И. Е. Петров согласился с этим и сказал:
— Товарищ Рыжи, артиллеристам предстоит решить самую ответственную задачу из всех, которые ими решались. Прошу объяснить это через командиров артчастей всему личному составу.
Положение оставалось критическим. Но по голосу Ивана Ефимовича чувствовалось, что командарм уже уверен: к Северной бухте врага не пустим.
Ждать возобновления штурма пришлось немногим более часа. За это время поднялся ветер, и немцы поставили перед самым началом атаки дымовую завесу. Но она не помешала нашему хорошо рассчитанному огневому удару. В нем снова слились залпы многих десятков полевых и зенитных орудий, береговых батарей, кораблей.
Даже таким огнем нельзя было сразу остановить начавшуюся новую атаку. Однако результаты огневого удара сказались все же скоро. Натиск врага стал заметно ослабевать, и через час «решительный штурм» захлебнулся.
Тогда наши войска перешли в контратаку и стали теснить врага с захваченных им рубежей…
Вот так — по нашим планам, а не по планам фашистского командования! — закончился последний день 1941 года на решающем участке Севастопольской обороны. Попытки противника прорваться на других направлениях также были безуспешными.
Через несколько часов командарм И. Е. Петров поздравил офицеров штаба артиллерии с наступающим Новым годом.
— Артиллерия решила исход боя за Севастополь! — сказал нам Иван Ефимович.
Это относилось, конечно, ко всей артиллерии — полевой, береговой, корабельной, соединившей силу своих орудий для защиты города русской славы.
Декабрьский штурм был отбит, замыслы врага сорваны еще раз. Уже в ночь на 1 января наши войска начали теснить противника к Бельбекской долине, а затем и на высоты за нею.
Многие наши артиллеристы, как и другие севастопольцы, отличившиеся в декабрьских боях, удостоились правительственных наград. Особые заслуги 265–го («богдановского») артиллерийского полка были отмечены преобразованием его в 18–й гвардейский. Позже (в октябре 1942 года) командир этого замечательного полка Николай Васильевич Богданов стал Героем Советского Союза.
Перед решительной схваткой
Отразив декабрьский штурм, наши войска стали постепенно улучшать свои позиции. В январе, феврале и марте 1942 года мы на некоторых участках фронта потеснили противника. Активные боевые действия защитников Севастополя, в которых, естественно, играла важную роль артиллерия, оттягивали значительные неприятельские силы, и прежде всего — с керченского направления.
Если в январе еще можно было рассчитывать, что наступление войск Крымского фронта от Керчи вскоре снимет с Севастополя осаду, то к марту надежды на это стали отдаляться. Потребовалось сосредоточить еще большее внимание на создании под Севастополем непреодолимой обороны.
30 марта командарм И. Е. Петров отдал приказ, в котором общая боевая задача Приморской армии определялась так: «Оборонять подступы к Севастополю на занимаемых позициях и перегруппировкой войск создать армейские резервы для парирования возможных ударов противника». Исходя из этого, были уточнены задачи каждой дивизии и бригады. Выполнение плана работ по укреплению обороны строжайше контролировалось штабом армии. Офицеры оперативного отдела, особенно капитаны И. П. Безгинов, И. Я. Шевцов, К. И. Харлашкин, часто получавшие задания непосредственно от командующего, почти непрерывно находились в войсках.
Помню, как в апреле И. П. Безгинов, посланный командармом в 386–ю дивизию, доложил о недостатках в оборонительных работах на Федюхиных высотах. И. Е. Петров, члены Военного совета армии И. Ф. Чухнов и М. Г. Кузнецов, а также я немедленно выехали в дивизию. Там состоялось заседание Военного совета с докладами командира дивизии и проверяющего о состоянии обороны и готовности к отражению'наступления противника. Проводились такие выездные заседания и в других соединениях. Это помогало оперативно устранять недостатки.
К весне улучшилось состояние севастопольских рубежей в военно–инженерном отношении. Разветвленная сеть траншей и ходов сообщения полностью скрывала от противника как передвижение бойцов на переднем крае, так и перегруппировки подразделений в глубине обороны. Проводная связь — до ротных и батарейных командных пунктов включительно — была убрана под землю. Позиции войск могли противостоять и артиллерийскому обстрелу, и ударам с воздуха.
