Тем временем события на фронте Николаевской дивизии продолжали развиваться своим чередом. Начальник телеграфного отдела штаба IV армии, находившийся в Корнеевке, 24 октября передал начальнику связи армии следующее: «Сообщаю, что еще в ночь на 24 октября потерял связь со штабом Николаевской дивизии (провода перерезаны, и, как видно, дивизия окружена). Идет сильный артиллерийский бой. Депеши, исходящие из штаба армии, в дивизию не попадают. Высылал небольшую разведку, которая, заметив сильные разъезды (противника), вернулась обратно»[393].
Начальник оперативной части штаба Николаевской дивизии Чеков 25 октября, сообщив о местонахождении Николаевской дивизии в Нижней Покровке[394], передал для командира Сердобского полка в Озинки следующую радиограмму: «Выходите со ст. Озинки вдоль р. Камышлак, на Муравли, хут. Попов, на Петраки, с Петраков на Новочерниговку. Проводников выслать не могу. Посылал целый батальон, который был встречен противником большими силами. Батальон был вынужден вернуться обратно. При движении запасайтесь в большом количестве снарядами и патронами»[395]. Одновременно просил начальника артиллерийского парка Туркина присоединить пополнение, присланное из Николаевска, к Сердобскому полку. Вооружить всех, если есть оружие, и дать им большой запас патронов[396].
Однако там, где сила не брала, выручали смелость и находчивость. На другой же день в Озинки Чеков сообщил, что проводником для встречи Сердобского полка и пополнения послан из Нижней Покровки Антон Золотов с группой товарищей[397]. Тем временем дивизия, не теряя надежды на помощь, с утра 25 октября предприняла попытку прорвать кольцо окружения в направлении хутора Чилижный с целью выхода кавалерийского полка в Солянку и установления им связи с 1-м Саратовским кавполком. Но после того как кавполком имени Гарибальди был пройден хутор Чилижный, противник повел атаку со стороны хутора Павловский силою до четырех полков. Казаки были встречены организованным ружейно-пулеметным огнем батальона с места и артиллерийским огнем батареи, бившей прямой наводкой. Атака была отбита. Однако, стремясь не допустить выхода из окружения, противник снова атаковал. Положение было спасено подошедшим вторым батальоном, с которым прибыл и Василий Иванович. После этого, подтянув и организовав силы, противник в третий раз атаковал батальоны и кавалерийский полк. Завязался ожесточенный бой, переходивший в рукопашные схватки и длившийся около часа. Оставив более 300 человек убитыми и ранеными, противник отступил, но и наши, видя его твердое намерение не выпустить из окружения, идти снова на прорыв не решились[398]. В тот же день в штаб армии радировалось: «Едим вареную пшеницу, хлеба нет».
Командарм-IV и его штаб о положении Николаевской дивизии в штаб фронта не доносили. Но по приказанию главкома от 26 октября им пришлось это сделать[399]. На другой день на имя командарма из штаба фронта пришла телеграмма следующего содержания: «Вчера ваши сводки говорили о сложном положении Николаевской дивизии, якобы окруженной казачьими разъездами. В сводке же к 24 часам говорится глухо, что изменений в положении на фронте армии не наступило. Реввоенсовет считает, что такое донесение совершенно неудовлетворительно, так как не представляется возможным судить, что делается в Николаевской дивизии (означается ли она окруженной) и какие меры вами приняты для облегчения этой дивизии»[400].
Ответ главкому (копия Чапаеву) 27 октября был следующим: «На поддержку Николаевской дивизии направлен Малоузенский полк от Большой Глушицы через Грачев Куст в район Ивановский, Холманка (не прямым путем, составлявшим 100 километров, а в обход с северо-запада, на 150 километров, с целью избежать встречи с так называемыми „разъездами“ противника, а на деле — оттянуть время оказания помощи. — Авт.). Отправляется 1-й Саратовский кавполк из Уральской дивизии от Верхней Солянки на Волчанский, Черниговку (кавалерийский и Малоузенский полки, как увидим дальше, направлены не были. — Авт.). Из Покровска (за 400 километров. — Авт.) направлено пополнение вооруженных 800 человек, из Николаевска — 600 человек с частью вооружения (также не были высланы. — Авт.). Отдается распоряжение о направлении бригады Самарской дивизии из района Алексеевка, Ореховка, Ильчевка на Игумнов, Умет Переметный»[401]. Таким образом, это донесение в большей своей части не соответствовало действительности. Ни одна воинская часть, кроме запоздавшего пополнения, на помощь дивизии не высылалась и не пришла. В этот же день, 27 октября, происходил следующий разговор оперативного дежурного штаба IV армии по прямому проводу с комиссаром телеграфа станции Рукополь:
— Пригласите комиссара к аппарату. Просит дежурный по полевому управлению штаба армии.
