* Puysegur. Recherches etc. 319, 322. Colquhonn. Die geheimen Wissenschaften etc. 113.
** Dupotet. Traite complet du magnetisme animal. 440.
*** Le Brun. Histoire critique des pratiques superstitieuses. I. 58 (Amsterdam, 1733).
Примеры необыкновенного развития способности сомнамбул созерцать внутренний организм постороннего им лица можно найти у английского врача Гэддока. "Если пациенты пожелают лично быть исследованными Эммой, – говорит он о своей сомнамбуле, – то я настоятельно прошу их до тех пор ничего не сообщать мне о своем здоровье, пока ясновидящая не произведет над ними своего исследования и не опишет внутреннего состояния их организма и симптомов их болезни, так как нередко случается, что они выражают свое удивление, когда слышат от нее, с какой точностью она описывает эти симптомы и с какой правильностью указывает на место или определяет часы периодического наступления их страданий, хотя ни я, ни она не слышали от них ни слова о всем этом... В _ двух или трех случаях Эмма по своей собственной голове заочно указала место страдания умалишенных, а я, основываясь на ее показаниях и на френологических данных, отважился сделать заключение относительно главных симптомов их болезни. Мои заключения, как подтвердили пользовавшие больных врачи, оказались верными".
* Haddock. Somnolismus etc. 192, 193.
Нередки и такие случаи, когда правильность диагнозов, даваемых сомнамбулами, подтверждалась вскрытием трупов. Разумеется, эти исключительно основывающиеся на внутреннем созерцании, но отнюдь не на абстрактных анатомических и физиологических сведениях о человеческом теле диагнозы не могут отличаться такой научной точностью и такой определенностью выражений, какими отличаются медицинские заключения, даваемые на основании анатомических вскрытий, но опытный врач может извлечь и из них пользу.
Если внутреннее самосозерцание сомнамбул основывается на восприятии ими впечатлений от своего организма не во время нахождения их в нормальном состоянии, то способность их видеть чужой организм должна основываться еще на более сильном перемещении порога их сознания и большем обнаружении трансцендентальной половины их существа. Если мы допустим теперь, на что имеем право, что восприятие сомнамбулами впечатлений, исходящих от чужого организма, основывается на материальном воздействии на них некоторого тонкого газообразного вещества, то такая их способность ясновидения утратит всю свою чудесность и будет такой же обыкновенной способностью, как и остальные наши психические способности, с той только разницей, что во время нахождения человека в нормальном состоянии этой его способности для обнаружения своей деятельности недостает психического субстрата ее, сознания. Наше трансцендентальное я находится в ином отношении к внешнему миру, чем наше я эмпирическое; оно представляет как бы продолжение нашего эмпирического я, корень нашего существа, отношения которого к внешнему миру начинают нами восприниматься только тогда, когда наша жизнь из наземных частей нашего существа, нашего эмпирического я, ствола его, и нашего чувственного сознания, его цвета, снова уходит в его корень. Это иное наше отношение к внешнему миру принято называть "магнетическим отношением". Но магнетизирование отнюдь не служит единственным средством к установлению такого отношения. Обращаем особенное внимание читателя на то/что в иное отношение к внешнему миру, чем то, в котором находимся мы к нему обыкновенно, ставится не весь субъект сомнамбул, а только лицо их чувственного сознания; магнетическое отношение возникает только для этого их лица, для субъекта же их оно существует и до, и после магнетизирования.
Мы до тех пор не поймем отношения человека к природе, пока будем отождествлять наш субъект с сознаваемым нами нашим лицом; до тех пор не придем к определению человека, пока не признаем существования нашего другого я, кроме я, находящегося над порогом нашего сознания, и пока слепо будем веровать в то, что физиологическая психология может объяснить всего человека. Человек похож на те неподвижные звезды, которые, подобно Проциону, образуют вместе со своим темным спутником двойное созвездие, звезды которого описывают вокруг общего центра их тяготения эллипсы. Если признать существование только светлой звезды такого созвездия и принять в расчет только то тяготение этой звезды, центр которого находится в млечном пути, то движение ее будет представлять загадку, которая разрешается сейчас же, как только мы допустим другое тяготение ее, тяготение к темному ее спутнику. Так точно и тот, кто хочет быть монистом, кто хочет рассматривать человека и природу вместе, должен признать существование темного спутника, сознаваемого нами нашего я, существование нашего я, находящегося под порогом нашего сознания. Только человек, убежденный в том, что пятью отношениями нашего чувственного я далеко еще не исчерпывается сумма всех отношений наших к природе, и стоит на прямом пути решения загадки о человеке; кто же оставляет в стороне нашего темного спутника и признает одну физиологическую психологию, тот уподобляется астроному, который захотел бы объяснить движение Проциона одним из его тяготений, тяготением его к некоторому центральному солнцу.
