— И?
Мальчик — администратор, имя которого я никак не запомню, а теперь, похоже, и не буду напрягаться, хлопает ресничками с полминуты и выходит.
Я ставлю пометку, чтоб завтра отправить его на увольнение. Эйчар взвоет, конечно, но пошла она нахер. Я ей слишком много плачу, чтоб слушать возмущения.
И вообще… Может, эйчара поменять?
Крамольная мысль, заманчивая.
Но проблема в том, что эйчар-то меня устраивает. Да и персонал она подбирает нормальный. Просто город у нас не то, чтоб огромный. А в нашей сфере вообще все друг друга знают. И мои последние кадровые перестановки, вернее, кадровый геноцид, у всех на слуху.
В «Гэтсби» просто никто не хочет идти работать. Из прежних сотрудников одна Ирина-бухгалтер, бессменная. И сама эйчар Тамара.
Но мне плевать. Мне вообще на все плевать с некоторых пор. С некоторых конкретных пор.
Я перевожу взгляд на экран ноута, где наглый татуированный рэпер лижет шею моей сестренки.
И глаза привычно заволакивает мутью.
А мне бы нельзя. В этот раз нельзя.
Когда две недели назад появилось первое такое видео, я как раз геноцид персонала и устроил.
Разъебашил всех. Докопался до каких-то салфеток в зале, а потом понеслась душа в рай.
Тамара потом долго выговаривала. И довыговаривалась до того, что я и ее уволил.
И послал нахер. Но она лишь презрительно хмыкнула, выгнула соболиную бровь и, надменно заявив: «Проспитесь для начала, Сергей Юрьевич», удалилась из кабинета, цокая каблуками.
А я вызвонил Даню, и мы с ним долго пили в кабинете. Даня ни о чем не спрашивал, пиздел о какой-то лютой хрени, типа весенне-летнего пробега на байках по Европе, про свою мелкую, которая типа научилась улыбаться и явно его мудацкую рожу отличает от других, про успехи сына в борьбе, про бизнес, где все прямо сбесились, и заказы прям валятся, и все это одновременно…
Я его слушаю, слушаю, слушаю… И чувствую, как желание все раздолбать уходит прочь. Заменяется чем-то остро-горьким. Чем-то, что имеет вкус обреченности.
Потому что смысл все ломать, когда уже основное сломано? То, что еще толком и не построено было?
Смысл?
Моя девочка уехала. И не звонит. И не пишет. И на шоу у нее какой-то мудак татуированный шею лижет.
А я смотрю. Просто смотрю. И, наверно, должен быть рад, что у нее все хорошо, что она счастлива?
Ведь я же ее люблю? Да?
А когда любят, желают счастья?
Тогда почему я желаю сдохнуть татуированному рэперу, взорваться павильону, где снимают шоу, сгореть всей этой гребанной Москве?
И самой Татке я желаю оказаться подо мной. На коленях. И чтоб я ее наказывал. Смотрел, как слезы текут по щекам. И наказывал.
Членом в рот, ага.
А потом развернул бы спиной к себе, и еще раз наказал.
А потом…
Черт!
В этот момент я обычно либо шёл в зал и до охерения бил грушу, либо шел в душ и дрочил. Настроения мне это не поднимало, накала жести в голове не сбивало. И легче… Нет, не становилось.
Я представлял себе, как еду в эту поганую Москву, забравшую у меня самое дорогое, что было в жизни, как врываюсь в этот павильон, по пути от души вламливая всем, кто остановить подумает. Как нахожу Татку, и рядом этого татуированного ублюдка, это непременно. Смачно отовариваю по носу, так, чтоб не ходил потом таким красавчиком, а потом взваливаю свою собственность на плечо, как средневековый варвар, и утаскиваю ее прочь. Наплевав на визги. Привожу домой… И да. Наказываю.
По разным сценариям. Разнообразным. Но все двадцать один плюс. Или выше рейтингом.
Потом я обычно вспоминал ее глаза чистые, как она на кухне тогда на меня смотрела. И бекон жарила.
И я, полностью готовый в тот момент поступить так, как мне хотелось, остановился. И словно волна горячая ударила по сердцу.
Сучка мелкая, когда она успела туда пробраться? Так пробраться?
Я же не могу смотреть на нее!
А она — не понимает!
