Слом языкового барьера открыл дорогу давно назревшему интеллектуальному перекрестному опылению. Правление султана-реформатора наверняка было бы более плодотворным, не будь оно ознаменовано Балканскими войнами, в результате которых Греция обрела независимость (1828), и египетско-сирийской войной, развязанной хедивом Египта Мухаммедом Али.
Сын Махмуда Абдул-Меджид I (1839—1861) продолжил политический курс, начатый отцом. До прихода к власти этих двух султанов судебная система Турции оставалась неизменной на протяжении нескольких веков. Вся жизнь империи определялась каноническими правом (шариатом). В 1839 г. было создано министерство юстиции, которое ограничило действие законов шариата в коммерческих сделках с немусульманами. В 1851 г. по образу французских были учреждены коммерческие суды. Через семь лет был принят уголовный кодекс, разработанный также по французскому образцу. Однако все дела, касающиеся личных прав граждан, оставались в ведении религиозных судов вплоть до прихода к власти младотурок.
Два декрета, принятые Абдул-Меджидом и известные как «благородное предписание» и «имперский рескрипт», оказались слишком смелыми для своего времени. Эти документы гарантировали всем подданным Османской империи защиту жизни, имущества и чести независимо от вероисповедания или национальности. Все объявлялись равными перед законом. Новые законы имели целью искоренение откупа налоговых сборов, упразднение мирской власти христианских церквей и предоставление полной свободы совести. В значительной степени незрелые, несвоевременные и недоработанные, эти новые законы так и остались на бумаге.
* * *
Тем временем либеральные идеи обрели немалое число приверженцев среди философов, журналистов, поэтов и прочих литераторов и мыслителей. Источником вдохновения, разумеется, была Франция. Если бы два прогрессивных течения: политическое и интеллектуальное — взяли курс на объединение, они могли бы взорвать плотину консерватизма и бурным потоком смыть старый режим вместе со всеми его устаревшими институтами.
Однако этого не произошло по причине того, что на политической арене появился мудрый диктатор Абдул-Хамид.
Абдул-Хамид II (1876—1909) начал свое правление удачно. Его премьер-министром был Мидхад-паша, один из самых просвещенных и либерально мыслящих государственных деятелей Турции, какие только были в ее истории. Мидхад состоял в тайной организации младотурок, боровшейся за конституционные реформы, и достойно проявил себя в роли вали в Багдаде. По его рекомендации новоиспеченный султан торжественно провозгласил конституцию (дустур), которая, признавая ислам в качестве государственной религии, предоставляла свободу совести и свободомыслие в рамках закона и гарантировала защиту представителям всех конфессий, проживавшим в империи.
За обнародованием конституции последовало учреждение представительного органа, парламента, копировавшего парламенты Франции и Бельгии. Избранные парламентарии, представляющие все провинции империи, проводили свои заседания в столице. Однако в феврале 1878 г. хитроумный правитель неожиданно распустил парламент и отправил Мидхада в ссылку на Аравийский полуостров, где тот позднее и умер.
После этого султан вернулся к прежней жизни в изоляции от окружающего мира, за надежными, зорко охраняемыми стенами своего дворца, опасаясь лишиться жизни и трона из-за мятежных болгар и армян, отчаянно рвавшихся к национальной независимости, или стать жертвой заговора со стороны либерально мыслящих соотечественников-мусульман. За нужной ему информацией он обращался к донесениям шпионов тайной полиции или газетных цензоров и ради сохранения собственной жизни мог рассчитывать лишь на преданных ему людей. Были предприняты репрессии против подозрительных личностей или обществ, христианских или мусульманских. Резня армян, устроенная в 1894 и 1895 гг., потрясла мировое сообщество и снискала Абдул-Хамиду титул «кровавого султана». Повсеместно изображая себя ярым поборником ислама и правоверным владыкой мусульман всего мира, он особо подчеркивал роль своего правительства, сотрясая панисламским жупелом и пугая им европейские державы, блефуя своими имперскими интересами и экспансионистскими планами относительно Индии, Египта и Северной Африки. Одновременно с этим он пытался натравить друг на друга европейские державы. Султан посчитал, что нашел себе союзника в лице кайзеровской Германии. Кайзер Вильгельм в ту пору разворачивал политику расширения жизненного пространства на Востоке и в 1898 г. нанес официальные визиты в Константинополь, Бейрут, Дамаск и Иерусалим. Его повсюду принимали с должными почестями. В результате визитов были оговорены интересные варианты сотрудничества двух государств, в том числе строительство багдадской железной дороги и отправка германских военных инструкторов в турецкую армию в рамках ее модернизации. Новая железная дорога должна была связать имперскую столицу с провинциями. Дорога Берлин—Багдад, как ее тогда называли, стала фокусной точкой восточного вопроса. Лондон и Париж увидели в этом угрозу своим интересам и рост политического влияния Германии на Блистательную Порту.
