Сам связался по телефону со штабом батальона и доложил:
— Ведут огонь тяжелые минометы. Я уже потерял девять человек. И еще эти два танка. Они бьют на выбор по каждой вспышке.
— Сам не справишься? — спросили его.
— Попробую. Но соседи в других подъездах теряют боевой дух.
— Ты сам его не потерял? — насмешливо спросил по телефону командир батальона.
— Нет. С этой позиции мы не уйдем.
— Ладно. Попробую помочь.
Командир батальона, тоже молодой, тридцати двух лет, приказал адъютанту:
— Свяжись с нашими танкистами. Они что, спят там?
Затем он позвонил в дивизион реактивных минометов и объяснил ситуацию. Там тоже обещали помощь.
Тяжелые минометы прекратили огонь. Обе «тридцатьчетверки» и один из бронетранспортеров вели плотный пулеметный огонь по окнам третьего и четвертого этажа. В полуподвале и на первом этаже уже шел бой. Штурмовая группа захватывала все большее пространство.
Савелий Грач со своими разведчиками ворвались во второй подъезд. Взрывы нескольких гранат уничтожили пулеметный расчет. Отделение немецких пехотинцев отступало, оставляя на лестничной клетке убитых.
Сергей Вишняк догнал автоматной очередью унтер-офицера, который отступал последним. Он упал в дверном проеме, выронив из рук свой «МП-40» с пустым магазином.
Бросили в квартиру сразу три-четыре гранаты и, непрерывно стреляя, ворвались в нее. На полу лежали мертвые и тяжелораненые. Двое солдат, забежав в кухню, что-то выкрикивали.
— Сдаетесь, что ли? — крикнул им Вишняк.
В ответ вылетела граната. От нее едва успели отскочить за простенок. Когда ворвались в кухню-столовую, один из солдат уже выпрыгнул в окно, а другой стрелял от пояса, торопясь выпустить магазин автомата.
Разведчик из молодых угодил под пули, ахнул и упал вниз лицом. Солдат уже вскочил на подоконник, собираясь тоже прыгать вниз, но его пробила навылет трасса из «ППШ».
Взмахнув руками, автоматчик вывалился на улицу. Все услышали, как тяжело шлепнулось тело. Кто-то выглянул наружу. Солдат лежал неподвижно, а тот, который выпрыгнул первым, быстро полз вдоль стены. Видимо, при ударе об асфальт он сломал ноги. Услышав голоса наверху, он замер и обернулся с широко раскрытыми глазами.
Его добили выстрелом из соседнего окна.
Второй подъезд быстро зачищали. В некоторых квартирах вспыхивали рукопашные схватки. Сбившись на третьем и четвертом этаже, солдаты пехотного взвода упорно оборонялись и несли большие потери. Их командир, унтер-офицер (лейтенанта убили), кричал эсэсовцам, оборонявшим третий подъезд:
— Нас теснят! Помогите, если сможете.
Молодой шарфюрер приказал пятерым эсэсовцам взорвать стену на первом этаже и помочь пехотинцам. Саперы под командованием Петра Шевченко опередили их.
Заряд взрывчатки разнес входные двери третьего подъезда дома-крепости. Частично развалил баррикаду из мешков с песком, кирпича и обломков мебели. Двое эсэсовцев угодили под завал. Но когда саперы и штурмовой взвод ворвались внутрь, их встретили пулеметным огнем и гранатами.
— Иваны прорвались!
Шарфюрер сбежал по лестнице вниз. Наступавших отбросили. В подъезде остались четыре убитых бойца, в том числе один из последних сержантов саперного взвода.
Петр Шевченко, обозленный, зажимая окровавленную ладонь (угодил небольшой осколок), приказал:
— Вперед не лезть. Хватит с нас мертвых.
Огнеметчик с баллоном за спиной, пустил по лестничной клетке струю шипящего пламени. Сверху стреляли из автоматов, взорвались две гранаты, ранив осколками одного из бойцов. Взвод открыл ответный огонь.
— Выжигай всех к черту!
Лестница горела, клубился ядовитый дым. Прорезая его, огнеметная струя ударила в стену. Вспыхнули сразу несколько дверных проемов. Пламя, подхваченное сквозняком, заполнило лестничную клетку.
Бронетранспортер непрерывно стрелял из двух своих пулеметов, не давая эсэсовцам высунуться из окон. Ольхов дал команду подтянуть остальные пулеметы.
Михаил Маневич, прячась за стволом вяза, ловил в прицел вспышки выстрелов и посылал пулю за пулей. Его заметили и обстреляли из пулемета. Толстый узловатый ствол принимал удары, в стороны летело древесное крошево. Снайпер не знал, что одной из своих пуль он ранил шарфюрера. Двадцатилетний эсэсовец терпеливо ждал, пока санитар перевяжет простреленное плечо.
