Правда, утверждение Наполеона о том, что он не начал бы войну с Россией, если бы знал о поведении шведов, вряд ли соответствует истине. Скорее наоборот: видя провал усилий французской дипломатии по сколачиванию антирусской коалиции, он поспешил ускорить начало войны, чтобы не допустить развала и без того непрочного австро-франко-прусского союза, тем более что на горизонте все явственнее вырисовывались контуры англо-русского мира.
Несмотря на разрыв дипломатических отношений и участие России в континентальной блокаде, английское правительство не оставило надежды оторвать ее от Франции путем заключения англо-русского сепаратного мира.
После неудачной попытки запугать царя угрозой дворцового переворота и даже физической расправой (декабрь 1807 г.) английская дипломатия перешла к тактике поддержки антитильзитских настроений, особенно в Петербурге и Москве. Английская агентура при этом опиралась на конкретных лиц – Чарторыйского, Строганова, Новосильцева, а также частично на окружение императрицы-матери Марии Федоровны, игравшей важную роль в закулисных дворцовых комбинациях.
Одним из методов подогревания антитильзитских настроений была засылка в Россию брошюр и памфлетов антифранцузского содержания. Снабженные многочисленными статистическими выкладками, эти отпечатанные на английском и французском языках книжечки «доказывали» полную неэффективность континентальной блокады для Англии и подчеркивали отрицательные последствия англо-русского торгового разрыва для России.
В целях нейтрализации английской пропаганды как в России, так и в Англии русское правительство предприняло контрмеры. Министерством иностранных дел России был налажен выпуск анонимных брошюр про-тильзитского содержания. Так, в конце 1807 г. в Лондоне на английском языке вышла одна из таких брошюр под названием «Ключ к пониманию последних действий России». Написанная якобы от имени англичанина, эта брошюра пыталась смягчить неблагоприятное впечатление в Англии от франко-русского союза.
Наряду с созданием антитильзитских настроений английское правительство пыталось нащупать почву для англо-русских сепаратных мирных переговоров. С этой целью еще в октябре 1807 г. в Петербург был направлен английский офицер-разведчик Роберт Вильсон. Целью его секретной миссии было предотвратить англо-русский разрыв. Однако добиться этого Вильсону не удалось.
Тем не менее англичане не оставили своих попыток. Накануне эрфуртской встречи министр иностранных дел Англии Каннинг тайно направил в Петербург нового гонца, некоего Холидея, который привез письмо министра на имя Новосильцева. Каннинг надеялся (и не без оснований), что либо Новосильцев, либо его друзья доведут содержание письма до Александра I. Так и случилось. А в письме уже почти открыто содержалось предложение заключить англо-русский сепаратный мир. Царь оставил обращение Каннинга без ответа, но и ничего не сообщил об этом английском демарше Наполеону.
Почти одновременно была сделана еще одна попытка начать переговоры с Россией, связанная с эскадрой адмирала Д. Н. Сенявина. Оказавшись отрезанной от русских портов из-за войны с Турцией и Англией, часть русской средиземноморской эскадры была блокирована в Лиссабоне английским флотом. Несмотря на явное военное превосходство, англичане не только не разгромили русскую эскадру, но заключили 4 сентября 1808 г. с Сенявиным конвенцию, по которой русские военно-морские суда передавались Англии «на сохранение» до заключения англо-русского мира, а весь экипаж во главе с командующим англичане обязывались доставить в Россию. И действительно, после ряда проволочек в сентябре 1809 г. русские матросы и офицеры на английских транспортных судах были доставлены в Ригу, после того как их суда были сданы под расписку английским властям. Столь гуманное обращение английского адмиралтейства с противником, явно нетипичное в английской морской практике, преследовало все ту же политическую цель – подчеркнуть, что Англия, несмотря ни на что, не считает Россию своим врагом.
И, наконец, еще одна попытка нащупать контакт с дипломатическими представителями России была сделана в декабре 1808 г. в письме Каннинга Румянцеву, находившемуся в то время в Париже.
* * *
Царская дипломатия на все эти авансы до 1810 г. отвечала официальным отказом. Александр I откликнулся на английский зондаж только в конце 1810 г., когда крах франко-русского союза и провал континентальной блокады стали очевидными. На этот раз английская дипломатия действовала через посредников – испанских дипломатов Коломби и Зея Бермудеса. Русскую сторону представлял Р. А. Кошелев, подчинявшийся непосредственно царю.
