Тряхнув головой, от чего темные волосы рассыпались по плечам и спине, она встала и подошла к письменному столу. Ее внимание привлекли несколько фотографий, приклеенных скотчем к стене над столешницей.
На одной была запечатлена Соменкова рядом с симпатичным молодым человеком. На другой Маргарита Панина обнимала пожилую пару – вероятно, мать и отца. На третьей Нина Комарова с мужем держали за руки маленького сына. Все три снимка буквально источали свет от обилия солнца, радостных улыбок и веры в счастливое будущее.
Вздохнув, Скобцева осторожно прикоснулась к фотографиям.
– Насколько же все хрупко: живешь и не знаешь, что произойдет через минуту. Работали, любили, смеялись, строили планы. И вдруг судьба распорядилась по-своему. Одна погибла, вторая исчезла, третья… – она покосилась на Светлану и не успела подобрать нужного слова.
Со стороны входа послышался нарастающий низкий гул. Спустя секунду в уши ударила жесткая взрывная волна, тяжелая круглая дверь хлобыстнула по люку, а пол, стены и потолок подводного сооружения задрожали и пошатнулись.
– Господи! – вскрикнула Мария, хватаясь руками за верхнюю спальную полку. – Что происходит?!
Все куда-то поехало, поплыло, посыпалось. А хуже всего было то, что в районе входной двери зашипела вода, стремительно заполняя женскую половину жилого модуля…
* * *
Скобцева металась по комнате, скользила по мокрому полу, падала. Поднимаясь, подхватывала беспомощную Соменкову и пробиралась к выходу. Но из круглого люка хлестал напор ледяной воды, заполняя небольшой объем помещения и не давая двигаться к выходу…
Сути и причин случившегося девушка не понимала. То ли что-то нарушило герметизацию сферических конструкций, то ли наверху разыгрался грандиозный шторм, и платформа сорвала лабораторию со статичных креплений. Ясно было одно: сфера, внутри которой размещался жилой модуль, упала на грунт и осталась лежать, слегка накренившись.
Спустя несколько минут вырубился свет, а вода почти целиком заполнила помещение, «щедро» одарив двух женщин метровым воздушным пузырем в верхнем углу пристанища.
Нащупав ногами платяной шкаф, Мария забралась на него.
Одной рукой она держалась за край шкафа, другой поддерживала Светлану. Та практически не реагировала на внешние раздражители. Даже на громкий голос Скобцевой, периодически звавший на помощь.
* * *
Она верила и ждала, что кто-нибудь услышит, придет и выручит. И все же отчаянно напугалась, когда холодный мрак осветился изнутри таинственным светом.
Вода взволновалась, а свет становился ярче, пока не превратился в четкий круг фонарного рефлектора.
Наконец в крохотном пространстве бесшумно всплыла голова Черенкова.
– Живы? – отдышавшись, спросил он.
– Господи, Евгений! – прошептала девушка. – Как же я тебе рада!
– Говори громче – я ни черта не слышу!
– Живы! – прокричала она. – А что случилось с лабораторией?
– По всем признакам, на нижней палубе рванули воздушные баллоны.
– Это очень серьезно?
– Не знаю. Надо осмотреть повреждения.
– Ой, у тебя кровь на щеках, – забеспокоилась Скобцева.
– Знаю – из ушей течет. Это от взрыва… Омыв его лицо, она робко поинтересовалась:
– Женя, мы сможем отсюда выбраться?
– Постараемся. Сейчас отдохну и пойду искать дыхательные аппараты. Палубу центрального модуля здорово разворотило – всю нашу снарягу раскидало.
Он осветил безучастное лицо Соменковой.
– Как она?
– Насколько я понимаю в медицине – ее состояние ухудшается. Светлану нужно срочно поднять к специалистам.
– Ну, это и без медицины понятно. Моего напарника тоже надо побыстрее доставить наверх.
– Он ранен?
– Да. И теряет кровь.
– Жгут наложили?
– Нет. Рана на спине, чуть повыше лопатки.
– Давайте, я взгляну на него, – предложила Скобцева.
Черенков поморщился:
– Он на «чердаке».
– Где?
– Центральный модуль полностью затоплен, воздух остался на верхней палубе. Ты осилишь под водой расстояние до трапа?