— Комиссар телеграфа здесь, у аппарата.
— Имеете ли вы связь с Николаевской дивизией (отрядом Чапаева)?
— Не имеем. Направляем депеши на Николаевск.
— Не имеется ли у вас о ней каких-либо сведений?
— Были одни сведения № 194/бс. У вас читали его? Если нет, могу дать его.
— Прошу.
— «Штарм из 2-й Николаевской дивизии, 27 октября, 8 час. 40 мин. Штаб IV армии. Политический отдел. Товарищи, помощь нужна. Нет никакой возможности. Невозможно установить связь со штабом дивизии. Здесь нет ни одного вооруженного человека. Дивизия у противника, положение безвыходное. В хуторе беспрерывно слышен сильный артиллерийский бой по направлению Горюнова. Спасите храброго, верного командира тов. Чапаева. Он дороже золота. В тылу, за малым исключением, растерянность. Транспорт задерживается в Любицком за неимением прикрытия, никакого подкрепления пока не прибыло. Шлите броневики. Замечены шпионы. Политком (Николаевской дивизии) Стаувер». Больше никаких сведений не имеем.
— Не поступали ли к вам какие-либо телеграммы из частей отряда Чапаева?
— Еще никаких телеграмм не поступало. Если поступят, то они вне очереди будут направляться вам.
— Хорошо[402].
Василий Иванович продолжал отбиваться от наседавшего со всех сторон противника с измученными до предела и голодными людьми. В двух других дивизиях армии в это время происходили внутренние неурядицы, вызванные недовольством бойцов. Для ликвидации инцидента во 2-й бригаде Самарской дивизии, вызванного необдуманными ее передвижениями, командарм приказал начальнику дивизии Захарову с комиссаром Семенниковым отправиться в ее полки[403]. Неблагополучно было и в Уральской дивизии. Требовалось вмешательство старшего командования. Военный совет армии предложил выехать в дивизию командарму Хвесину. Но тот, свободно распоряжавшийся жизнями других, потребовал обеспечить безопасность своей личности[404]. Однако выехать пришлось, правда, он не проследовал дальше ст. Озинки, не переступая границ Уральской области и держась вдалеке от своих собственных войск.
В радиограмме штаба армии Чапаеву 28 октября говорилось: «Сообщите ваше положение. Подошел ли к вам 4-й Малоузенский полк и 1-й Саратовский кавалерийский? Прибыло ли пополнение? Сегодня из Покровска в Уральскую дивизию выехал командарм Хвесин, установите с ним связь»[405]. На это Василий Иванович ответил, что положение Николаевской дивизии критическое, указанные полки не пришли, пополнений нет[406].
Настойчиво добиваясь поддержки слабым измученным частям, Чапаев думал и о возможных последствиях для соседней Уральской дивизии, если противник обрушит высвободившиеся от Николаевской дивизии силы против нее. Поэтому продолжал держаться до последней возможности, приковав, таким образом, эти силы к себе.
Об этом он доносил 28 октября в Уральскую дивизию командарму на станцию Озинки: «Доношу, что из-за неподхода подкреплений держаться более нет сил. 30 октября в 6 часов утра открываю фронт на ст. Алтата, что может быть катастрофой для Уральской дивизии»[407].
Каковы же были представления соседей о положении не имевшей выхода из кольца окружения и бедствовавшей Николаевской дивизии и какова была помощь с их стороны, можно судить по следующей радиограмме начдива и комиссара Уральской дивизии от 30 октября: «Прошу срочно приступить к разгрузке станции Озинки, ибо масса груза, предназначенного в вашу дивизию, третий день стоит без разгрузки… Высылайте приемщиков, транспорт на станции Семиглавый Мар и Озинки»[408].
Выслать приемщиков Чапаев не мог. Он строго учитывал остатки сил и возможностей. Это видно из его приказов. В приказе № 23 от 28 октября 1918 г. записано: «Мною замечено, что командиры полков не знают численного состава вверенных им полков, количества имеющегося у них вооружения, боеприпасов, лошадей и продуктов. Представленные в штаб дивизии сведения резко разнятся в итогах, хотя представляются на одно число. За такое халатное отношение к делу объявляю на первый раз строгий выговор…»[409] В приказе № 24 от 30 октября требовалось: «Для точного выяснения личного состава полков… командирам полков немедленно образовать комиссии из трех человек, в которые должны войти два человека из состава батальонов и один из штаба полка. Комиссиям точно выяснить списочный и наличный состав полков и сообразно с этим правильность получаемых ими продуктов»[410].