— Ну вот, Карл, теперь все в порядке. Кость не задета, ты еще повоюешь.
Санитар был из приписного состава, морщинистый добродушный старик, лет за пятьдесят. Но, как и все в батальоне, он носил эсэсовские «молнии». Кажется, он начинал свою санитарную карьеру еще в прошлую войну и наловчился в этом деле. Умело перевязывал раны, останавливал кровь и накладывал шины на перебитые кости.
Санитар, не спеша, собрал свою сумку и поднялся с продавленного дивана. А дальше произошло страшное и неожиданное. Голова старика вдруг разлетелась на части. По крайней мере, так показалось шарфюреру Карлу.
Это было не совсем так. В окно влетела очередь крупнокалиберного «браунинга», установленного на бронетранспортере. Тяжелая пуля угодила санитару в ухо и пробила голову, вывернув височную кость. Бурые комки брызнули на стену, а старик свалился на пол.
Шарфюрер невольно попятился. Какое-то время он был отвлечен болью, переживал за свою руку. Сейчас он отчетливо слышал, как все вокруг заполнено яростной стрельбой и взрывами гранат. В комнату вбежал его помощник.
— Русские пустили в ход огнеметы. Огонь перекинулся на второй этаж Нас выкуривают.
— Перейдем в другой подъезд и будем прорываться.
Он произнес эти слова, стараясь оставаться спокойным. Помощник глянул на санитара.
— Господи, ему вышибло мозги.
— Прекрати панику.
Остатки взвода эсэс бросились через пролом в стене в соседний подъезд. Там творилось непонятное. Русские загнали пехотинцев на четвертый этаж, забрасывали гранатами и вели огонь из всех стволов.
Шарфюрера сразу контузило. На его глазах был убит автоматной очередью помощник. Кто-то кричал, что они обречены. Надо сдаваться.
— Поздно! — возразил другой. — Они нас прикончат.
Оставалось только лезть на крышу. Но пехотная рота, взяв дом на другой стороне улицы, обстреливала крышу и чердак сразу из нескольких пулеметов.
Да и чердака, как укрытия, уже не существовало. Мины сделали свое дело, изорвав в клочья цинковые листы.
— Сдаемся! Эй, русские, вы слышите?
— Кто там решил сдаваться?
Двадцатилетний шарфюрер сделал шаг вперед, чтобы расправиться с трусом. Это был последний шаг в его короткой жизни. Откуда-то потянулась светящаяся в дыму строчка пуль и мягко, почти без боли, уткнулась в него.
Он лежал лицом вниз, не в силах пошевелиться. Словно сквозь вату доносились выстрелы, автоматные очереди и крики. Ближний бой превратился в рукопашную схватку.
Русские, увидев среди защитников дома-крепости солдат войск СС, уничтожали всех без пощады. О сдаче в плен речи уже не шло. Кто-то наступил тяжелым сапогом на пальцы двадцатилетнего эсэсовца, он вскрикнул.
Его добили выстрелом в голову и, перешагнув через труп, бросились преследовать тех, кто искал спасения на крыше.
Улицу длиной девятьсот шагов удалось пройти лишь наполовину. С наступлением темноты штурмовая группа и остатки пехотной роты закрепились в отбитых домах. Некоторые гарнизоны, потеряв большую часть людей, оставили свои позиции и отошли. Часть солдат сдалась в плен, но таких было немного.
Последним аккордом в этом ожесточенном бою стал залп шестиствольных минометов. С полсотни тяжелых двухпудовых мин обрушились на захваченную часть улицы.
Рухнула стена одного из домов, перегородив дорогу. В батарее Кондратьева накрыло два миномета вместе с расчетами. Крупный осколок со звоном врезался в борт бронетранспортера, застряв в броне.
Бой понемногу затихал.
Глава 9. Поединок с «тиграми»
Сержант Сергей Вишняк шел по ночной улице. Полчаса назад он обратился к командиру взвода Савелию Грачу:
— Я схожу гляну как обстановка.
— Не надо тебе ничего смотреть. Отдыхай.
Старший лейтенант догадался, куда собирается Вишняк.
— Мало башку под пули подставлял? Теперь из-за бабы, хрен знает, куда лезешь.
— Из-за женщины… она не баба.
В полутьме комнаты, при свете двух свечей, на лице сержанта перемещались глубокие резкие тени. Они знали друг друга давно, вместе служили в полковой роте разведки.
Савелия двинули вверх, в дивизионную разведку, уже стал старшим лейтенантом, а Вишняк, хоть и считался одним из лучших разведчиков, только недавно «сержанта» получил. Своевольный, упрямый, правду режет в глаза, за что его штабное начальство недолюбливает. Грач понял, что отговаривать Сергея бесполезно, уйдет самовольно.
