Впоследствии горько пришлось несчастным разочароваться в своих иллюзиях, но первое время все были в затмении, и эмигранты кутили на свои луидоры напропалую.
Попадались между ними, разумеется, и такие, которые относились к своему положению более трезво и провидели мрачное будущее, но таких было немного и от них бегали, как от чумы. Что за радость слушать карканье воронов над разлагающимися трупами, когда можно наслаждаться трелями соловья в душистых розовых кустах?
Прожив с год дома, в семье, принц Леонард так стал рваться за границу, что сам старый дед уговорил внучку отпустить мужа вояжировать. Всем было памятно, каким добрым и веселым вернулся он из Парижа, и увидеть его опять таким было всеобщим желанием. Но на этот раз принц Леонард путешествовал всего только месяца три и первое время по возвращении имел такой сияющий и радостно возбужденный вид, что можно было думать, что ему только дома и хорошо. Но это длилось недолго, снова стал он задумываться, избегал оставаться наедине с женой, забывал о существовании ребенка и по целым дням проводил вне замка, то на охоте, то в гостях у иностранцев, которых за последнее время, с тех пор как эмигранты из Франции стали и сюда наезжать, появилось множество.
Само собою разумеется, что иностранцами этими не могли не заинтересоваться и в замке.
В тот вечер, с которого начинается этот рассказ, когда семья собиралась ужинать в столовой, обшитой старым дубом, с массивной прадедовской мебелью и с тяжелой золотой и серебряной утварью на поставцах вдоль стен, аббат с тонкой иронической усмешкой передавал толки, слышанные им в бурге про приезжих.
Все народ приличный, большею частью женщины и старики. Мужья, братья и сыновья поступили в союзную армию против богоотступников, дерзнувших не только ограничить королевскую власть, но и стеснить свободу помазанника Божия.
Что за ужасы рассказывали они про то, что делается теперь в Париже! — да и не в одном Париже, а по всей Франции. Одна надежда на помощь немцев и русских.
Несчастная королева Франции из австрийского дома. Ее брат, император, не может отказать ей в поддержке, а российская императрица любит во все вмешиваться, из тщеславия, разумеется, но так или иначе она много помогает эмигрантам и вооружает многочисленную армию против мятежников.
— У нас в бурге уже третью неделю проживает с семьей один польский магнат, воспитанный в Париже, и, как и все поляки, душой француз, — объявил, между прочим, аббат, — он колоссально богат. Зовут его граф Паланецкий. Любезнее и благовоспитаннее человека трудно встретить. Он лично знаком с русской императрицей, и ему от нее самой известно про ее проекты восстановить порядок во Франции.
— Интересно было бы его послушать, — заметил герцог.
— Это очень легко. Стоит ему только передать желание вашей светлости, он за особое счастье почтет представиться вашей милости.
— Вы говорите, что он вполне приличный человек? — спросил герцог.
— Замечательно хорошо воспитан, ваша светлость. И большого ума. Русская императрица давно уж без его совета ничего не предпринимает. Мне из вернейших источников известно, что ее императорское величество в переписке с ним.
Вернейшие источники, из которых аббат Лилье черпал свои сведения о приезжих, были Октавиус и Товий, с которыми он познакомился в таверне «Белый олень», где эти двое каждый вечер щедро угощали жителей местечка пивом и рассказами про богатство, знатность и могущество их господина.
— У его супруги есть браслет с портретом российской императрицы, пожалованный ей в знак особой милости, когда ее за заслуги супруга произвели в статс-дамы большого двора, — прибавил Лилье.
— Вот как! — протянул герцог.
— Говорят, она еще совсем молоденькая, — заметила принцесса Оттилия.
— И замечательная красавица, — подхватила ее сестра.
— А умеет ли он говорить по-немецки, этот польский граф? — осведомился герцог.
— Как немец, ваша светлость, — отвечал Лилье, — а по-французски, как француз, — прибавил он, обращаясь к принцу Леонарду, который ничего на это не возразил.
Один из всей компании не принимал он участия в разговоре про приезжих и так углубился в созерцание своей супруги, что ничего не видел и не слышал из того, что происходило вокруг него.
Принцессе Терезе тоже было не до эмигрантов. Она с большим аппетитом кушала свои любимые пирожки с вареными сливами, мигая при этом подслеповатыми глазами без ресниц (они у нее вылезли после родов) и открывая регулярным, точно механическим движением огромный рот с зубами акулы и узкими, бледными губами.