– Отсюда до трапа? – боязливо переспросила она. – Вряд ли…
– Тогда жди. Найду пару аппаратов и вернусь…
Глава вторая
Российская Федерация, восточное побережье Байкала. Наше время
Уже несколько минут мы торчим на «чердаке». Электричество вырублено (либо оторван силовой кабель, питающий «Ангар» от генераторов платформы, либо сработала система защиты), воды по пояс, кругом непривычная тишина: не слыхать ни вентиляции, ни гула аппаратуры, ни проклятых классических симфоний.
Я нашел-таки дыхательные аппараты и перетащил девчонок из жилого модуля на верхнюю техническую палубу. Сложности это не представляло, если не учитывать того момента, когда Соменкова впала в панику. Едва мы водрузили на ее лицо маску и потянули вниз к выходу, как она стала дергать всеми конечностями и орать… Пришлось успокоить старым дедовским способом, легонько врезав ей в челюсть и обхватив руки, дабы не повредила свое снаряжение. Так и транспортировал до «чердака». Здесь скинул с ближайшего стеллажа пяток блоков и уложил бедолагу согреваться.
Вскоре она затихла и, кажется, заснула…
– Ты знаешь, как человек умирает под водой?
– Знаю.
– Расскажи.
– Зачем? – гляжу в бледное лицо Скобцевой, слабо освещенное отблесками двух фонарных лучей.
Она невероятно красива – настоящее воплощение грации и изящества. Стройная шатенка среднего роста. С высокими скулами, немного раскосыми зелеными глазами и мраморной кожей. Достоинства ее фигуры не в состоянии скрыть даже толстый «мембранный» гидрокостюм. Я – старый холостяк, и в моих крепких объятиях побывало немало красавиц, но таких, пожалуй, не было…
– Зачем тебе эти подробности?
– Хочу понять, как это происходит. Хочу быть готовой.
– Тебе на самом деле интересно?
Она кивает.
И тогда я, сохраняя спокойный тембр голоса, повествую о том, что пару раз довелось испытать на собственной шкуре. Правда, без летального исхода. Повествую специально в третьем лице, будто умирать под водой придется не нам, а кому-то другому. Зачем наводить тоску, если и так положение безнадежно?…
– Вначале тонущего человека охватывает паника: он неистово барахтается у поверхности, борясь за любую возможность вдохнуть глоток воздуха. Как правило, эта агония длится до шестидесяти секунд.
– Потом он теряет сознание?
– Нет. Оказавшись под водой, он задерживает дыхание и старается максимально долго сохранять в груди воздух. Нежелание расставаться с ним работает на уровне подсознания. Человеку словно кто-то внушает: выдохнешь и сразу умрешь.
– Какой ужас… И долго я смогу сохранять в груди воздух?
– Данная фаза длится до полутора минут.
– А затем наступает смерть?
– Нет. Это только преддверие смерти…
* * *
Перетащив двух девушек на «чердак», я опять ощутил жуткую усталость. Шутка ли столько часов в тяжелом гидрокомбинезоне, плюс энергичная эвакуация народа из затопленных помещений! Какие уж тут к черту нормы подводной работы и обязательного отдыха?! В общем, от усталости я даже позабыл, что вода в Байкале пресная. Страдал от жажды и терпел, как многократно делал это, находясь в море. Потом вспомнил, тихо матюкнулся и с минуту жадно пил, дергая кадыком…
Для Володьки Маринина я освободил соседний стеллаж. Помог ему выбраться из воды и подсвечивал фонарем, пока Маша колдовала над раной. «Все, кровь кое-как остановила, – сказала она, затянув узел повязки, сделанной из обрывков хлопчатобумажного постельного белья. – Постарайся не беспокоить рану. Просто полежи без движения». В ответ старлей шевельнул бледными губами: «Спасибо. Если выберемся – с меня пиво…»
– Почему преддверие?
– Видишь ли, по истечении полутора минут человек выталкивает из легких воздух, и мышцы грудной клетки рефлекторно срабатывают на вдох. Не полный, а совсем маленький. Крошечный, понимаешь?
– Да…
– Как только первые капли воды попадают в дыхательное горло, человек инстинктивно старается откашляться. Поэтому вода в легкие набирается уже во время кашля…
Девчонка внимает каждому слову и не сводит с меня широко раскрытых глаз. В их бездонной глубине ужас, надежда, мольба о спасении. Для молодого старлея в моем рассказе ничего нового нет – тонуть ему не доводилось, но он не раз присутствовал на занятиях по оказанию экстренной помощи. Однако деваться ему некуда, и, вперив взгляд в серый металлический потолок, он терпит боль и слушает мое невеселое повествование…
– Наполнив легкие, вода блокирует газовый обмен в тонких тканях, после чего происходит ларингоспазм.