— Здесь никого не было.
— А кто тогда звонил?
— Никто.
— Все ясно. А я уж подумал, что вы всерьез. Погодите, от кого-нибудь было письмо или там телеграмма?
— Ни от кого.
— И вы послали Сола за шкатулкой?
— Послал.
— А когда он вернется?
— Трудно сказать. Может быть, завтра, нет, скорее послезавтра.
— Так-так. Забавно. А я-то поверил. Хотя чего еще от вас ждать? Но шкатулка нам сейчас ни к чему. Кремер тогда окончательно решит, что она у нас уже давно, а мы ему просто морочили голову. И руки нам больше не подаст. Он и так недоволен, что мы ему подсунули Джебера. Они его затащили к себе в подвал, орали, кулаки в ход пускали — и все зря. Кстати, вы вот не признаете насилия, а стоило бы посмотреть — увлекательное зрелище. В полиции, правда, утверждают, что подобным образом удается еще и узнать что-то, но лично я сильно сомневаюсь. Не говоря уже о том, что с любителем этих методов любая приличная свинья из одного корыта хлебать побрезгует. Да, кстати, Кремер от щедрот подкинул мне кое-что: за последние пять лет Калида Фрост заплатила Джеберу шестьдесят тысяч. По тысчонке в месяц. За что, Джебер им так и не сказал. Не знаю, спрашивали ли они ее саму. Это как-то согласуется с вашими предположениями?
— Вполне. — Вулф кивнул. — Только я не знал точной суммы.
— Ах, вы не знали точной суммы! То есть хотите сказать, что вообще-то знали об этих деньгах?
— Нет, я просто предполагал. Естественно, она ему платит. Надо же ему на что-то жить. Во всяком случае, сам он наверняка так считает. А как они это узнали? Вышибли из него?
— Нет, выяснили в банке.
— Понятно. Следственная необходимость. Этот Кремер, по-моему, в наличии собственного носа не будет уверен, пока в зеркало не посмотрит.
— Сдаюсь. — Я сжал губы и покачал головой. — Вы просто гений. Без вас никуда. — Потом я встал и поправил брюки. — Нам теперь остается только поставить в передней электрический стул и самим казнить преступников. Пойду скажу Фрицу, что буду обедать на кухне — в полдевятого мне надо вместо вас идти в церковь на отпевание.
— Очень жаль. — Он был абсолютно серьезен. — А тебе обязательно туда идти?
— Да, стоит, я думаю, сходить. А то некрасиво получается. Нельзя же всем сидеть и бить баклуши.
ГЛАВА 15
Вечером на Семьдесят третьей улице припарковаться нелегко. После долгих поисков мне наконец удалось втиснуться где-то за полквартала от Белфордской часовни. Номер стоявшей рядом машины показался мне знакомым, и действительно, приглядевшись, я узнал кабриолет Джебера. Машина сверкала как новенькая — ее явно хорошенько помыли после экспедиции в непролазные дебри округа Патнэм. Нужно отдать должное Джеберу: всего за три часа он вполне оправился от выпавших на его долю испытаний и к выезду в свет сумел все привести в надлежащий вид.
Я вошел в часовню и оказался в квадратном помещении с мраморными стенами. Меня встретил поклоном мужчина средних лет в черном, казавшийся навечно погруженным в аристократическую печаль. Легким движением руки он указал на дверь справа и проговорил:
— Добрый вечер, сэр. В часовню сюда. Или…
— Или что?
Он мягко кашлянул.
— У покойного не было семьи, поэтому самые близкие друзья собираются в отдельной комнате.
— Понятно. Я представляю душеприказчика покойного. Даже не знаю, как быть. А что вы посоветуете?
— В этом случае, сэр, я полагаю, вам следует пройти к ним.
— Хорошо. Куда?
— Сюда, пожалуйста. — Он повернулся налево, открыл дверь и легким поклоном пригласил внутрь.
Я шагнул на мягкий толстый ковер. Комната с удобными диванами и креслами была освещена приглушенным светом, в ней царил запах, напоминавший аромат дорогой парикмахерской. В углу в кресле расположилась Елена Фрост, бледная, сосредоточенная и красивая, в темно-сером платье и небольшой темной шляпке. Рядом, словно охраняя ее, стоял Луэллин. Перрен Джебер сидел на диване у правой стены, еще две женщины — в креслах напротив. Одну я узнал — она была в салоне Макнейра во время нашего эксперимента с конфетами. Луэллин что-то негромко говорил Елене. Костюм Джебера выглядел гораздо лучше, нежели его лицо с опухшими веками, что было вполне понятно.
Я сел и стал размышлять над замечанием Вулфа о тоскливом и тихом поклонении страху смерти. Открылась дверь, и появился Дадли Фрост. Я сидел ближе всех ко входу. Увидев меня, он сделал вид, будто мы незнакомы, а с дамами поздоровался так громко, что они вздрогнули. Затем, холодно кивнув Джеберу, направился к сыну и племяннице.
