— Ну, Владик, — сказал он, — мы с тобой сорвали банк! Нам за преступление века «Оскара» впору давать!
Генеральское «мы с тобой» Калинин пропустил мимо ушей — так уж генерал Грымов был устроен: во всех неудачах у него были виноваты подчиненные, а во всех успехах — его собственное мудрое руководство, а вместо того спросил:
— Все признались?
— Все поют, как канарейки! И Кагасов, и Сергеев, и Нестеренко!
— Нестеренко?!
— Да. А что?!
Калинин оборотил бледное лицо к начальнику.
— Но он же помогал мне. Это же он вам звонил, Юрий Сергеевич. Без него мы бы никогда, этих засранцев за хвост не взяли. В кабинете наступило тяжелое молчание. Грымов некоторое время расхаживал по ковру, и в такт грузным генеральским шагам позванивали гирьки стенных часов и стекла шкафов. Потом внезапно повернулся и сел напротив Калинина.
— Владик, ты мне вот что скажи, — проговорил генерал, наклоняясь к своему заместителю и смотря ему прямо в глаза, — Нестеренко — бандит?
— Да.
— Ты видел подвал на его дачке. Мы там, между прочим, с пола три разных группы крови соскоблили. А пол там очень тщательно мыли. Ты думаешь, ты в этом подвале был первый гость?
— Нет.
— Нестеренко Ивкину как, безвозмездную гуманитарную помощь оказывал или был «крышей»?
— «Крышей».
— Знаешь, сколько людей он убил лично? Оперативные данные на Нестеренко Валерия Игоревича, кличка Сазан, хочешь почитать?
— Я их видел.
— Знаешь, что на Нестеренко всего один раз жаловались в милицию? И что в жалобе упоминался тот самый подвал, страшный мордобой и обещание в следующий раз отрезать яйца? И что жалобщик взял заявление обратно и что с тех пор его никто и никогда живым не видел?
— Да.
— Знаешь, что недавно Нестеренко помирился с другим бандитом, Големом, который его заказал?
— Я видел Голема.
— А знаешь, что при этом троих парней, которым Голем поручил убить Нестеренко и которые предпочли обо всем ему рассказать, что этих трех парней зарезали, как молочных поросят — во имя десятка автозаправок?
— Знаю.
— Так как, по-твоему, Нестеренко должен сидеть в тюрьме или гулять на воле? У нашей фирмы есть определенная задача: охранять государство. В том числе и от преступников. Мы что теперь, в свете новых задач, — переназваться должны? В Федеральную службу безопасности для бандитов?
— Нестеренко спас мне жизнь, — негромко сказал Калинин, — и большую часть тех данных, которые я вам сообщил, добыл он.
— Замечательно. Я по этому поводу должен плакать от счастья: что бандит проделал за тебя работу. Давай так и напишем в рапорте, что службу нашу можно спустить в унитаз, а оперативные разработки просить по линии шефской помощи у московских группировок. Ты соображаешь, что ты говоришь — что за тебя твою работу сделали? Может, и орден ты Нестеренко отдашь?
Калинин молчал.
Генерал обошел стол.
— Владлен, — сказал он, я все понимаю. У тебя просто чисто человеческая реакция: он меня с ложки кормил, я ему обязан. Но ты пойми. Будет процесс. Что мы скажем публике? Что чиновник в ранге первого замминистра и парочка генералов торговали наркотиками, а московский бандит всю эту лавочку прикрыл? Ты понимаешь, какое это влияние окажет на подрастающее поколение? Страна и так — полуразложилась, щелкоперы всех мастей только и кричат о коррупции, а тут мы еще добавляем масла в огонь. Зачем? На радость врагам Родины?
Калинин сидел, не шелохнувшись, оперевшись локтем о стол и опустив голову на руку.
— Ты вот что. Ты у нас герой, перенес тяжелую травму — возьми еще отпуск, мы тебе этот в оперативную работу запишем, хочешь в Грецию на солнышко? Бесплатно, по линии соцстраха — вчера одна фирма путевки прислала.
— Нет, — уронил Калинин.
— Ну, тогда пойди домой, отлежись. Подумай над тем, что я сказал.
Калинин встал, вытянулся в струнку.
— Спасибо, Юрий Сергеевич, — сказал он, — я вполне подумал. Вы правы. Я бы хотел работать по этому делу дальше.
— Ну вот и умница, — улыбнулся генерал.
Глава 9
На шестой день утром Нестеренко опять вызвали на допрос.
В небольшом кабинете, за столом, крытым зеленым сукном, сидел давешний майор, а позади него стоял полковник Калинин. Видимо, полковнику передали слова Сазана, потому что стоял он немного бочком и к окну, предусмотрительно вне пределов досягаемости арестованного.
