при
гласила к сто
лу, Се
вастьян у по
рога мял
ся, от
казывался от уго
щений, но мать Ека
терины бы
ла на
стойчива, го
ворила, не от
пустит, по
ка хо
тя бы круж
ку чаю не вы
пьет. Пришлось присесть за стол. От еды отказался, хотя горячее жаркое издавало соблазнительный запах, а на чай согласился. Терехов с постели не вставал — болезнь приковала, и местный лекарь-знахарь лежать больше советовал и снадобье из трав и кореньев принимать, а хозяйка у плиты суетилась и лепёшки горячие подкладывала.
Так что Севастьян за столом сидел с Екатериной. Поглядывал на неё, а та смущалась, по ней было видно, приятен ей гость, и пить чай с ним мило. Что говорить, запал Севастьян ей в душу, родители же об этой сокровенной мысли знали и в душе желали большой дружбы меж дочкой и Севастьяном. Нравился им парень, а Екатерину за кого попало замуж отдавать не хотелось. Когда Севастьян лишился отца с матерью, потом понял первопричину отправить его тогда к Тереховым, приглянулась и им Екатерина, и хотели непринуждённого меж ними знакомства, надеялись, перерастёт которое в добрые отношения. И случилось так, с первого взгляда Катя приглянулась Севастьяну, чему сам удивлялся: сколько встречал девушку в посёлке, знал о её существовании, а сердце ни разу не ёкнуло, а тут как молния в грудь ударила. От неё исходило какое-то душевное тепло, а за грудиной почувствовал лёгкость и трепетное волнение, чего ранее Севастьян не испытывал, такое явление с ним впервые, и оно придавало ему приятные эмоции.
Уходил Севастьян в этот день из дому Тереховых со смешанными, а больше трогательными чувствами, мать же Екатерины предложила дочери проводить гостя, а та, смущаясь, прошла с ним через порог дома, дошла до калитки и промолвила:
— Передай родителям спасибо за лекарство, теперь-то отец у нас быстрее поправится.
Севастьян в ответ кивнул головой и глянул в глаза Екатерины:
— А ты славная дивчина, домашняя.
Катя же опустила веки, лицо зарделось румянцем, и она, смутившись, убежала в дом…
Далее, когда родителей не стало, жил Севастьян так: на расстоянии думал о Екатерине и при случайных встречах перемолвится с ней о том да сём, и расходились. В гости к Тереховым не заходил, повода не было, да и в заботах обременён постоянных, ведь один остался, и все дела по дому самому приходилось делать, и тайга времени много отнимала: вести охотничий промысел — это удел не из лёгких.
И всё же ему не хватало рядом близкого человека, с которым можно было бы поговорить, поделиться. Друзья имеются — Димка Сохин и Пашка Сушков, но с ними беседы товарищеские, деловые. А душа просила общения иного, с любимым человеком, и такого он видел и чувствовал в Катерине Тереховой. Захлестнувшая было Севастьяна забота, возложенная на него иркутскими золотопромышленниками, увлекла своей новизной и страстью, а тут и в самом деле открыли золотое месторождение. Образовалась перспектива на новую жизнь, несвойственную обычному устоявшемуся быту.
Буквально днём позже, как Севастьян подписал в полицейском участке необходимые документы, в заинтересованности которых были Трубников и Рачковский, он встретил Екатерину на улице. Остановился, подошёл к ней, взял за руку и сказал:
— Катерина, меня обыденщина скоро покинет, грядёт потребность съехать из посёлка и устраивать другой уклад жизни.
— Я слышала, ты стал доверенным лицом иркутского купца, по посёлку только и разговоров: Перваков первооткрыватель золота на Хомолхо и теперь на добром счету у зажиточных господ. Это правда?
— Правда, — без хвастовства в голосе подтвердил Севастьян.
— Стало быть, тебя они мастеровым по добыче золота сделают?
— Суждения и слухи можно всякие в ход пускать, но о чём судачат, оно к тому и идёт. О другом обмолвлюсь, ты мне, Катерина, не безразлична. Если хочешь знать, ближе никого нет, хотя и мало с тобою знакомые.
Катя смутилась, и этого нельзя было скрыть.
— Говорю напрямоту, так что не обессудь, а если не по нраву речи мои, так прерви на том, и разговор оставим. — Севастьян продолжал крепко держать руку девушки.
— Ты мне тоже… — Екатерина словно запнулась, боялась, оборвётся ниточка беседы, а потом что? Но справившись с волнением, продолжала: — Ты мне тоже нравишься, Севастьян. Я часто думаю…
— Не надо признаваться, что ты думаешь, догадываюсь. — Севастьян взял другую руку девушки и теперь, держа её за обе руки, смотрел в глаза, а Катя, ещё более смутившись, оглянулась вокруг — не хотелось, чтобы кто-либо из селян видел сейчас её наедине с Севастьяном — боялась осуждающих разговоров и сглаза. Как же хотелось Екатерине, чтобы эти минуты не кончались, её душа трепетала от счастья, она была готова быть рядом с любимым человеком всю жизнь, целую вечность.
— Катерина, купец Трубников, у которого я значусь доверенным лицом, имеет вид послать меня с людьми на золотое месторождение, следует раскрутить некое хозяйство на будущем прииске. Дом на некоторое время останется без пригляда. Можно ли попросить тебя присмотреть за ним? Не хочется избу как сироту без пригляда покинуть.
— Отчего же, конечно, присмотрю. А надолго, неуж на всю зиму?
Севастьян отпустил руки Екатерины, понимая неловкость девушки и бросаемые ею взгляды на прилегающие усадьбы околотка.
— Если с добром раскрутимся, то до половины зимы, если же туго дела пойдут, то до весны, а там и поисковые и добычные работы начнутся, тогда почитай до начала следующей зимы на Хомолхо оставаться придётся.
— А что ж так один-то?
— Почему один, Зиновий Окулов со своими людьми тоже снаряжаются, так что до приезда иных доверенных лиц и инженеров из Иркутской губернии мы будем вроде как верховодить на приисках будущих. Там уж мастеровые и знающие горные хитрости специалисты сами пригляд вести будут, то ж золото добывать наука цельная.
— Не страшишься? Дело-то какое невероятное затеяно.
— Чего пужаться, сам к этому стремился, а оно так и вывернуло — удача не прошла мимо, а оттого и прозябать ноне не след. Так что, Катерина, всё сложится, и жизнь совместную устроим ладную. Ты мне веришь?
— Верю-то, верю, дай Бог твои слова, чтоб до ушей Бога дошли, однако ты же понимаешь, занятие золото добывать небезопасное, сколь за последние годы уж слухов и историй с приисков докатилось, жуть просто, люди-то разные, норов всякий, злые встречаются, иным и сгубить кого что мышь раздавить.
— Всё одно добрых людей куда больше, так что отчаиваться ни к чему, времена грядут ох какие занимательные! — воскликнул Севастьян, прихлопнув в ладоши. — Что Трубников, что Рачковский люди твёрдой натуры, слово держать умеют, так и дела приисковые поставят с должным оборотом, не чета олёкминским разработкам. Как прознают о Хомолхо, побегут с ключей Олёкмы, золото там бедное, а поговаривают, и