Англия хотела добиться заключения русско-испанского союзного договора, чтобы организовать войну против Наполеона на два фронта. Александр I до поры до времени воздерживался от конкретных обязательств. Секретные переговоры пошли интенсивнее по мере ухудшения франко-русских отношений.
16 августа 1811 г. (15 августа Наполеон устроил Куракину в Париже «разнос») принц-регент Великобритании написал царю письмо. В письме и приложенном к нему меморандуме английского министра иностранных дел Уэлсли (он сменил Каннинга на этом посту), доставленных в Петербург Бермудесом, содержалось предложение заключить новый англо-русский союз против Франции. Англичане предлагали свои услуги по примирению Турции и Персии с Россией, а также обещали помогать действиям русской дипломатии по привлечению на сторону России Пруссии и Австрии.
Не желая дать повод к обвинению в двойной игре, Александр I не ответил принцу-регенту, но написал Кошелеву весьма интересную записку: «Если Англия заинтересована в том, чтобы Россия была в состоянии оказать действительно серьезное сопротивление Франции, необходимо, чтобы она помогла России заключить мир с Турцией на почетных для России условиях. Очень важно также, чтобы Англия помогла России покрыть расходы, неизбежно связанные со столь значительными вооруженными приготовлениями… Если таких результатов удастся добиться с помощью Англии, то Россия немедленно положит конец всем разногласиям с ней, открыв свои порты, ибо тогда она будет в состоянии оказать сопротивление в случае нападения со стороны Франции…».
Кошелев сообщил эти соображения царя Бермудесу. Через него они стали известны в Лондоне. Оттуда сразу же последовало второе предложение заключить союзный договор.
Но царь пока не спешил. Ему гораздо важнее было добиться нейтрализации Австрии и Пруссии, а также мира с Турцией. Наполеон собирался воевать с Россией отнюдь не на море, а на суше Англия вряд ли могла оказать России существенную помощь.
Тем не менее секретные переговоры продолжались. Через проживавшего в Англии в качестве частного лица бывшего посла С. Р. Воронцова и особенно через бывшего чиновника МИД России корсиканца К. Поццо-ди-Борго, высланного по требованию Наполеона в 1808 г. из России, царь установил неофициальный контакт с английским правительством. Особенно активно действовал Поццо-ди-Борго. Осенью 1811 г. он имел продолжительную беседу с принцем-регентом, который вновь подтвердил готовность Англии оказать помощь России в войне против Франции.
Весной 1812 г. англо-русские переговоры настолько активизировались, что русское правительство даже предложило направить в Петербург английского министра иностранных дел Уэлсли. И хотя Уэлсли не поехал, дальнейшие переговоры велись без особых помех в Стокгольме, куда оба правительства назначили своих представителей. 11 июня 1812 г. царь писал своей сестре: «Я надеюсь в скором времени известить вас о мире с Англией, но пока – никому ни слова».
18 июля 1812 г. русско-английский мирный договор был подписан на территории Швеции русскими представителями Сухтеленом и Николаи и английским уполномоченным Торнтоном.
* * *
К лету 1812 г. обе «союзницы» уже закончили дипломатическую и военную подготовку к новой войне. Франция заключила в феврале и марте союз с Пруссией и Австрией, Россия – в апреле союз со Швецией и в мае – мир с Турцией. Оба последних соглашения были особенно тяжелыми ударами планам Наполеона, ибо освобождали значительные силы русской армии для войны против Франции: царю не надо было больше держать обсервационный корпус в Финляндии против шведов, и свою Дунайскую армию на юге – против турок.
Согласно предложению Нессельроде, дымовой завесой всех этих приготовлений служили франко-русские официальные переговоры по спорным вопросам. Ведение переговоров было поручено Куракину. Нечего и говорить, что эти переговоры с самого начала были обречены на провал хотя бы потому, что с апреля 1811 г. Наполеон отказывался признавать Куракина в качестве полномочного посла России во Франции. Год спустя комедия переговоров повторилась: Куракин домогался встреч с министром иностранных дел Маре, а последний уклонялся от них и даже не удосуживался отвечать на ноты Куракина, что само по себе было вопиющим нарушением дипломатического протокола. Эта игра продолжалась три месяца, с апреля по июнь 1812 г. 11 мая Куракин пригрозил, что если на последнюю его ноту ответа не будет, то он затребует паспорта для себя и всего персонала посольства. «Затребовать паспорта» на тогдашнем дипломатическом языке означало разорвать дипломатические отношения.