В конечном итоге пороховая бочка неразрешенных внутренних противоречий взорвалась. Военный переворот, подготовленный комитетом «Единение и прогресс» тайного общества младотурок, застал султана врасплох. Целью объединения заговорщиков, как это видно из его названия, были обновление Турции, объединение ее жителей и переход на путь реформ и прогресса. Абдул-Хамид проявил готовность к сотрудничеству. Он немедленно провозгласил конституционную реформу и объявил о запрете тайной слежки за гражданами и отмене цензуры. Все политические заключенные были выпущены на свободу. Волна ликования прокатилась по всей империи. На улицах радостно обнимались христиане и мусульмане. «Свобода, равенство и братство» — эти слова звучали постоянным рефреном в речах, стихотворениях и песнях. Утопическое будущее было уже буквально за углом. Однако на пути к нему стоял хитрый султан. Обманутый коварными придворными, он был беспощадно свергнут с трона. Это произошло в апреле 1909 г. Абдул-Хамида сменил его немощный и слабоумный брат Махмуд V Рашад. Забрезжила новая эра, но она была результатом усилий младотурок, обладавших в большей степени энергией и мужеством, нежели мудростью и опытом. Ключом к новой политике стал османизм. Предполагалось, что все подданные империи независимо от языка и вероисповедания могут и должны быть сплавлены воедино, объединены общим языком, преданностью правителю и защищены конституцией. Увы, младотурки плохо понимали, что для того, чтобы создать пространство для такого обновления, необходимо полностью уничтожить государственную структуру с ее политическими и правовыми институтами, а также всю ткань общества с его традициями, менталитетом и культурой.
Глава 17.
КУЛЬТУРА
Как уже было сказано ранее, предками жителей Османской империи были кочевые племена, пришедшие с востока. По пути на запад, в Персии, они приняли ислам. Алфавит, который они переняли у арабов, плохо подходил для их языка алтайского происхождения. Вместе с исламом и арабским алфавитом они переняли бесчисленные термины: религиозные, политические, юридические, научные и философские, — которые отсутствовали в их языке. Смешавшись с племенем сельджуков и вытеснив византийцев, они обрели новые источники знаний. Из них они заимствовали военные и государственные модели, которым следовали в основном в Анатолии и европейской Турции. Когда Мехмед Завоеватель в 1453 г. осадил Константинополь, он уговорил греков-ученых не покидать город и принудил остаться местных зодчих, ремесленников и ткачей, собиравшихся бежать. Византийские художественные мотивы хорошо заметны в украшениях Османского дворца и мечетей, они также отчетливо прослеживаются в орнаментах турецких тканей из шелка и хлопка. Генуэзские и венецианские купцы, привозившие византийский текстиль в Италию и далее в страны Западной Европы, постоянно закупали новые товары в Константинополе и Бурсе.
Персидское влияние заметно проявилось в турецких коврах, которые в XVI в. обрели популярность благодаря своему высокому качеству. В равной степени персидское влияние заметно и в архитектуре и искусстве. Необычайно зримо оно отразилось в миниатюрах, мозаике и прочих декоративных деталях. С особой силой проявилось влияние традиций Персии в турецкой литературе, главным образом в поэзии. Принятый далекими предками турок ислам был в значительной степени пронизан персидским мистицизмом.
Более мощным источником влияния, нежели Византия или Персия, стали арабские государства, воздействие которых осуществлялось по двум каналам: религии и языка. Рука об руку с религией шли юриспруденция, хадисы, лингвистика и сопутствующие науки. Из арабского языка, общего для многих мусульманских стран, была заимствована масса слов, которые позднее стали неотъемлемой частью турецкого языка. Попытки Мустафы Кемаля очистить турецкий язык от таких заимствований были удачны лишь отчасти, но замена арабского алфавита на латынь увенчалась полным успехом. Арабские исторические, литературные и научные труды послужили образцами для ранних османских авторов, часть которых считала предпочтительным писать их на арабском языке. К примеру, Хаджи Калиф (ум. 1657) создал большую часть своих наиболее ценных библиографических и энциклопедических трудов на арабском. Вместе с заимствованиями и имитированием делались и переводы. В частности, переводы с персидского и арабского языков были типичны для турецкой литературной деятельности XV—XVI вв.
