Айминь. Тот проклятый бал в честь круглой даты родной Академии многое изменил. Альдебаранец, как и предупреждал, на все каникулы отлучался из Академии. А я, после своей выходки с нокаутированием эмоциями Вилларса-старшего, трое суток просидела в карцере. А потом до конца каникул в одиночестве драила сортиры по всей Академии. К счастью, многие видели, что произошло, хоть и мало что понимали. Но слух среди курсантов прошел все равно, и меня не задирали. Так что те каникулы, можно было считать, прошли спокойно: за однообразной, хоть и неприятной работой, и сладкими мечтами о возвращении альдебаранца. Вот только когда Айминь вернулся в Академию, его будто подменили.
Вернувшийся Айминь почти не улыбался и больше не шутил, не звал погулять с ним в академическом парке. От его прикосновений во время снятия и надевания «сбруи» для экспериментов с даром я млела и таяла. А Айминь смотрел с таким выражением, что мне было не по себе и весь романтический настрой моментально куда-то испарялся. Я всей кожей ощущала, что что-то между нами изменилось, но что именно – выяснить не получалось. Любую мою попытку поговорить по душам Айминь отсекал мгновенно и безжалостно. Пару раз напоровшись на очень неприятную отповедь, я оставила попытки разговорить альдебаранца. Созреет — расскажет сам. Видимо, проблема действительно серьезная, а принять мою помощь ему мешает менталитет его расы. После неудачных попыток поговорить по душам, я тщательно изучила все, что нашла по его расе в библиотеке, и теперь знала, что альдебаранцы – потомки колонистов-яоху и глубоко патриархальное общество. Следовательно, «мужчина лучше знает, что делать», и торопить его с разговором как минимум бесполезно. Только нарвешься на неприятности и потеряешь авторитет.
Мои размышления прервал грохот захлопнувшейся двери. Командор Верген, мрачный, как грозовая туча, размашисто прошагал от порога к кафедре и молча обвел аудиторию ледяным взглядом, дожидаясь, пока стихнут последние шепотки. И только когда в помещении воцарилась полная тишина, он заговорил:
— Второкурсники, обычно на первую практику вас распределяют согласно успеваемости после сдачи экзаменов и зачетов. Чем выше успеваемость, тем лучше место прохождения практики. Но в этом году кое-что изменилось.
Верген переменил позу, мрачно глядя на притихших нас, и прислонился боком к кафедре. Обычно командор себе такого не позволял. Либо произошло что-то из ряда вон выходящее, либо командора опять беспокоит осколок, который медики так и не смогли удалить из бедренной кости. Я насторожилась, внимательно изучая куратора и анализируя. Верген, поймав мой взгляд, дернул уголком рта и продолжил:
— В этом году принято решение вернуть старый обычай формирования команд для прохождения практики. В связи с этим вам дается три дня на то, чтобы сформировать команды: пилот, штурман и два стрелка. — Аудитория мгновенно взорвалась возмущенным гулом. Верген рявкнул: — Тихо! Я еще не все сказал! — Понадобилось целых пять секунд на то, чтобы будущие пилоты умолкли и приготовились слушать дальше. Куратор зло поджал губы: — За отсутствие дисциплины в группе каждому минус пять баллов! Староста группы лишается двадцати баллов!
Я даже не рискнула обернуться через плечо и посмотреть на Шинзари. Наверняка того сейчас перекосило. А значит, после окончания пары группу ждет головомойка в излюбленном стиле килла: пойдем на полосу препятствия вытрясать дурь из головы. К сожалению, это был единственный метод призвать соотечественников старосты к порядку: загнать на полосу препятствий и заставить ее проходить, одновременно читая на память и вслух Устав Академии. Окончание занятий сегодня будет как на заказ!
Когда и эту новость переварили и угомонились, куратор продолжил, доказывая, что хорошо изучил вверенную ему группу:
— Староста!
Шинзари вскочил, одергивая на ходу китель:
— Я!
— Я запрещаю вам самостоятельно распределять сокурсников по подгруппам! — Верген тяжело прищурился, глядя в глаза Шинзари. У килла загуляли по скулам желваки. Ага, значит, и впрямь планировал сам распределить кого и куда. — Если узнаю, Шинзари, что вы рискнули ослушаться, то не только летнюю практику, но и все остальные запланированные в течение третьего курса практики вы лично будете проходить при канцелярии Академии. Вам понятно?
