Адвокату открыл дверь Билли в покрытой пятнами блузе и с головы до пят вымазанный в ультрамарине:
— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он с вымученной улыбкой. — Входите, входите! Простите за мой дикий вид, мэтр, я как раз рисодал афишу к новой рекламе линолеума Этернум. Знаете, «Линолеум Этернум — максимум за минимум». Не думайте, что это я сочинил… Выпьете капельку? У вас усталый вид.
— Мы живем на четвертом этаже в доме без лифта, сокровище! — напомнила Дото. — Даже для нас уже высоковато. Так что, конечно…
Она вовремя спохватилась и не добавила: «Для сердечника!», но многоточие красноречиво завершало фразу.
Лежанвье сам снял плащ, перекинул его через спинку первого подвернувшегося стула, тяжело ступая, прошел к камину, не сомневаясь, что Билли с Дото обмениваются безмолвными знаками за его спиной. Первый, по всей видимости, убеждает вторую одеться поприличнее — ее накидка из розового нейлона мало что скрывала, она же, скорее всего, в свою очередь советовала ему заниматься своими делами.
— Говорите, мэтр, излейте душу, если хотите! — настаивал Билли без особой убежденности. — Ведь мы — ваши друзья.
Дото со своей стороны, как мог наблюдать Лежанвье в висящем перед ним зеркале, здорово нервничала.
— Извините меня! — бросила она на ходу. — Только накину пеньюар и вернусь…
Между тем Билли открыл бар, смешивал спиртное.
Лежанвье рассеянно взял протянутый стакан, поставил на каминную полку, не пригубив.
— Я сегодня виделся с Лазаром. По настоянию Жоэль. Он сильно изменился, Возможно, вы бы его не узнали. (Это было не то, что он собирался сказать.) Он… Его должны казнить послезавтра утром, в пятницу в пять утра.
— Пятница тринадцатое число, — сморозил Билли, не зная, что сказать.
Лежанвье упорно смотрел в зеркало:
— Он по-прежнему заявляет, что невиновен, утверждает, что Диану убил кто-то другой, и я… я боюсь — сейчас, — вдруг он действительно невиновен…
Резко хлопнула дверь.
— Как это может быть? (Нежная Дото, вся сплошной шелк и лебяжий пух, изъяснялась с неожиданной резкостью.) Вы, случайно, не собираетесь все же?.. Только он — за исключением вас — имел решительный повод убить Диану…
Лежанвье взял свой стакан, грустно посмотрел на него прежде, чем поднести к губам:
— Никакого повода он не имел! Диана давала ему больше денег, чем я сам. Женатый, даже по второму разу, он не мог жениться на Жоэль. К тому же… Не убивают курицу, несущую золотые яйца, это слова Лазара, и Билли бы так сказал.
Столь незаслуженно обвиненный Билли подскочил:
— Не терзайте себя, дорогой мэтр!.. Предположим на мгновение, что он не врет, что Лазар оказался жертвой судебной ошибки… Заметьте, я не очень понимаю, как это возможно, раз вы сами доказали его виновность… Но, даже если он не заплатит в пятницу в пять утра за данное убийство, разве он не расплатится за другое, в котором признался вам — за смерть Габи Конти… Так или иначе, он расплатится за содеянное.
Лежанвье отметил, что Билли слово в слово привел его собственные доводы.
— Сейчас Лазар отрицает, что убил Габи Конти.
— Черт возьми, поставьте себя на его место… Еще стаканчик?
— Да, спасибо. Кого вы выгораживаете?
Билли и Дото побелели, удар попал в точку.
— Я… я не понимаю! — бормотал Билли.
— И я! — поддержала Дото. — Вы приходите и…
Лежанвье прервал их, покачав головой:
— Я неточно выразился. Что известно вам двоим, о чем вы не рассказали?
— Ничего! — запротестовал Билли. — Честное слово!
— Прошу вас, вспомните, что в тот день я сопровождала вас в Париж и что мы вернулись в «Жнивье» вместе… (Дото.)
— Верно. Около семи часов. Но…
— Что «но»?
— Ничего, — задумчиво протянул Лежанвье. — Ничего. Я задаю себе вопрос…
— Короче, вы разговариваете сами с собой, сами спрашиваете, сами отвечаете! (Опять Дото, ее не узнать, как с цепи сорвалась.) А я-то считала вас настоящим другом! Одно из двух!.. Либо этот мерзкий рецидивист Лазар вас околдовал, сглазил… или ваша чрезмерная любовь к справедливости доводит вас потихоньку до маразма!.. Мы с Билли все выложили в суде начистоту, под присягой… под присягой, повторяю!.. Что вы хотите, чтобы мы вам сегодня еще сказали?.. Где нам делали прививки? Предохраняется ли Билли?
