Мини–крепость Сеталвад расположена неподалеку от пляжа Джуху, в северном Мумбаи, который является синонимом Болливуда. В стороне от магистралей стоят длинные ряды побеленных вилл, многие с вооруженной охраной. Отель «Мариотт» — любимое место деловых встреч актеров, продюсеров и финансистов. Я беседую здесь о демократии с режиссером Шекхаром Капуром, одним из немногих индийских голливудских, а не болливудских, кинодеятелей. Его последним проектом является фильм о нехватке воды, сильно отличающийся от его предшествующих «глянцевых» произведений. Капур рассказывает:
Экономическое процветание является здесь главной силой. Только богатые и обладающие властью обладают в Индии реальной свободой… Здешние системы извращены. Например, судебная система работает на высоком уровне, но не для бедных.
Я спрашиваю, как вышло, что у Индии такая речистая интеллигенция и такая низкая политическая культура?
Единственный способ продвижения в политике — участие в коррупции. Политики думают, что имеют право на компенсацию после того, как потратили столько времени на то, чтобы быть избранными.
Создание коалиций — прибыльный бизнес. Национальные министерства, подобные министерству телекоммуникаций и транспорта, обеспечивают наилучшие возможности для того, чтобы снимать сливки с контрактов. Аналогичная система действует на каждой ступени лестницы.
Но иногда кто‑нибудь ломает стереотипы. Одной из наиболее привлекательных характеристик выборов в ряде демократических стран является их способность поощрять «выскочек». Адольф Д'Соуза из их числа. Когда я спросил адрес, он ответил, что его окружной офис расположен рядом с храмом, в «гараже номер один». Окруженный пластиковыми креслами, упаковочными ящиками, водяным кулером и стопами бумаги, он рассказывает о своем маленьком политическом эксперименте. Д'Соуза (активист в католической церкви Джуху со школьных времен) в 2002 году основал квартальную политическую группу «Платформа сознательных граждан», которая должна была наблюдать за действиями кандидатов для Муниципальной корпорации (совета) Мумбаи. Рейтинги кандидатов были такими низкими, что они решили в следующий раз предложить собственных, что и помогло ему пробиться наверх. На местных выборах 2007 года Д'Соуза получил на 600 голосов больше, чем кандидат от партии Индийский национальный конгресс, и стал представителем района 63. Его команда истратила на избирательную кампанию всего 57 тысяч рупий (около 8оо ф. ст.). По его оценке, противники истратили гораздо больше.
«Я не давал во время кампании особенных обещаний. Я просто сказал людям, что если они хотят что‑то изменить, они должны не просто голосовать, но и участвовать», — говорит Д'Соуза. Его районный комитет собирается дважды в месяц, чтобы принять коллективные решения. Их он должен выполнить. Большая часть его времени посвящена безотлагательным проблемам округа: плохим дорогам, мусору, который не убирают, трудностям с канализацией и грязной воде. Для того, однако, чтобы сделать что‑нибудь, например, побудить подрядчиков двигаться быстрее, неизменно требуются деньги, а если их нет, то у тебя, скорее всего, ничего не получится: «Здесь ты можешь выйти из любой ситуации, заплатив деньги. На этот счет есть неписаное правило».
Д'Соуза живет с отцом и передвигается по району на рикшах. Ему ежемесячно платят 10 тысяч рупий (около 140 ф. ст.), что было бы достаточной суммой для большинства индийских граждан, но смехотворно для индийского политика. Оценки коррумпированности трех уровней индийской политики разнятся. Считается, что значительное большинство политиков, независимо от их профессионализма, использует пребывание в должности, особенно на муниципальном уровне и уровне штата, для обогащения. Люди указывают на чудака — Манмохана Сингха, которого можно было бы назвать «незапятнанным». На ужинах, где о политике говорят со смешанными интересом, презрением и безразличием, такие вопросы вызывают только смех.
Для множества потенциальных кандидатов политика представляет собой способ расстаться с бедностью — с собственной бедностью. Писатель Панкадж Мишра говорит:
Тысячи людей выбираются из массы обездоленных и занимают места в парламентах. Они не имеют специальной подготовки, иногда даже недостаточно грамотны. Среди них много преступников.
Даже если они не относятся к криминалу, им нравится внешний блеск. Политиков называют «самыми компетентными людьми». Если вы хотите, чтобы что‑то было сделано, член местного парламента или совета может помочь решить вопрос — за определенную цену. Наличие просителей перед их офисом свидетельствует о том, что они продвинулись дальше коллег. Они могут пользоваться автомобилем и могут позволить себе путешествие за границу. Д'Соуза говорит, что отказывается брать взятки: «Мои коллеги в совете считают меня наивным, но я не обращаю внимания на то, что являюсь единственным, кто плывет против течения». Я спрашиваю его, сколько он мог бы получить в виде взяток. Он отвечает: «Пять миллионов рупий [70 тысяч ф. ст.] Я мог бы за эти пять лет сделать то, на что в противном случае понадобилась бы вся жизнь. Можете рассматривать это как упущенную возможность».
