— Налей мне еще кофе.
Калинин опростал полчашечки, макнул туда круассан, снова сполз с подушек и произнес:
— А можно полюбопытствовать, Валерий Игоревич, что вы намерены делать с порошком?
— Не знаю, — честно признался Нестеренко. — Я вообще не думал, что там порошок. Я думал — они этот маршрут еще только пробивают. Ведь они до сих пор военными рейсами обходились. Ну, думал, найду два кило опия. Ну, сколько это? Восемь штук баксов. Тачки приличной не купишь. Ну выкину я этот опий на помойку, а они репу начнут чесать: вот, мол, каково возить гражданским транспортом! Опасно! Раздевают! Еще подумают: «Хрен с ним, с гражданским аэропортом, возили военными и будем возить!» Догадаются, что это я сделал — тем лучше. Будут знать, как обижать директора под моей «крышей». А тут… Десять килограмм героина — это сколько?
— Это Поклонной горе на месяц, — ответил заместитель управления по борьбе с наркотиками. Нестеренко схватился за голову.
— Влипли вы, Валерий Игоревич, со страшной силой, — сказал Калинин. — Они же землю и небо перероют, чтобы до груза добраться. А подозрение первым делом падет на вас: уж кому-кому, а вам засечь этот трейлер проще пареной репы. Да и какой хрен с горы позарится на трейлер с цветами?
Полковник глотнул кофе и продолжал:
— Ну хорошо. Допустим, они решат: это акция конкурентов-цветочников. Которые из Азербайджана возят. Вы дурью когда-нибудь торговали?
— Нет. У меня другая специализация.
— Вот. Даже если учесть, что друзья соответствующего профиля у вас найдутся, вы же мгновенно засыплетесь. По всему рынку слух пойдет: «У Сазана дурь дешевая!» Я взываю к вашему профессионализму, Валерий Игоревич. Вы же знаете, как работает машина подпольного сыска. Вы же не пацан пятнадцатилетний, который куш сорвал и думает, что он теперь самому Господу племянник. Вы же понимаете, что вы и стакана опия не продадите, не засыпавшись?
— Я так понимаю, что вы набиваетесь мне помочь?
— Да, — сказал полковник Калинин.
— Я никогда никого не сдавал органам.
— Но ты же не братву сдаешь, а? Ты сдаешь людей, которые мочат братву…
***
Около семи вечера в квартире члена совета директоров компании «Рыково-АВИА» Святослава Кагасова раздался телефонный звонок.
— Да, — сказал Кагасов, снимая трубку.
— Это Нестеренко.
Пальцы Кагасова сжались вокруг трубки. Ободки вокруг нестриженых ногтей побелели.
— Ало! Ты меня слышишь?
— Да, я слушаю вас, Валерий Игоревич.
— Я по поводу трейлера.
Кагасов ударил по клавише спикерфона, и двое человек, находившихся с ним в комнате, теперь могли тоже слышать каждое слово.
— Какого трейлера?
— С цветочками.
Сидящие в комнате вздрогнули. Кагасов оскалил зубы.
— Я вас не понимаю, Валерий Игоревич.
— Ты меня прекрасно понимаешь. Цветочки при мне. И ягодки. Я хочу их вернуть.
— Что?!
— Мне они не нужны даром. Понятно? Я не знал, куда вляпался. Теперь знаю.
— Это не телефонный разговор, — сказал Кагасов.
— Знаю. Назови твое место. Кагасов поставил трубку на «холд» и, после короткой консультации с товарищами, сказал:
— Ресторан «Ариетта». Семь часов. Нестеренко думал, но недолго.
— Пойдет, — сказал Нестеренко, — и еще. Приходите втроем: ты, Сергеев и Васючин
— Что?!
— Слушай, Слава, — сказал Нестеренко, — что тебе надо? Отставку Ивкина? Я тебе принесу на блюдечке отставку Ивкина. Меня вам не хватает, понятно? У вас дыры на этом фронте. Не должно такого быть, чтобы ваш трейлер мог любой залетный дурак грабануть! Я хочу с вами работать, понял?
В голосе бандита прорезалась едва заметная, но все же весомая истерическая нотка.
— Хорошо, — сказал Кагасов, — давай все обсудим.
— С друзьями.
Один из присутствующих в комнате кивнул, и Кагасов повторил:
— Ладно. С друзьями. Погоди! А как ты узнал, куда звонить?
— А пассажир в трейлере был, — с легкой издевкой сказал Сазан.
Зам, главы Службы транспортного контроля молча схватился руками за голову.
— Где он сейчас… пассажир? — хрипло спросил Кагасов.
— У меня в гостях. Если все пройдет нормально, он тоже моя забота, понял?
— Да.
— «Ариетта», в семь. Бывай. И Нестеренко повесил трубку. Кагасов в полной прострации откинулся на спинку дивана.
— Твою мать! — выдохнул он.
