— Пишите, мадемуазель, иначе я не ручаюсь за себя.
— Шевалье, но неужели вы способны убить беззащитную женщину?
— Вы сломали жизнь Колетты. Но еще можно все исправить, мадемуазель, и я всего лишь принуждаю вас к благому поступку.
— А если я не стану писать под вашу диктовку? Острие шпаги чуть сильнее прижалось к коже, оставив на ней маленькую вмятинку.
— Ну что же, шевалье, смелее, я не собираюсь писать Колетте, я не собираюсь коверкать ее будущую жизнь, ведь девочка не простит мне этого.
— Мадемуазель, пишите, или же я убью вас! — острие шпаги красноречиво напомнило о себе болью.
— Я не боюсь вас, Александр, — сказала Констанция, — вы всего лишь интересны мне как довольно редкий субьект. Ну почему, шевалье, вы не хотите довольствоваться положением любовника и вам обязательно нужно стать мужем?
— Мы так решили с Колеттой, — не очень-то убежденно сказал Александр и немного отодвинул острие шпаги так, чтобы то не причиняло Констанции боли.
— Вы обманываете себя, дорогой мой, а я желаю вам добра, вам и Колетте. Возможности у любовника куда большие, чем вы можете себе представить, ведь в обязанности мужа входит не только любить жену, но и содержать ее.
— Я прошу вас не напоминать о моей бедности, мадемуазель.
— Но что же делать, если она сама напоминает о себе.
Констанция, усмехнувшись, осмотрела Александра с ног до головы. Потертый мундир, не очень-то новый плащ, лишь только шпага сверкала новым посеребренным эфесом.
Если вы не послушаете меня, шевалье, и поддавшись на уговоры виконта Лабрюйера похитите Колетту, то знайте — ни вы, ни она никогда не будете счастливы.
Пишите, мадемуазель, — голос Александра дрожал.
Нет, я не могу взять на свою душу такой грех, — Констанция скомкала начатое письмо.
Что вы делаете, мадемуазель?
Я всего лишь пекусь о вашем счастье.
Вы не имеете права так поступать!
Это решать мне, шевалье. Ну что ж, вы решили убить меня, так убивайте, — и Констанция запрокинула голову.
Ее длинная стройная шея напряглась, а чтобы усилить впечатление, мадемуазель Аламбер раздвинула ворот платья.
— Колите, шевалье, если вам приятен вид моей крови.
И тут Констанция не на шутку перепугалась: подрагивающий клинок впился ей в горло. Она вскрикнула и отпрянула. Александр Шенье выронил шпагу из рук.
Констанция с ужасом прислушивалась к боли, а затем прикоснувшись пальцами к шее, поднесла их к глазам: кровь текла по ее руке.
— Простите меня, мадемуазель, — бросился на колени Александр Шенье, — на меня нашло какое-то затмение, простите!
Констанция приложила платок к ране.
— Бедный мальчик, вы, наверное, в самом деле влюблены до умопомешательства. Ну что вам такого мог сказать виконт Лабрюйер? За что вы хотели убить меня?
В глазах молодого человека стояли слезы. Он готов был отдать все, лишь бы только вернуть время назад, лишь бы только не текла кровь по белоснежной шее Констанции Аламбер.
— Он сказал, что вы принуждаете Колетту выйти замуж за Эмиля де Мориво.
— Ее принуждает мать, — ласково ответила Констанция, — и Колетта сама не решится ее ослушаться.
— Но как же быть с нашей любовью?
Уголки плотно сжатых губ Констанции дернулись.
— В слове «муж», дорогой мой, не звучит любовь, а вот в слове «любовник» оно присутствует. Подобное никогда не приходило вам в голову, шевалье?
— Простите меня, — Александр Шенье прикрыл глаза и из-под опущенных век показались слезы.
— Вам стыдно? — спросила Констанция.
— Мне стыдно, мадемуазель, за свой поступок, но я все равно добьюсь своего, Колетта будет моей женой.
— Ну что ж, — вздохнула Констанция, — тогда мне придется прибегнуть к крайнему средству. Ведь вы считаете Анри Лабрюйера своим другом?
— Он очень много сделал для меня.
— А вам не показалось странным, шевалье, что до поры до времени он молчал и только сейчас решился открыть вам глаза на мое так называемое коварство?
— Мадемуазель, прошу вас, расскажите мне все иначе я начну теряться в догадках и не пойму, кто мне друг, а кто мне враг.
— Хорошо, шевалье, но прошу ничему не удивляться. Многое из услышанного вами покажется странным и даже непристойным, но вы сами просили меня рассказать все, ведь, не зная правды, невозможно принимать правильные решения. Вы со мной согласны, шевалье?
— Да, мадемуазель.
— Так вы готовы знать правду или все-таки предпочитаете оставаться в блаженном неведении?
— Я готов ее выслушать, мадемуазель. Александр Шенье все еще стоял на коленях перед Констанцией Аламбер, все еще тонкой змейкой сочилась кровь из раны на шее женщины.
— Вы знаете, шевалье, кто такой Эмиль де Мориво?
— Мне приходилось с ним встречаться, мадемуазель, он мой учитель фехтования в гвардейской школе.
— Но это всего лишь одна из его ипостасей.
Шевалье широко раскрытыми глазами посмотрел на Констанцию.
— Неужели вы хотите сказать, мадемуазель…
— Да, именно. Он был моим любовником.
— Как я раньше не догадался об этом, — воскликнул Александр Шенье.
— Да-да, дорогой шевалье, он был моим любовником.
— И вы, мадемуазель, согласны, чтобы он завладел Колеттой?
Мадемуазель Аламбер улыбнулась.
— Как муж, только как муж. Роль любовника я прочу вам.
Так вот в чем дело, — догадался Александр, — вы помогли мне лишь с целью отомстить Эмилю де Мориво?
— Не только с этой целью, шевалье, ведь я еще люблю Колетту, вы упускаете это из виду.
— Простите, мадемуазель, но я не совсем понимаю вас…
Но Констанция пропустила это замечание мимо ушей.
— А теперь мне хотелось бы открыть вам глаза на роль виконта Лабрюйера во всей этой истории.
— Неужели, мадемуазель Аламбер, и он взялся помогать мне, не имея в виду помочь Колетте? Мадемуазель Аламбер рассмеялась.
— Виконт не из тех людей, которые готовы помогать бескорыстно. Ведь он мой друг и, узнав о предательстве Эмиля де Мориво, по-своему взялся помочь мне.
Лицо шевалье напряглось. Он уже догадывался о самом для себя страшном, но не решался самому себе в этом признаться.
И Констанция нанесла последний сокрушительный удар по самолюбию Александра Шенье.
— Виконт Лабрюйер не так безобиден, как это может показаться. Он соблазнил вашу Колетту, лишил ее невинности.
— Я не могу поверить в это, мадемуазель.
— Поверить придется, Колетта сама рассказала мне обо всем. Это правда, шевалье, мне нет смысла вас обманывать. Анри посмеялся над вами. Надев маску Друга, виконт завладел невинностью Колетты.
— Я не хочу в это верить, мадемуазель.
— Но это правда и лучше знать ее, чем и далее тешить себя обманом.