Мои встречи с Сеталвад, Капуром и Д'Соуза (на расстоянии мили одна от другой, и все же эти люди обитают в различных мирах) напомнили мне о стычке, которая произошла в мой прошлый приезд в Джуху двумя годами ранее. Тогда все только и говорили, что о «китайском чуде». Помню, как я встретился с группой молодых предпринимателей, мужчин, которым было чуть за тридцать, живших в Кремниевой долине. Эти зачинатели индийской ИТ–революции указывали мне на ветхий мумбайский аэропорт и трущобы Джуху и Санта–Крус неподалеку. Почему, спрашивали они, ну почему Индия не может просто воспользоваться теми же методами, что и китайцы? Почему бы просто не убрать все эти уродства и преграды на пути прогресса? Дайте этим местным жителям какую‑то компенсацию, если она им положена, переселите их куда‑нибудь, если власти действительно должны сделать это, но почему Индия обязана мириться со всей этой грязью? Проблема состояла в том, что в этих трущобах жили избиратели членов парламента, жаждущих переизбрания, а процесс планирования здесь является самым громоздким в мире. Модная теория рассматривала демократию в качестве препятствия росту. «Можем ли мы позволить себе демократию в этом чрезвычайно конкурентном мире?» — этот вопрос задавался довольно часто. Я слышал его и в самом Китае от молодых предпринимателей, которые бывали в Индии и с пренебрежением говорили о тамошнем «хаосе». Сравнительно недавно этот аргумент обсуждался применительно к спорту. Индийцы восхищались темпом и эффективностью подготовки к китайской Олимпиаде. Они сравнивали этот процесс со злополучными попытками сооружения новых стадионов для гораздо менее значимых Игр Содружества в Дели. Некоторые даже предлагали пригласить на помощь китайцев.
Итак, является ли препятствием для такого прогресса не столько наличие демократии в качестве политического механизма, сколько качество этой демократии как средства его обеспечения? Является ли неспособность прошлых правительств улучшить инфраструктуру и коммунальное обслуживание результатом проведения выборов — или объясняется тем, что голосование не было преобразовано в действия? Паллави Айяр, пекинская корреспондентка газеты «Хинду», провела сравнительное исследование китайской и индийской систем. Она предлагает следующее сравнение:
В то время как Коммунистическая партия Китая обеспечивает себе легитимность благодаря обеспечению подъема, в Индии легитимность правительства связана только с результатами голосования… Легитимность демократии во многом избавляет индийские правительства от необходимости действовать. КПК не может позволить себе такую роскошь.
Если выборы не рассматриваются как основной показатель эффективности, как в Сингапуре, не лишаются ли тогда они цели?
В случае Индии выборы, возможно, являются просто началом координат для всего населения: богатых и бедных, мусульман и индусов. Трудно отрицать чрезвычайную интенсивность предвыборных кампаний. Когда в 2009 году были назначены всеобщие выборы, СМИ были переполнены сведениями об участниках гонки и перспективах двух основных партий, Индийского национального конгресса и Бхаратия джаната парти, и о различных махинациях по созданию коалиций. Соня Ганди, рожденная в Италии наследница великой династии, Моди, несколько других лишь чуть менее противоречивых фигур… короче говоря, индийская политика не испытывает недостатка в сильных личностях. Еще одним кандидатом, который возбуждает страсти, является премьер–министр штата Уттар–Прадеш Майавати Кумари. Она неизменно вызывает насмешки у «соискателей» из среднего класса. Она — далит, то есть принадлежит к касте неприкасаемых. Она очень амбициозна и призывает к кастовой лояльности, что остается значимым для распределения голосов избирателей. Средний класс считает ее бесстыдно вульгарной. Один из анекдотов, звучащих о ней на нескромных вечеринках, гласит, что Майавати как‑то пожаловалась, что на одном из многих плакатов с ее изображениями в Лакхнау, столице штата, не виден ярлык «Гуччи» на ее сумочке. Они смеются над одним из ее предвыборных лозунгов: «Я принадлежу к низкой касте. Я — не замужем. Я — ваша». Они с пренебрежением относятся к данному ею народу обещанию, что когда она в конце концов доберется до резиденции премьер–министра в Дели, простые люди смогут жить так же, как она. Ее критики, возможно, не так уж неправы, осуждая ее склонность к шику, но они умышленно выделяют именно эту черту политика. Элита боится Майавати, поскольку та непредсказуема. Они еще не приняли ее в клуб, но уверены, что в конце концов сделают это.