— Я даже раньше времени, провалиться мне на этом месте! Такое со мной не часто бывает! Елена, крошка, а куда твоя мамаша запропастилась? Три раза звонил — без толку! В итоге я, как назло, забыл цветы! Когда вспомнил, было уже поздно отправлять их с посыльным, решил привезти сам.
— Хорошо, отец, все в порядке. Цветов хватит…
Было по-прежнему тоскливо, но уже отнюдь не тихо. Интересно, подумал я, как они справляются с ним, когда в День перемирия[4] наступает минута молчания? И придумал уже три возможных варианта, но снова открылась дверь, и вошла миссис Фрост. Дадли Фрост так же громогласно приветствовал и ее. Она была бледна, хоть и не так, как Елена. Из-под черного манто виднелось темное вечернее платье, на голове — маленькая шляпка из черного атласа. Чуть заметно кивнув Дадли и энергично — Джеберу, она направилась к дочери.
Я сидел и наблюдал.
Неожиданно в комнате появился еще один человек. Он так тихо вошел, что я сначала даже не заметил его. Этот аристократ был поплотнее того, что у входа, но имел столь же печальный вид. Он сделал несколько шагов и поклонился.
— Пройдемте, господа.
Я пропустил всех вперед и вышел последним. Луэллин, вероятно, посчитал, что должен взять Елену под руку, но она явно придерживалась иного мнения. Я последовал за ними, изо всех сил стараясь соответствовать торжественности момента.
Свет и в часовне был приглушенным. Наш проводник что-то прошептал миссис Фрост, в ответ она покачала головой и направилась к скамьям. Там сидели уже сорок или пятьдесят человек. Прямо перед нами на возвышении стоял черный гроб с хромированными ручками, весь усыпанный цветами. Спустя пару минут в дальнем конце помещения открылась дверь и вошел один тип. Он встал около гроба и внимательно осмотрел собравшихся. Потом, выждав для солидности некоторое время, начал речь.
На мой взгляд, держался он неплохо. Но мне это действо наскучило задолго до того, как подошло к концу. Для утешения моей души вполне хватило бы и капли елея. И если вдруг мне суждено отправиться на небо без всего этого, то лично я не против — я и так окажусь там, где положено. Разумеется, я высказываю исключительно свою точку зрения, и если вы любитель подобных обрядов, то бог вам в помощь.
Я сидел с самого краю, что позволило мне благополучно улизнуть сразу же после заключительной тирады.
За оказанную мне честь побыть вместе с ближайшими друзьями покойного я предложил аристократу у входа четвертак, принять который, как я понял, его обязывало положение. На улице выяснилось, что какой-то олух умудрился воткнуть свой драндулет в трех дюймах от заднего бампера моей машины, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы выбраться и при этом не ободрать крыло Джеберова кабриолета. Я вырулил на улицу, идущую с западной стороны Центрального парка, и направился домой.
Когда приехал, было уже почти пол-одиннадцатого. Вулф сидел в кабинете с закрытыми глазами и гримасой отвращения на лице. Он слушал по радио передачу «Жемчужины мудрости». Фриц раскладывал пасьянс на кухне за маленьким столиком, где я обычно завтракаю. Тапочки он снял и поставил ноги на нижнюю перекладину стоящего рядом стула.
Я достал из холодильника бутылку молока и налил себе стакан. Фриц спросил:
— Как прошло? Похороны удались?
— Как тебе не стыдно, — ответил я укоризненно. — Вас, французов, так и тянет уколоть побольнее.
— Я не француз! Я швейцарец.
— Так я тебе и поверил. Я видел — ты читаешь французские газеты.
Отхлебнув из стакана, я отправился в кабинет, устроился в своем кресле и посмотрел на Вулфа. Выражение его лица стало совсем ужасным. Я дал ему еще немного помучиться, но вскоре, сжалившись, выключил радио и снова принялся наблюдать за шефом, потягивая молоко. Гримаса отвращения на его лице постепенно исчезла, веки задрожали и чуть-чуть приоткрылись. Глубокий вздох всколыхнул его тушу.
— Что ж, вы вполне заслужили такую муку, — произнес я. — Ведь здесь не больше дюжины шагов. Неужели вам было трудно выключить этот бред? От кресла до приемника пять шагов, столько же — обратно. Итого десять. Если уж вам и это не под силу, купили бы, что ли, дистанционное управление.
— Нет, Арчи, — невозмутимо ответил Вулф. — Ты прекрасно знаешь, что, когда надо, я на многое способен, в том числе и радио выключить, тем более что мне не помешает лишний раз пройтись. Просто эта идиотская программа укрепляет нервы. Послушаешь — и несколько дней спокойно терпишь человеческую глупость. Например, даже беседа с тобой мне начинает доставлять интеллектуальное и эстетическое удовольствие. — Он поморщился. — Представляешь, что они сказали о культурных запросах? Высший класс! — Вулф опять поморщился. — Фу, во рту совершенно пересохло. — И потянулся к кнопке.