— Значит, это все-таки Нестеренко, — проговорил Васючиц.
— Мочить суку!
— Погоди, Анастасий. Нестеренко прав — он нам пригодится.
— Чем? Кофе подносить?
— Твои люди по Ивкину промазали? Промазали. Стыд какой! Пацаненка за отца приняли, да и то не попали! А трейлер? Почему его ограбили, как ларек у автобусной остановки? Это работа для шестеренок, понял?
— А этот — полковник? — добавил Васючиц. — Да если Сазан полковника замочит, он на себя вышку возьмет!
— Нынче вышек нет, — сказал Сергеев, — а сидеть я не собираюсь.
— А не помиришься, так сядешь. У Нестеренко полковник в запасе, ты Нестеренко замочишь, полковник к себе на Лубянку вернется. Представляешь, что потом будет?
— А если это подстава?
— Подстава? На сто лимонов в валюте?
— Ладно, — сказал Сергеев, — убедили. Ешьте своего Нестеренко с гарниром или без.
Было около шести часов вечера, когда Валерий Нестеренко по кличке Сазан вошел, отстранив секретаршу, в кабинет генерального директора «Рыково-АВИА» Виталия Ивкина. За ним маячили два амбала. Дверь в кабинет осталась открытой.
Гендиректор был не один — его сын Миша сидел рядом и, видимо, копался в бумагах. При виде Нестеренко Ивкин поднял голову. Потом пригляделся внимательнее.
— Что-то случилось, Валерий Игоревич? — спросил он.
— Да. Мне нужно твое заявление.
— Что?
Бандит достал из-за пояса небольшой пистолет, и вороненое дуло уперлось почти в лоб сидящему директору.
— Я разве неясно выражаюсь? — любезно спросил Нестеренко. — Мне нужно твое прошение об отставке. По собственному желанию.
— Подлец!
Это закричал Миша Ивкин.
Директор чуть повернул голову.
— Не надо, Миша, — сказал он, — у тебя были какие-то иллюзии насчет современных робин гудов, у меня их никогда не было.
И поднял на Нестеренко спокойные глаза.
— Я этого давно ожидал, Валерий Игоревич, — негромко сказал он, — я, конечно, напишу заявление. Можно полюбопытствовать: за сколько вы меня продали?
— Не твое дело.
Директор придвинул к себе чистый лист бумаги и начал писать. Секретарша из-за раскрытой двери наблюдала за происходящим. К этому времени в предбаннике директора накопилось кое-какое количество народу, и они были тоже внимательными и пораженными зрителями.
— Надеюсь, аэропорт вам ничего не должен, Валерий Игоревич, за «крышу»? — спросил Ивкин, протягивая Сазану бумагу. — Учитывая ваши взаиморасчеты с противной стороной?
— Ничего, — сказал Сазан, насмешливо улыбаясь.
— Я… могу здесь остаться?,
— Хоть до ночи. Завтра с восьми утра это кабинет Кагасова.
Сазан повернулся и пошел к выходу. Два амбала послушно следовали за ним. Небольшая толпа у дверей кабинета подалась перед бандитом, словно он был зачумлен или болен СПИД ом.
— Валерий Игоревич!
Сазан остановился.
Ивкин по— прежнему сидел за столом. Он был слегка бледен и держался за сердце, но голос его звучал довольно твердо.
— На заявлении надо поставить печать в канцелярии. Первый этаж, шестая комната налево.
Сазан и его ребята уже дошли до конца коридора, когда сзади вдруг послышался топот. Нестеренко обернулся: на него, по-бычьи наклонив голову и сжав кулачки, несся Миша Ивкин. Двое ребят, бывших с Сазаном, без труда поймали мальчишку и заломили ему правую руку — левая по-прежнему была в лубке. Миша забился в лапах качков, повторяя:
— Сволочь! Козел вонючий! Я тебя убью! Нестеренко молча ударил мальчишку коленом в пах. Амбалы выпустили Мишу, и он повалился кулем на пол, скрючился и замер.
— Это за «козла», — негромко и ни к кому особенно не обращаясь, — проговорил Нестеренко. Повернулся и стал спускаться вниз.
Один из пилотов, осторожно выглядывавших из предбанника, бросился к Мише.
***
Ресторан «Ариетта» был расположен почти в центре Москвы, по той простой причине, что шикарные рестораны за пределами Садового кольца давно померли голодной смертью. Про «Ариетту»было хорошо известно, что перечень предоставляемых ею блюд не ограничивался теми, что обозначены в роскошном меню, вложенном в кожаную с золотым тиснением папку, и что страждущий пациент всегда мог раздобыть в ней понюшку, щепотку или таблетку. Поэтому публика в ресторане собиралась слегка специфическая — нет, все по самому высшему классу, мужики в строгих пиджаках и дамы в эфемерных нарядах, но если присмотреться, то больше чем у половины посетителей взгляд был слегка остекленевший, вроде как у мороженой воблы.
