась сама Эми.
Ее европейский тур отменили, но она пришла на награждение Mercury Music Prize в отель London’s Grosvenor House. Спустя всего месяц после передозировки она исполнила самую трогательную версию «Love is a Losing Game». У всех мурашки пошли от ее голоса под аккомпанемент акустической гитары. Митчелл пришел поддержать ее, а ее давний друг Джулс Холланд пригласил ее на сцену. Он был огромным фанатом ее музыки и не забыл напомнить публике, почему: «Пожалуйста, поприветствуйте по-настоящему великолепный голос… Эми Уайнхаус!» Мне тоже хотелось увидеть ее на сцене. Это Эми: как только все думали, что ей конец, она доставала кролика из шляпы и напоминала о своем невероятном таланте.
14 сентября Эми исполнялось 24 года, и мы увидели небольшой проблеск надежды. После отпуска она казалась расслабленной. Она вернулась, как всегда, не понимая, к чему весь этот шум вокруг. Слава, алкоголь и наркотики убедили ее в собственной неуязвимости – это было далеко не так. Она была таким же человеком.
Митчелл запланировал для нее вечеринку в Century Club в Сохо. Она, конечно, опоздала, но зато сразу же крепко меня обняла. «Мамочка, мамочка!» – пропищала она, сжимая меня в объятиях. Эми всегда была крошечной, но я вдруг ощутила ее болезненную худобу. Прощупывались ее ребра и локти, но я решила ничего не говорить. При встречах я старалась не показывать своего удивления ее внешним видом. Я не хотела, чтобы она знала о моих страданиях. Постоянная борьба, попытки не уйти под воду никогда не покидали меня, но я старалась держать лицо. Только так я теперь могла оставаться ее матерью. Мое желание защитить ее было сильнее любого страха.
Мы с Митчеллом редко координировали наши действия, но кое-что мы все же должны были сделать совместно. В теории, мы управляли деньгами Эми, и было решено уменьшить ее недельные выплаты до 300 фунтов – чтобы уберечь ее от транжирства. Поначалу Эми согласилась, но позже мы поняли, что план провалился: она брала наркотики под расписку – однажды аж на 12 000 фунтов. Ситуация была фатальной.
В октябре карусель вновь закружилась. Эми с Блейком переехали с Джеффрис-Плейс, поселившись в современной квартире в Боу на востоке Лондона, по соседству с ее парикмахером Алексом Фолденом (но Эми не продала Джеффрис-Плейс, так что они переезжали туда-сюда). Алекс тоже был наркоманом – ситуации хуже не придумаешь. Я пару раз виделась с ним на ее концертах. Он был вежливым и приятным, но видеть его рядом с Эми мне не хотелось. Они были «товарищами по наркотикам», а не друзьями.
Алекс Фолден был с Эми в Норвегии, когда их с Блейком арестовали за курение марихуаны в номере отеля. Они вышли под залог в 350 фунтов. Back To Black занял первую строчку в Норвегии в феврале, а теперь у нее за плечами был арест в этой стране. Но впереди ждали куда более серьезные проблемы.
В июне 2006 года Блейк был среди парней, которые сильно избили Джеймса Кинга, владельца паба в Хокстоне под названием Macbeth. По неизвестной причине той летней ночью после закрытия паба Блейк и его товарищ Майкл Браун повалили мужчину на землю и избили ногами. Они бросили его лежать на земле со сломанной скулой и подбитым глазом. И это был мой зять.
После нападения Блейка и Брауна арестовали и предъявили им обвинение в «причинении тяжкого вреда здоровью». Но они отказались признать вину. Следующее судебное заседание назначили на другой день. Впервые эту историю я узнала лишь 8 ноября 2007 года, когда в квартиру Эми на Джеффрис-Плейс ворвалась полиция.
День выдался странным. Мы с Тони собирались поехать к Эми, но вдруг зазвонил телефон. Это была она. «Не приезжайте на квартиру, мам! Я встречусь с вами в пабе», – сказала Эми. Голос звучал испуганно. Она пообещала перезвонить. Лишь следующим днем она почему-то попросила забрать ее из Хакни в Восточном Лондоне. Я не успевала за ее вечными выдумками, но мне очень хотелось встретиться. Однако ее телефон отключился до того, как она назвала мне место встречи. Я несколько раз перезванивала, но она не брала трубку. В конце концов Алекс рассказал мне, что на Джеффрис-Плейс приехала полиция. «Тут их просто море». Я молчала, живот свело. Что, черт возьми, снова случилось?
Когда полицейские взломали замки и вскрыли двери, ни Эми, ни Блейка не было дома. Они три часа рылись в ее личных вещах, прежде чем вынести три коробки документов и личный компьютер. Со всем разобрался Митчелл: он был дома в Боу вместе с Эми и Блейком, когда полиция пришла и туда. Эми чуть не обезумела, когда Блейка арестовали и увели в наручниках. Она хотела поехать с ним, но ей не позволили.
Полицейские искали не наркотики, подумала я. Вскоре после первого предъявления обвинений Блейку и Брауну Джеймса Кинга вынудили отозвать заявление: ему предложили 200 000 фунтов и полностью оплаченное путешествие в Испанию в обмен на отказ от показаний.
По слухам, это были деньги Эми, и теперь против нее собирали доказательства.
Когда я разговаривала с ней, она звучала очень обеспокоенно.
«Ты ничего не сказала по поводу Блейка», – выдала она, словно я могла говорить с ней лишь об этом.
«Если солнце встало, то на дворе день, – ответила я. – Я знаю про арест. Что тут еще скажешь?»
Но она так сильно сконцентрировалась на себе и Блейке, что ей было плевать на все вокруг. И я вновь осталась наедине с этим кошмаром.
Было неприятно осознавать, что Джеффрис-Плейс стало местом преступления, что полиция потрошила там шкафы, тумбочки и полки, рылась в жизни Эми. В этом месте началась ее карьера, я безмерно его любила. Эми была способна на многие вещи, но точно не на подкуп. Я глубоко вздохнула и приготовилась к очередному сюрпризу, однако на деле я уже ничего не ощущала и действовала на автомате.
Заседание по делу Блейка должно было состояться в Королевском суде Снэрсбрука 12 ноября, но слушания отложили в связи с обвинением в попытке воспрепятствовать правосудию. Блейка оставили под арестом в Пентонвильской тюрьме до следующего заседания. Впервые Эми и Блейк разлучились на несколько месяцев.
Эми решила продолжить турне по Великобритании, запланированное на ноябрь, и впервые выступить на самых крупных площадках страны. Она начинала ненавидеть туры, но очень хотела показать свою преданность тысячам поклонников. В сердце она была профессионалом, – ей не хотелось отменять концерты и подводить менеджмент, – но она не понимала, что находится на грани.
Тур вымотал Эми и морально, и физически. Помимо бесконечной дороги ей приходилось играть в новом месте каждый день. Так как большинство ее концертов проходило поздно вечером, а афтепати – и вовсе по ночам, весь день она чаще всего спала или пыталась это делать. Ее режим перевернулся с ног на голову, что ухудшало депрессию. Как ей вредило и выворачивание души на выступлениях. Back To Black – это плод личной трагедии, и исполнение песен возвращало назад те эмоции. В ее случае сценическая драма продолжалась и за кулисами.
Я часто писала ей, но редко получала ответ. «Нормально, мамочка, все нормально». Она лгала, и я это понимала. Даже когда Эми была подростком, во время пения она словно уходила
