Машина барона с трудом вписывалась в узенькие улочки города. Они вскарабкались, ревя мотором, по улице вверх, к церкви с распахнутыми дверями. Светлана с таинственным видом пригласила войти. Поставили свечи. Постояли, рассматривая аскетическую обстановку.
–?Теперь посмотри под ноги! – с загадочной улыбкой сказала Динке Светлана.
Динка опустила голову.
Полуистертая надпись на одной из вытоптанных плит пола гласила: «Боккаччо»!
–?Как? – охнула Динка. – Вот так совсем просто и в глубокой провинции?
–?А чему удивляться? Он здесь родился, здесь жил и писал, здесь и умер. И не такая уж это была провинция по тем временам.
Динка долго, как зачарованная, смотрела на плиту, под которой покоился прах великого писателя четырнадцатого века, о котором она, по молодости лет, только читала.
Они пообедали в очаровательном ресторанчике, в двух шагах от церкви. Барон разговорился с хозяином, тот с видом заговорщика принес пару запыленных бутылок, вино оказалось отличным, с тонким букетом, жареная баранина таяла во рту, настроение поднималось, барон рассыпался в любезностях перед Диной. Алексу ничего не оставалось, как ухаживать за Светой, и вот в таком восхитительном состоянии они просидели еще пару часов и уже перешли к опробованию местных сортов граппы, как вдруг Светлана вспомнила, что еще предстоит не менее трех часов езды по проселочным дорогам, и все закончилось самым прозаическим образом: Алекс и барон заспорили, кому платить. Победил Алекс, как заметила Динка, без особого труда. Он немного задержался, рассчитываясь карточкой, и когда вышел, у него в руках был большой сверток.
Динка не заметила, где и как пересекли автостраду, а может быть, и не пересекали, а съехали с нее, во всяком случае, когда она вынырнула из полудремы, то обнаружила, что едут они по узенькой асфальтовой полоске, карабкающейся между деревьев и кустарников в гору. Светлана объяснила, что вся эта немного диковатая местность носит вкусное название горы Кьянти, но она не знает, отсюда ли произошло знаменитое вино, и даже барон не знает, хотя это уже его родные места, и до замка осталось совсем не много.
Быстро темнело. Динка упустила момент, когда впереди, над верхушками низкорослых деревьев, возникло что-то остроконечное, устремленное к небу.
Замок!
Правда, как и было обещано, он оказался маленьким, с одной башней, возвышающейся над полуразвалившейся крепостной стеной, переходящей в стену жилого дома с контрфорсами и узкими окнами. Барон долго возился у огромного висячего замка на воротах, наконец замок уступил, хрипло звякнул, дужка отскочила, барон повесил его на специальный крюк и с помощью Алекса отворил противно скрипевшие ворота.
Они въехали во двор замка. Динка смотрела во все глаза. В центре двора высилась ограда колодца, чуть в стороне виднелся навес, остаток бывшей конюшни, а сам дом – барон гордо назвал его шале, – выходил во двор широкой лестницей. И все это на нескольких десятках квадратных метров. Рядом с навесом высилась поленница дров. Барон загнал машину под навес, деловито набрал охапку дров и поднялся по лестнице. Пнул ногой дверь в дом, та скрипнула и отворилась, он вошел, оглянувшись, приглашая всех следовать за ним.
Алекс тоже набрал охапку дров и поднялся к двери по стертым мраморным ступеням. Динка помедлила немного и вошла. Ее охватила кромешная тьма, но постепенно глаза привыкли, и она разглядела показавшуюся ей большой залу с зевом камина. Светлана чиркала спичками, пытаясь зажечь самый настоящий факел, укрепленный на стене. Он вспыхнул, тьма отпрыгнула в дальние углы, а под балками потолочного перекрытия захлопали крыльями проснувшиеся голуби.
Несмотря на лето, в помещении было прохладно и сыровато. Барон свалил дрова у огромного, в полстены, камина, весело сообщил, что это средневековое сооружение жрет за день чертову уйму дров, а тепла почти не дает, откуда-то достал тесак и принялся строгать полено, набирая тонкие, закручивающиеся стружки для растопки.
Алекс, сбросив свой груз поленьев, двинулся, как сомнамбула, в темный угол, где были довольно беспорядочно развешаны потемневшие от старости, а потому мрачные картины в столь же мрачных темных, когда-то позолоченных рамах. Он долго рассматривал полотна, подсвечивая лучом привезенного предусмотрительно с собой мощного ручного фонаря, снова и снова возвращался к первой, самой закопченной картине и протирал ее в уголке носовым платком. Насколько могла рассмотреть Динка, это не давало никаких результатов, полотно оставалось темным. Динка не вытерпела и подошла к нему.
–?Что-нибудь интересное?
–?Никогда не задавай этого вопроса, пока переговоры не закончены! – прошептал Алекс.
–?Прости... Но переговоры будут?
–?Посмотрим.
Тут же подошел барон, словно почувствовал, что речь идет о самом для него главном.
–?Удалось что-нибудь высмотреть? – спросил он по-французски.
–?Картины в ужасном состоянии, – уклончиво ответил Алекс.
–?Но что-нибудь вам подходит?
–?Еще рано говорить.
–?Алекс, не мучьте ребенка, – шутливо сказала Светлана, подходя к ним. – Обнадежьте его.
Алекс не торопился ответить. Еще раз оглядел все черные полотна, освещая их фонарем, и обратился к Светлане:
–?Скажите ему вот что: я могу себе позволить взять не более двух полотен при условии, что мы не станем проводить предварительную экспертизу. Так сказать, риск коллекционера против риска владельца. Но я заплачу достаточно, чтобы у него образовался искомый стартовый капитал.
Барон очень внимательно выслушал Светлану, переводившую почти синхронно слова Алекса, и сказал:
–?Согласен!
–?Замечательно.
–?За это надо выпить! – вдруг объявил барон. – Здесь, недалеко есть небольшая траттория, давайте отправимся туда.
–?Наш человек, – усмехнулась, переведя его слова, Светлана. – И где он этому научился?
–?Никуда не надо отправляться, – заявил Алекс, – все уже готово. Я прошу барона сопроводить меня к машине, я там кое-что оставил.
Они с бароном спустились во двор, подошли к машине, и Алекс извлек тот самый пакет, что прихватил в ресторане в Чертальдо.
–?О! – восторженно произнес барон, пораженный предусмотрительностью гостя. Он тут же направился в темный закуток дома и приволок небольшой столик бог знает какого полузатертого века, сплошь пораженный древесным точильщиком. Перед этой древностью любой антиквар застыл бы бессловесным изваянием.
Алекс развернул сверток. На самом деле это была сумка из плотной бумаги с нарисованным на ней фасадом ресторана, фамилией его владельца и адресом. Совместными усилиями из сумки были извлечены две бутылки красного вина, ростбиф, сыр, хлеб, оливки в пластмассовой коробочке... Господи, чего только не было в этой сумке, показавшейся в первый момент не такой уж вместительной.