Магнетическое отношение сомнамбул к внешнему миру направляется прежде всего на их магнетизера, так как, по-видимому, им легче всего видеть его внутренний организм. Затем магнетическое отношение сомнамбул распространяется на лица, с которыми они связаны узами любви и симпатии. Однако магнетизер может сообщить этому отношению любое направление, причем тот случай, когда сообщение магнетическому отношению определенного направления производится путем прикосновения или при помощи материального проводника, например, волоса, служит доказательством того, что сомнамбулическое ясновидение вызывается материальным воздействием. Профессор Мэйо сообщает следующий интересный с ним случай. "Из Боппара, – говорит он, – я послал одному проживавшему в Париже и находившемуся в приятельских со мной отношениях американцу срезанную у себя с головы прядь волос и завернутую полковником С. во взятую у себя на столе писчую бумагу. Американец не знал полковника даже по имени, а следовательно не имел и никаких данных для заключения о том, кому принадлежали волосы. Его задача, которую он и выполнил в точности, состояла в том, чтобы вручить бумагу с волосами одной парижской сомнамбуле". Далее Мэйо говорит, что эта сомнамбула дала совершенно правильное показание и что это показание состояло в том, что полковник страдает параличом бедер и лядвий, да сверх того еще и другой болезнью, против которой он употребляет обыкновенно один хирургический инструмент.* Когда в Сальпетрьере, в Париже, для определения болезни одной особы погрузили в сон сомнамбулу, то она еще до прибытия больной пришла в сильное возбуждение и отказалась дать диагноз в ее присутствии. Когда же больная удалилась, то сомнамбула, в противоположность медицинскому диагнозу, состоявшему в том, что у нее грудная болезнь, констатировала у нее болезнь сердца и предсказала, что на четвертый день у нее будет сильное кровотечение, а на десятый она умрет. Это предсказание сомнамбулы исполнилось в точности, диагноз оказался правильным.**
* Mayo. Wahrheiten im Volksaberglaubeu. Duetsch von Hartmann. Leipzig, 1852. S. 214.
** Mirville. Pneumatologie. I. 32. Paris. 1853.
Чтобы привести еще одни пример правильного диагноза сомнамбул из недавнего прошлого, укажем на случай, который имел место с президентом мюнхенской обер-консистории доктором фон Гарлесом и против которого, конечно, нечего будет сказать даже записному скептику. Когда у его жены в Лейпциге явилась подозрительная боль в позвоночном столбе, то коротко знакомый с ним профессор Линднер, без ведома Гарлеса, который не согласился бы на это, обратился за советом относительно ее болезни к одной жившей в Дрездене сомнамбуле. "После своего возвращения, – говорит Гарлес о Линднере, – он сообщил мне следующее. Он спросил у сомнамбулы, может ли она как-нибудь духовно перенестись в комнату одной больной в близлежащий (известный ей) город. Она ответила, что может, если ей будет указан признак, по которому она могла бы отличить дом, где находится больная, от других, с ним соседних. На это он ответил, что дом этот легко отличить по следующим двум приметам: он стоит против дома церковного хора, наискось, и как раз против него находится единственный на этой улице насосный колодезь. Эти указания были признаны сомнамбулой достаточными. Немного погодя, она сказала, что нашла дом, видит и комнату, в которой находится больная. Теперь она как раз страдает припадком своей болезни и не то сидит, не то лежит на софе... Тут она описала комнату и костюм пациентки. Это описание, насколько о том мог судить спрашивавший, было верно. Затем он спросил, может ли больная выздороветь. На это последовал ответ, что это легко может статься и что болезнь произошла от простуды и пр."*