Не понимает, что творит со мной!
Потому что она — маленькая. Такая чистая, такая…
Какого хера я рядом? Какого хера мешаюсь?
Я, мне кажется, уже тогда отпустил ее. Ту, так я думал, что отпустил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
До последнего думал.
А потом на вокзал ехал, в последний момент сорвавшись. И, как в плохом кино, вслед поезду уходящему смотрел.
Не плакал, конечно, нет.
Но, сука, сердца не чувствовал. Опять.
— Нахрена вообще отпустил ее, если все так? — неожиданно спросил тогда, во время пьянки, Даня, прервав рассказ о науке смены памперсов у полумесячного младенца.
— Потому что она хотела.
— Ну… Был же какой-то другой вариант? Можно же было не рвать все вот так?
— Не было. И вообще. Уж кому бы говорить, а?
На это Дане ответить было нечего, потому что сам в свое время с Ленкой столько времени растанцовывался, что вся байкерская тусня ржала.
— Ну теперь езжай, забирай ее.
— Ей там хорошо. Она — на своем месте.
— И че? Будешь ждать, когда она с этим утырком потрахается? А то, может, уже трахается?
После этого Дане пришлось резко вскочить и отпрыгнуть в угол комнаты, потому что я рванул неожиданно. Но к тому моменту во мне была бутылка коньяка, так что бросок получился слегка неточным.
Даня постоял надо мной, задумчиво разглядывающим потолок кабинета, покачал головой.
— Давай, Серый, приходи в себя. А то так все проебешь. И бизнес, и друзей.
И ушел.
Потом мы, естественно, поговорили, и я попросил прощения. Но саму ситуацию это не изменило.
Ее ничего не могло изменить.
Я ставлю на повтор видео с лижущим шею сестренки утырком, сжимаю и разжимаю кулаки.
А потом из зала звучит выстрел.
Ох ты ж нихера себе, клиент развеселился!
Я несусь на выход даже радостно, потому что черную злобу надо выплеснуть.
А тут такой повод, такой повод!
Стресс-интервью.
— Слышал, Татка в городе?
Да заебись!
Уже третий человек мне звонит и рассказывает то, что я знаю еще со вчерашнего дня!
Моя сестра вылетела по голосованию на субботнем шоу. А в воскресенье уже была в городе.
И в понедельник мне про это только ленивый не рассказал.
Я нечленораздельно рявкаю в трубку и вырубаю, нахрен, звук. А потом перевожу взгляд на Тамару:
— И вот на кой хер ты мне нужна, а? Если я сам должен собеседования проводить? Время тратить?
— Знаете, Сергей Юрьевич, — поджимает губы Тамара, — я переработала сценарий поиска и пришла к выводу, что нам необходимо стресс-интервью.
— Что это?
— Это специальная методика, когда кандидат ставится в стрессовую ситуацию, и как раз в этом случае проявляются его способности.
— Ну а я тут при чем? Проводи?
— Ваше собеседование — идеальный вариант. Вам даже говорить ничего не надо. Особенно после недавнего эффектного задержания этого быка с пистолетом. Я тут накидала список вопросов.
Черт… Я хмурюсь, не особо довольный дополнительно свалившейся плюшкой к моей и без того не прямо кристальной репутации.
Но клиент выпил лишнего, расстроился из-за не прожаренной рыбы и того, что к нему на поклон не вышел хозяин «сраной едальни». А тупарь-администратор не смог этот беспредел остановить.
Бык достал ствол и начал палить.
Хорошо, что народ, как раз на бизнес-ланч заглянувший, в большинстве своем солидный. И помнящий девяностые. А потому привычно залег под столы.
И мне пришлось вспоминать навыки и разруливать ситуацию.
В итоге бык с двойным переломом руки — в тюремной больничке, смена, работавшая в тот день — в увольнении, я — в кадровом дефиците.
Ах, да! И репутация заведения — в жопе.
Хотя, выручка, наоборот, на высоте все эти дни. Любит у нас народ опасность и жареное.
Ну да ладно. Надо, сука, работать. И брать откуда-то персонал, который и до этих событий не особо активно шел ко мне, а теперь так вообще.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На Тамару не орать надо, а памятник, бляха муха, ставить, что хоть кого-то отрыла.
Я пробегаюсь по списку вопросов.
