самый. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
Я в таком шоке, что никак не могу отреагировать. Ведёт себя будто мой настоящий жених.
Несколько ночей в постели с тритоном?!
Я планировала как-то перекантоваться, случайно уснуть в ванной или задрыхнуть в кресле-качалке на балконе. Но несколько ночей подряд спать в душевой кабине не получится. Заподозрит!
Волнуюсь, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, а в это время его рука уже не просто лежит на моей талии, она шевелится и поглаживает. Сложно беситься и собираться домой, когда тебя ласкают.
Эта новая тактика мне совсем не нравится. Она опасная. Я могу растаять.
Босс прячет мой телефон в карман своего пиджака. Разворачивает к себе лицом, обнимает двумя руками и целует в висок, нашептывая:
— Куда это ты собралась, дорогуша?
— А что это вы такое со мной делаете, босс?
— Обнимаю.
— Губами?
— Имею полное право, я — жених. — Снова прикасается к виску.
Тепло его дыхания согревает мою кожу, рассыпая по ней приятные мурашки.
— Так не пойдет, Тритон Игоревич, — путаюсь в словах и чувствах. Мотнув головой, поправляю себя: — Герман Игоревич, я хочу составить чёткий договор и аккуратно прописать в нём все пункты, — хриплю, в полный голос не получается, — потому что, как мне кажется, вы пересекаете допустимые границы. Мы договаривались без рук, а вы вообще с ума сошли. Творите какое-то бесчинство.
Поворачиваю голову, а Сабины нигде нет.
— Ваша любимая ушла, для кого этот спектакль? А-а-а, я поняла, — с трудом отлепляюсь, заглядываю ему в глаза, — у подъезда к дому натыканы камеры, и ваш папа сейчас смотрит в экран!
Тритон улыбается и не сводит с меня глаз, молчит. Ну и что это значит? Не могу сконцентрироваться на основных задачах фиктивного брака, когда меня нежно гладят по спине.
— Отпустите, Герман Игоревич, на нас смотрят водитель и мужик в сером пиджаке, имя которого я благополучно забыла. Вы меня сбиваете.
Но, вместо того чтобы выполнить мою просьбу, тритон поднимает вторую руку выше и, зарываясь в волосы, массирует затылок. Как же приятно. Я таю как свеча, и дело не только в том, что на улице уже прохладно и Белозерский создаёт дополнительное тепло. Просто этот гад такой крепкий, большой и сильный и явно умеет обращаться с женщинами, что я… ох.
Он не тритон, он хамелеон. Я вообще не понимаю, что ему нужно. Совсем меня запутал. Пробраться бы ему в голову и узнать, что у него на уме.
— Пойдём, я покажу тебе нашу комнату. — Выпускает из объятий, но, соединив наши ладони, переплетает пальцы.
— Послушайте, Герман Игоревич, я что-то плохо себя чувствую. Видимо, аппендикс по новой воспалился. Вы тут сами доиграйте, без меня, ладно?
— Не может воспалиться то, чего нет. Пойдём, Ань.
— Не могу.
— Трусишь?
— Не хочу мешать вашему счастью.
— Ты про кучу денег в наследство?
— Я про кучу ботокса и накладных ногтей.
— Ох, Аня-Анечка! — качает головой, усмехнувшись.
— У меня есть план, Герман Игоревич. Гавриила нет. Вам сам бог велел приударить за Сабиной. Я вам только мешаю. Скажите папе, что у меня рейс в Воркуту.
Герман смеётся громче.
— Что ты такое говоришь, Аня, я вообще-то помолвлен и собираюсь жениться.
— Вы хитрый и отлично притворяетесь. Вы хотите получить наследство, и вам плевать на наши с Сабиной чувства. Мне неудобно мешать великой любви. Я еду домой. Всё!
Герман щурится. Веселится.
Не понимаю, он что-то испытывает ко мне или притворяется? Его прикосновения такие настоящие и будят во мне запретные чувства. Я не хочу, чтобы он мне нравился, и ещё больше не хочу ощущать вожделение к человеку, который мечтает о Сабине.
Надо было выйти на кольце: устроить истерику, попроситься наружу. Не ехать сюда. Упираюсь.
А Герман, устав уговаривать, закидывает меня на плечо.
Это так на него непохоже, что я впадаю в ступор!
Повисаю на нём, как тряпка на сушилке для белья.
— Босс, признайтесь, вы что-то тяпнули в машине? Выпили из той серебристой Диминой фляжки? Я никому не скажу! Это не вы, босс!
Молчит, просто несёт в дом, посмеиваясь. Мы заходим внутрь. Пытаюсь спасти ситуацию.
— Здравствуйте, я Аня, — улыбаюсь женщине в костюме горничной, которую вижу вверх ногами. — Герман Игоревич мой жених. Мы помолвлены. Я устала, не могу идти сама. Видимо, синдром Лериша разыгрался, совсем замучил окаянный. Это нечасто встречающаяся болезнь, она проявляется в формате хромоты, когда болит одна из ног. Но в такие минуты Герман мне всегда помогает. Заботится.
Домработница отворачивается, поджимая губы, а я оглядываюсь по сторонам. Дом большой и очень красивый. Интерьер в классическом стиле. Кругом дорогая массивная мебель из натуральных материалов. Большая хрустальная люстра стоит на полу. Классно тут. Мне нравится.
Глава 37
Тритон тянет меня по лестнице. Оглядываюсь по сторонам. Никак не пойму, где все те, кто должен был приехать на барбекю? Только обслуживающий персонал повылезал из разных щелей и хихикает, наблюдая за дурью хозяйского сына. Честно говоря, мне уже надоело висеть вниз головой, и я с удовольствием пошла бы ногами.
— Может, хватит демонстрировать свою физическую силу? Я же вам уже говорила, что вы молодец. Большой и сильный мужик. Поставьте меня на место, Герман Игоревич. Пожалуйста. Мне неудобно, люди смотрят.
— Поставить, чтобы ты вызвала такси и сбежала?
— Как я вызову такси, если вы у меня телефон забрали и засунули себе в карман? — зеваю, подметая ступени волосами.
— А кто тебя знает, ты умная и сообразительная.
— Спасибо за комплимент, но у меня вся кровь к голове прилила, неприятное ощущение.
— Когда я тебя переверну, она отойдёт обратно.
— Ясно, а что насчёт правил приличия? Думаете, подобное варварское поведение сочетается с нормами поведения в высшем обществе, к которому вы себя относите?
Вздохнув, хватаюсь за его спину и неловко касаюсь его пятой точки.
— Извините, Герман Игоревич, я случайно.
Покрываюсь алыми пятнами. Похоже, стыдоба — моё второе имя. Белозерский останавливается.
— Точно случайно? Просто если тебе хочется меня трогать, то в принципе я не против. Даже за.
Недовольно поджимаю губы, хватаясь за его пиджак.
— Руки затекают. Вот и схватилась за что смогла.
— Ага, я так и подумал, — усмехнувшись.
—