Лежанвье не дрогнул. Две женитьбы — и многочисленные предыдущие приключения — закалили его против подобных вспышек.
— Я только задавал себе вопрос… — начал он.
— Какой? — импульсивно вырвалось у Билли, стремящегося опередить удар.
— Какая настоятельная необходимость заставила вас внезапно в день убийства прервать работу над афишей и побежать в парк? — добродушно закончил Лежанвье.
— Но, право… Мне кажется, я объяснял все это! — смутился Билли. — Я почувствовал усталость, я… да просто мне захотелось подышать… пособирать грибы.
— Вы не любите грибы.
— Дото их любит. Диана их любила.
— Понимаю, — сказал Лежанвье. — Очень хорошо понимаю.
— Что вы понимаете, адвокат? (Дото.)
— Многое, — отвечал Лежанвье. — Многие мелочи, на которые обращаешь внимание лишь спустя какое-то время. Для мужчины наступает возраст, когда, имея за плечами определенный опыт, он думает, что хорошо знает свою жену, своих друзей… Если он обнаруживает, что обманут одной, он неизбежно начинает сомневаться в других… Обычная цепная реакция… И ему необходима уверенность…
— Какая ув-уверенность? (Билли.)
Лежанвье не спеша опустошил свой стакан, отыскал глазами отражение Дото в зеркале:
— Извините, дорогая. Мне бы хотелось сказать несколько слов вашему мужу наедине.
— Плевать! — ответила Дото. — Мне абсолютно наплевать. Просите меня о чем угодно, только не об этом! (Она упала в кресло, высоко скрестив ноги.) Ну же, выкладывайте свою очередную догадку, мэтр! Мы остановились на том, что несчастный-вдовец-одержимый-справедливостью обрек презренного-любовника-своей-недостойной-половины на казнь и испытывает запоздалые угрызения совести, пытается, Бог знает почему, спасти приговоренного от эшафота… Поправьте меня, если я ошибаюсь!
Лежанвье взглядом обратился к Билли, и тот кивнул:
— Достаточно, дорогая. Оставь нас. Прошу тебя.
Дото мгновенно вскочила, словно ее вытолкнуло пружиной:
— Это нравственная жестокость! Мэтр, призываю вас в свидетели!
— Достаточно, — повторил Билли. — Отвали. Уйди отсюда.
— Да ведь он тебя сожрет! — злобно возразила Дото.
— Между нами, — сказал Лежанвье, когда она вышла, — когда вы переспали с Дианой впервые? (Он поднял руку, отклоняя любое запирательство.) Ваше постоянное присутствие рядом с ней невозможно объяснить иначе. Заметьте, я мог бы нанять частного детектива порыться в вашем прошлом, но такой способ вызывает у меня отвращение. Мы выиграем время, если вы мне добровольно ответите… и я больше не ревную, — закончил он для памяти.
Билли дошел до бара, вернулся со стаканом виски, в котором постукивали кубики льда.
— Уже давно, — признался он. — Еще до того, как вы поженились, до того, как я женился на Дото. Я… я, пожалуй, был у нее первым.
— Почему же вы не женились на ней?
— Я… да ведь я был не в ее вкусе, и потом, тогда я зарабатывал гроши. Мы не виделись несколько лет, затем случай свел нас незадолго до того, как она стала госпожой Лежанвье…
— После чего вы опять стали спать с ней?
— Честное слово, нет! Она больше не хотела…
— Тогда как вы, вы очень хотели?
— Бог мой, мэтр… Если я скажу «да», вы оскорбитесь, «нет» — обидитесь.
— Но вы по-прежнему вертелись вокруг нее?
— Я… я был к ней по-прежнему глубоко привязан.
— Больше, чем к собственной жене?
— Это совсем другое…
— Это всегда совсем другое… Вы, естественно, раньше меня узнали о ее отношениях с Лазаром?
— Да… да.
— И вы его возненавидели?
— Не-ет, я… я пытался вразумить Диану, объяснить, что этот тип недостоин ее, но…
— Но?
— Он околдовал ее.
— Дото знает, что вы с Дианой?
— Боже, нет! (Билли пристально посмотрел в лицо адвокату, словно впервые его видел.) Вы ведь ей не скажете? Она способна…
— Нет, — ответил Лежанвье. — Я только ради вас надеюсь, что она не подслушивает за дверью.
Как все проясняется, когда знаешь, что тебе изменяют… Недомолвки, намеки… Уже мало того, что спрашиваешь, сколько раз это случалось, подозреваешь лучших друзей… Может быть, и М — ран тоже, кто ж знает? И Арну, и Соваж. Если подумать, все мужчины, которые кружат вокруг одной красивой женщины, составляют большую общую семью, как эти маленькие птички, что пьют из одной лужи…
