Савва не спал почти всю эту тревожную ночь. Дед был жив, но разговаривать не желал. Савва это чувствовал. Лицо его было спокойно-сосредоточенным. К полудню, замучившись от страшного ожидания, Савва задремал, но внезапно ощутил печальную пустоту. Он вскочил, и его даже зашатало, словно земля под ним вздрогнула, словно из него утекала влитая в тело жизненная сила.
Переставляя непослушные отяжелевшие ноги, он направился к старику, хотя уже все знал. Старик лежал с иконкой на груди, такой же сосредоточенный, но уже не живой,
Савва исполнил то, чему учил его Антоний в последние месяцы, а на памятном месте сделал холм, поставил тяжелый камень и укрепил крест.
Хотя в этом доме ничего, кроме памяти о старике, его больше не держало, он прожил здесь всю зиму, особо отметив и девять, и сорок дней со дня кончины, а в начале лета двинулся в путь навстречу своей старой жизни.
Зачем убирают волосы в пук
С тех пор, как на конкурсе студенческих работ по медиа-дизайну Петр занял шестое место, электронная почта приносила ему время от времени соблазнительные предложения. Кстати, шестое место по России было не только не плохо, а очень даже хорошо. О его сайтах написал сам Антон Носик в своих Интернет-газетах. И несколько молодежных журналов взяли у него интервью. Предложения же поступить на работу ему приходили от рекламных фирм. Только все они были в Москве. А он учился в Петербурге. И хотел здесь жить.
Но однажды ему позвонили из офиса самого Беневоленского. Петруши дома не было, и трубку сняла Ольга,
– Я бы хотел попросить Петра Геннадьевича! – услышала она уверенный твердый голос.
Отгоняя безрадостные мысли, Ольга ответила:
– Вы не туда попали. Такого у нас нет.
И лишь когда положила трубку, сообразила: «Это же мой Петя – Петр Геннадьевич! Он понадобился какому-то солидному человеку». Но было уже поздно. Если бы у них стоял определитель номера, он бы записал телефон звонившего. А теперь Пете лучше и не говорить о звонке, что толку.
Ольга все же решила сказать, но Петя в тот вечер пришел слишком поздно, а у нее было столько дел, которые она делала, превозмогая усталость, что мысли об этом звонке попросту вылетели из головы.
Аркадий Петрович Домашнев был недоволен. Он, разумеется, прекрасно знал о том, что его направляют в слабую в педагогическом отношении школу. Его предупредила об этом Нина Евгеньевна Кредина, и он был готов к худшему. Но действительность превзошла все его самые пессимистические ожидания. Учителя являлись в школу одетыми бог знает во что. В старые времена было просто немыслимо увидеть учителя в свитере, а не в пиджачной паре. Исключения делались только для физкультурника и трудовика. Здесь же мужчины приходили в джинсах и ковбойках, женщины – в брюках! Да что там в брюках – с распущенными волосами, в которые вплетены какие-то деревянные висюльки! А этот, преподаватель информатики! (Аркадий Петрович не совсем точно знал, что такое информатика, и на этом основании считал, что это нечто школьнику совершенно ненужное.) Лохматый, в комбинезоне! Человек просто чудовищного вида! В прежние времена если бы кто-то из учеников решился явиться в таком виде в школу, Аркадий Петрович немедленно бы отправил его домой с наказом без родителей не возвращаться. А тут не ученик, а учитель!!!
А чего стоили планы уроков, которые сдал этот, с позволения сказать, педагогический коллектив? Некоторые были накорябаны кое-как, вкривь и вкось. Нет чтобы аккуратно, по линеечке расчертить лист, заполнить его ровными печатными буквами. Написали так, что слов не разобрать. (Некоторых слов Аркадий Петрович попросту не знал, но не догадывался об этом.) Придется попросить все переписать. Особенно, опять же, учителя информатики. У него в плане просто черт ногу сломит. Ничего не понятно! Примерно так и был построен очередной педсовет. Домашнев выступил с пламенной речью. Он не называл фамилий, но всем и так было ясно, о ком или о чем идет речь.
– Учитель должен быть примером для своих учеников. Он должен одеваться прилично, строго. Иначе какой может быть учебный процесс? Кто будет уважать учителя, распустившего свои лохмы? Его ни один ученик не воспримет всерьез! А почерк! Мы добиваемся от учащихся хороших почерков, потому что это основа основ. Человек, не умеющий аккуратно и разборчиво писать, не сможет впоследствии стать хорошим полноценным работником. А что получается у нас? У нас сами учителя скребут что-то как курица лапой. Чему такой учитель может научить своего ученика? Неряшливости, лени, наплевательскому отношению к окружающим и к общественному мнению. В свете этого я попрошу вас о следующем. С завтрашнего дня мужчины приходят на занятия в костюмах и при галстуках. Женщины в юбках длиной до середины колена. Чтобы не было мне этих мини.