Калинин не видел своего недавнего союзника пять дней и в глубине души поразился. Неделю назад к постели больного полковника подсел наглый, уверенный в себе человек с лукавой звездочкой в глазах и упрямым подбородком. Всего за несколько дней Нестеренко страшно изменился: и дело было не только в тюремном тряпье, заменившем элегантный костюм. Глаза потухли, румяные щеки слегка ввалились, и на смену самоуверенной ухмылке пришло потерянное выражение лица, словно у отличника, провалившего экзамен, или у бюджетника, у которого вытащили кошелек с последней сотней.
— Нас интересует эпизод с грабежом трейлера, — сказал майор. — Вы по-прежнему утверждаете, что порошок в ваш дом попал из трейлера?
— Да.
— Как получилось, что вы знали о содержимом трейлера?
— Я не знал. Знал только, что чего-то везут. Думал — два килограмма опия и хотел поучить фраеров уму-разуму.
— Каким образом вы узнали о маршруте трейлера?
— Мои люди охраняли аэродром, они открыли трейлеру ворота и сообщили мне. От Рыкова до МКАД практически одно шоссе, там мы его и поджидали.
— Где именно?
— На десятом километре. Там еще за сто метров линия электропередач. За ней грунтовая дорога в лесок, в леске свалка. Розы мы побросали на свалку.
— А порошок забрали с собой?
— Мы не только порошок забрали с собой, — усмехнулся Сазан, поднимая глаза на Калинина. Полковник поспешно отвел взгляд.
— А как вы остановили трейлер?
— Гаишниками переоделись.
— А вот водитель показывает, что вы нагнали его сзади на «БМВ», и, поскольку он часто видел вас в компании Кагасова, он решил, что вы забыли ему что-то передать. Остановился, когда вы помигали фарами.
— Вранье.
— Вы могли бы показать, как все это происходило?
— Мог бы. А смысл какой? Майор встал со стула и, подойдя к окну, зашептал что-то Калинину на ухо. Калинин кивнул.
— Ладно, Владлен Леонидович, — сказал майор, — надо следственный эксперимент проводить. Забирайте его.
Валерия под конвоем провели коридорами, в которых горели вечные немигающие лампы. Калинин шел сзади, держась на почтительном расстоянии.
Валерия заставили повернуться лицом к стене и сняли наручники, а потом выдали гражданскую одежду. Нестеренко надел серый пиджак от Версаче и ботинки крокодильей кожи. Галстук он сунул в карман.
Потом ему опять нацепили наручники и вывели во двор, туда, где урчала черная, как копирка, «Волга». Калинин сел в «Волгу» спереди, а Нестеренко втолкнули между двумя амбалами.
— Куда мы едем, — спросил Нестеренко, когда фигурная решетка уползла в сторону перед носом «Волги» и машина свернула налево, к набережной.
— К трейлеру. Следственный эксперимент.
— Не валяй дурака! Убрать меня решил? Собственноручно? Боишься доверить ответственную работу третьим лицам?
Калинин не отвечал.
— Ты меня продал, да? Очень стыдно полковнику ФСБ остаться в живых благодаря бандиту. Куда лучше приписать все успехи себе. А меня грохнуть, чтобы не болтал лишнего. И останутся только видеозаписи. Чудо оперативной работы.
Калинин молчал.
Машина миновала набережную, свернула у Кремля влево и через несколько минут вылетела на Воздвиженку.
— Знаешь, перед кем мне больше всего стыдно? — спросил Сазан. — Перед Мишей Ивкиным. Сыном гендиректора. Он попросил меня защитить отца. И чего он запомнит? Он запомнит бандита с пушкой в кабинете — наглого хама. И еще эфесбешников, которые придут, пожмут Ивкину ручку и объяснят, что органы во всем разобрались и бандиты с коррумпированными чиновниками сидят за решеткой. И Миша на всю жизнь запомнит, что бандиты в России плохие, а органы хорошие. Совершенно правильная сексуально-политическая ориентация для российского гражданина, ты не находишь?
Машина свернула направо у мэрии, сразу же налево — и через минуту въехала в растворившиеся чугунные ворота Белого дома.
Напротив, на горбатом мостике, скучала какая-то демонстрация: не то шахтеры, не то академики. Пузатый дядька в обвисших тренировочных штанах держал большой самодельный плакат: «Правительство — на мыло!» Слово «Правительство» было написано через два "и". Чуть поодаль болтались плакаты, аналогичные по содержанию и грамматике.
— Правильно, — сказал Сазан, — порубают вас когда-нибудь к чертям собачьим — ни одного приличного человека ни в одном комитете, у нас бы вас всех давно как отморозков замочили. О Господи! И ведь были же у меня варианты! Краснодарскую братву сориентировать, с Лешим поговорить. Нет! Навернулся, как последний фраер, поверил — и кому! Конторе! Ты при Союзе что делал? За иностранцами следил, да? Ах, студентка Университета имени Патриса Лумумбы позволила себе заявить, что в магазинах колбасы нет — выслать ее за это антинародное высказывание!