Шинзари на всю аудиторию скрипнул зубами. Но ответил по-военному четко:
— Так точно! В распределение по подгруппам вмешиваться не имею права!
Верген удовлетворенно кивнул:
— Отлично, садитесь! И напоследок, — куратор вновь перевел взгляд со старосты на группу, — если в течение трех дней кто-то из вас не найдет желающих проходить практику в компании с вами, то этого курсанта распределять буду я. Все понятно?
Группа хором подтвердила, что посыл ясен. И только когда в помещении воцарилась напряженная тишина, голос единственного игумара в группе, сидящего на самом последнем ряду, неуверенно спросил:
— А сама практика где будет проходить?
Верген хмыкнул и позволил себе криво усмехнуться уголком рта:
— На практику подгруппы отправятся во внутренний патруль. Тех, кто останется без подгруппы, я распределю сам.
Это был нокаут.
Десять секунд в аудитории висела мертвая тишина, а мы все потрясенно таращились на куратора. Внутренний патруль? Внутренний патруль в качестве прохождения первой практики?!! Хочу! Уверена, так думал каждый. Не удивительно, что спустя десять секунд аудитория взорвалась приглушенным гамом: позабыв про куратора, каждый что-то обсуждал с соседом, строил какие-то планы и задавал вопросы в пустоту. Я и сама дрожала от нетерпения. Скорее бы закончилась пара, скорее бы поймать Вергена и спросить: а где именно искать себе команду? Думаю, что это будет делаться не в коридорах среди сплетничающих друзей. Наверняка, должен быть какой-то официальный способ…
В этот момент встал Шинзари и официальным тоном спросил:
— Командор Верген, разрешите спросить? — Арлинт усмехнулся уголком рта, но кивнул. — Командор, где можно ознакомиться со списком будущих потенциальных согруппников и предложить свою кандидатуру?
Арлинт усмехнулся еще шире, как мне показалось, с некоторой ехидцей:
— Я все расскажу, Шинзари. В конце пары. А сейчас соберитесь и соберите вверенную вам группу. Сегодня разберем тактику полета в метеоритных поясах.
Верген был из тех преподавателей, которые люто ненавидели нарушителей дисциплины. Если он сказал, что разбираем новую тему, значит, разбираем. Отвлекаться и витать в облаках нельзя, ибо арлинт был скор на расправу. Однажды и я прочувствовала это на собственной шкуре: после бала замечталась о скорой встрече с Айминем и не заметила, как началась пара. Верген, начитывая материал, обратился ко мне с вопросом, но в ответ увидел абсолютно неадекватную девицу, витающую где-то в облаках. И пусть я с некоторых пор ходила у него в любимчиках за то, что всегда знала учебный материал назубок и легко ориентировалась в поставленных задачах, даже если и не знала верного ответа, все равно могла рассуждать логически. Зная все это, Верген не постеснялся назначить мне наряды по трудовой повинности. А наказывал арлинт изощренно: в тот раз мне выпало в течение пяти дней работать в столовой. У всех на виду. Провоцируя лишний раз киллов на насмешки.
Урок я усвоила накрепко и больше на наказание не нарывалась. Но в этот раз было особенно тяжко не отвлекаться. Лишь огромным усилием воли я заставила себя запустить учебник в комме и сосредоточиться на том, что говорил куратор. Все мои мысли все время норовили ускользнуть совсем в другую сторону. А Верген еще и будто нарочно, словно издеваясь, начитывал сегодня медленно и со вкусом. Хотя, возможно, мне так только казалось. От нетерпения.
Но всему в этой Вселенной рано или поздно приходит конец. Подошла к концу и пара по летному делу. Верген неторопливо продиктовал, что нужно изучить самостоятельно, и предупредил, что следующая пара будет последней в этом году, следовательно, на ней пройдет проверочная работа, по результатам которой некоторых могут и отстранить от сдачи экзаменов, и, куратор ехидно и многозначительно усмехнулся, от прохождения практики вне стен Академии.