Изжелта-белокурые жидкие волосы, зализанные кверху, скрывались под ночным чепцом, казавшимся Леонарду особенно безобразным. Да и вся ее хилая развинченная коротконогая фигура с такой длинной талией, что, сидя, она казалась выше всех, ему была так противна, что по временам гримаса отвращения искажала его лицо, очень красивое невзирая на крупный нос с горбинкой, выдающийся подбородок и густые темные сросшиеся брови.
Но из-под этих бровей выглядывали добрые глаза, и вся его стройная фигура носила отпечаток породистой грации, манеры были изящны, голос мягок, и к тому же он так хорошо ездил верхом, танцевал и фехтовал, что слыл одним из очаровательнейших принцев в многочисленной семье немецких владетельных особ того времени.
Многие не только из принцесс, но и из королев завидовали принцессе Терезе, хотя, по правде сказать, завидовать было нечему. Из всех женщин, игравших роль в жизни ее супруга, след, оставленный ею в его сердце, был так ничтожен, что он часто спрашивал себя с недоумением, как это могло случиться, что у них родился ребенок. Последнюю из судомоек с заднего двора поцеловал бы он с меньшим отвращением, чем ее.
— А про ту русскую княгиню, что поселилась в замке барона Ротапфеля, слышно что-нибудь? — полюбопытствовала принцесса Тереза, доевши свои пирожки и придвигая к себе большую кружку с пивом, которую она, не дожидаясь ответа на свой вопрос, с жадностью и не отрываясь осушила до дна.
«С таким прекрасным аппетитом, и все не поправляется», — со вздохом подумал герцог, следивший любовным взглядом за каждым движением любезной сердцу его внучки.
— Русская княгиня приобретает себе в нашем крае все больше и больше друзей, — объявил Лилье. — На днях у нее был с визитом даже барон Мазеринг, а с тайной советницей Кухенмейстер она так подружилась, что они видятся каждый день.
— Вчера мне про нее говорила Клара, — сказала принцесса Тереза, наливая себе вторую кружку пива, — послушать ее, это святая какая-то, чудеса делает.
— Шарлатанка, — брюзгливо вставил герцог.
— Может быть, и шарлатанка, а все же она вылечила сестру бургомистра от падучей, — возразила сердито его внучка.
Капеллан с отвращением заметил, что русская религия отличается от католической предрассудками и суеверием.
— Суеверие не суеверие, а все же она и бургомистершу вылечила от зубной боли, тогда как мне никто помочь не может. С каждым днем опухоль моя, — она дотронулась до горла, где у нее выпячивался довольно большой зоб, — увеличивается, и я начинаю от нее уж задыхаться.
Все, за исключением ее мужа, который, погруженный в думы, уставился с таким вниманием в темный угол у высокого камина, точно он видел там что-то такое, чего никто не видел, — все печально потупились. Принцесса же Тереза, выпивая свою вторую кружку пива, объявила все тем же резким, не допускавшим противоречий тоном:
— Клара мне так много про нее наговорила, что я хочу ее видеть. Может быть, она и меня вылечит.
Заявление это всех привело в недоумение.
— Тереза! — вскричала принцесса Розалия.
— Довериться авантюристке да еще иностранке вдобавок! — подхватила ее сестра.
— Которая пользуется, без сомнения, нечистой силой! — поспешил вставить капеллан.
— Вот уж скоро пятьдесят лет, как в замок посторонних не пускают, — процедил сквозь зубы старый герцог.
Принцесса Тереза вспылила.
— Так что ж мне, по-вашему, всю жизнь хворать? — вскричала она, ударяя кулаком по столу с такой силой, что посуда зазвенела. — А ты чего молчишь? — обратилась она с возрастающим раздражением к мужу. — Тебе, верно, нравится смотреть на меня, как на твою бабушку? Ты, кажется, совсем забыл, что я молода, моложе тебя на два года и жить хочу, хочу веселиться, хочу любви, хочу иметь детей, много детей, как у всякой порядочной женщины, как у принцессы Каролины, у герцогини Магды, у королевы Луизы. Я тоже настоящая принцесса и могла бы сделаться королевой, как и другие.
Принц Леонард опомнился наконец от своего забытья и поняв, что гнев супруги обращен преимущественно на него, поспешил ее успокоить предложением привезти к ней русскую княгиню, когда только она пожелает.