– А длинную можно? – поинтересовалась Алла Александровна, всегда носившая юбки почти до пят.
– Нет, – отрезал директор. – Нечего тут цыганщину разводить. И волосы, – он пристально посмотрел на англичанку, – должны быть убраны в пук.
– Что значит в пук? – поинтересовалась Ольга, носившая короткую стрижку. – Поясните, пожалуйста.
– Убраны назад в пук, – объяснил Домашнев.
– Как мне это сделать? – снова спросила Ольга с совершенно серьезным выражением лица.
– Вас это не касается, – ответил Аркадий Петрович. – Вашей прической я удовлетворен. Те, кого это касается, знают об этом. – И он метнул взгляд на Аллочку, которая, видимо, вызывала его особое раздражение. – Теперь планы уроков, – продолжал директор. – Практически всем придется их переписать. Почерка ужасные. А оформление? Вот это что такое? – Он поднял над головой неровно вырванный из блокнота лист, на котором от руки были сделаны кривые графы, кое-как заполненные. – Что здесь можно понять? Я лично не понимаю ничего. Половина вообще не по-русски.
– Что там не по-русски? – раздраженно спросил Поливанов, руке которого принадлежал демонстрирующийся план.
– Почитайте, если можете. – Домашнев подал ему неряшливый листок.
– «Операционная система Windows-95, ее отличия от стандартной версии Windows-98». Чего тут не понять? Или вы как хотите? Чтобы я писал «Виндаус» или «Винды», может быть?
– Пишите по-русски.
– Это по-русски никак не называется. Даже нормальной транслитерации не существует. Я не могу ее придумать, потому что ребятам потом работать и общаться не со мной. И если кто-то не знает, что такое Windows, то это уже не моя проблема.
– Нужно ли детям то, что никак не называется по-русски? – саркастически заметил директор. – Но это большой вопрос, и мы к нему еще успеем со временем вернуться. А сейчас я хочу продемонстрировать вам еще один план урока. – Он поднял над головой очень аккуратный, заполненный крупными полупечатными буквами план Аллы Александровны. – Это вот как прикажете понимать?
– Это же план урока по английскому языку, – удивилась Аллочка.
– И из чего же состоит ваш план, скажите, пожалуйста? – В голосе Домашнева прозвучал явный сарказм.
– Там же все написано, – все еще не понимала англичанка,
– Ну так прочтите нам. – Аркадий Петрович подал учительнице ее план.
– "Grammar: Present Continuous Tense. Topic: St.Petersburg, Winter Palace. Homework: Composition «City where I live». Ну вот, – прочла Алла Александровна.
Директор победоносно оглядел учителей:
– Вы что-нибудь поняли?
Все закивали. Аркадий Петрович в надежде взглянул на учителя физкультуры, но тот тоже кивал. А не сговор ли это?
– Возможно, тут собрались одни полиглоты, – с плохо скрытой обидой сказал Домашнее. – Но эти планы могут запросить в РОНО или в ГУНО. Вы и от них будете требовать, чтобы они разбирались в ваших «резепт»?
Учителя переглянулись. Ольга в ужасе поняла, что новый директор не знает латинских букв.
– Так вот, подводя итог сказанному, – стал закругляться Домашнев. – Прошу обратить еще раз внимание на следующее. Первое: внешний вид. Мужчинам аккуратно подстричься, женщинам привести себя в порядок. Второе: планы уроков должны быть выполнены аккуратно по линейке разборчивым почерком, чтобы они было удобочитаемы и понятны. Ну и третье: с завтрашнего дня я буду посещать ваши уроки, и по результатам этого рейда в конце недели мы проведем очередное собрание педагогического состава. Вы свободны.
Все шли по коридору в полном молчании, сам Домашнев остался у себя в кабинете, но если бы он увидел выражения лиц учителей «вверенной ему гимназии», он остался бы доволен. На лицах застыло изумление.
– Что это за дурацкий «пук»? – начала возмущаться Аллочка, едва добравшись до учительской. – Такого слова нет в русском языке. По крайней мере в этом значении.
– Да брось ты, какой там пук? – махнул рукой Алик Поливанов. – Тебя хоть стричься не заставляют. Военная кафедра какая-то! Он что, думает, я сейчас побегу в парикмахерскую? Разбежался! Буду ходить, как ходил, а если ему не нравится – это его личное дело. Не может же он меня уволить по статье за то, что я не прихожу в рубашке с галстуком,