С начала года Приморская армия Получила значительные пополнения. К весне она имела в своем составе семь стрелковых дивизий и три бригады, два отдельных полка морской пехоты. В первом секторе теперь оборонялись 109–я и 388–я дивизии, во втором—386–я дивизия, 7–я и 8–я бригады морской пехоты. На 10–километровом фронте третьего сектора основной силой по–прежиему была Чапаевская дивизия, там же находились 79–я бригада и два отдельных полка. В четвертом секторе к 95–й дивизии прибавилась 172–я, прибывшая туда из второго сектора. 345–я дивизия и один полк 388–й составляли армейский резерв. Армия имела два танковых батальона.
О том, как распределялись войска по секторам, я упомянул главным образом для того, чтобы читатель мог сравнить расстановку наших сил с ноябрем — декабрем. Но сами секторы, способствовавшие в начальный период обороны упорядочению управления войсками и объединению усилий мелких частей и отрядов, к этому времени уже утратили прежнее значение. Командарм управлял теперь дивизиями и бригадами обычно не через комендантов секторов, а непосредственно.
Армейская артиллерия состояла из 18–го гвардейского, 51–го и 52–го тяжелых, 674–го и 700–го легких артполков РГК, 3–го гвардейского и 51–го отдельного минометных дивизионов. Начиная с января к нам стало поступать артиллерийское вооружение. Правда, армейские артполки, кроме 18–го гвардейского, оставались в сокращенном составе. Недостаток в батальонных и полковых пушках и в минометах крупного калибра отчасти компенсировался 82–миллиметровыми минометами, которыми были заменены 50–миллиметровые ротные. Всего мы имели по сравнению с началом обороны в два с половиной— три раза больше стволов на километр фронта.
Пополнилась артиллерия отдельными противотанковыми полками РГК. Артиллерийские опорные пункты (в каждом было от 6 до 12 орудий разного калибра) составляли, в сочетании с инженерными сооружениями и минными полями, основу противотанковой обороны. Все артиллерийские части оборудовали систему запасных и ложных позиций, широко применялась тактика стрельбы «кочующими» орудиями. Лишь в самых крайних случаях разрешалось открывать огонь с основных позиций. Все это уберегало нашу артиллерию от ударов врага.
Приходилось считаться и с возможностью внезапной высадки противником воздушного десанта. Начальник штаба армии Н. И. Крылов разработал детальную инструкцию войскам по противодесантной обороне. В дивизиях были созданы подвижные истребительные отряды, тренировки которых генерал–майор И. Е. Петров контролировал лично.
Став в целом значительно сильнее, чем прежде, Приморская армия, однако, имела лишь 47 танков — во много раз меньше, чем было у противника. И по–прежнему оставалась, по существу, без авиационного прикрытия: его не могли обеспечить 60 самолетов флотской авиации, базировавшихся на севастопольские аэродромы. Иметь здесь авиацию посильнее не позволяли размеры нашего плацдарма. И господство в воздухе оставалось за противником.
Гитлеровское командование планомерно готовилось к новому штурму Севастополя. Мы имели точные данные, в частности, о переброске на этот участок фронта сверхмощной осадной артиллерии. Помимо орудий калибра 305, 350, 420 миллиметров и 615–миллиметровой мортиры под Севастополем появилась знаменитая «Дора» — 800–миллиметровая пушка на железнодорожной платформе со стволом длиной 30 метров. В мае против нас стояли уже 20 немецких дивизионных и 10 тяжелых артполков. Впоследствии Манштейн подчеркивал в своих мемуарах, что в течение всей второй мировой войны немцы нигде не применяли артиллерию, особенно тяжелую, столь массированно, как под Севастополем.
После того как советским войскам пришлось вновь оставить Керченский полуостров и СОР остался единственным нашим плацдармом в Крыму, подготовка противника к новому наступлению стала особенно заметной. Майские события под Керчью врезались в память как предвестье надвигавшейся на Севастополь грозы…
Рано утром 8 мая я узнал через флотскую службу оповещения, что большая группа неприятельских самолетов держит курс на Севастополь. Я как раз направлялся к И. Е. Петрову со сводкой о наличии боеприпасов (по заведенному порядку она представлялась командарму ежедневно в 5 часов утра) и доложил ему сведения о самолетах. Через несколько минут стали поступать донесения о приближении вражеской авиации к нашему переднему краю. Войскам была объявлена воздушная тревога, а артиллерии — готовность номер один.
