Прибывшие дивизии Приморской армии явились костяком создаваемых секторов обороны. Командир той или иной дивизии стал в каждом из них комендантом, а политотдел дивизии начал выполнять, помимо своих обычных, функции политотдела сектора.
Врагу не удалось с ходу взять Севастополь. Но в течение всей первой половины ноября положение оставалось очень напряженным. Гитлеровцы пытались то там, то тут прорвать наши позиции, которые мы еще не успели как следует укрепить. Особенно упорные бои шли вдоль Ялтинского шоссе.
В этой обстановке, когда от стойкости и мужества наших бойцов на любом участке обороны могла зависеть судьба Севастополя, главным местом политработы стал передний край, а главным средством воздействия политработника на тех, кто находился с ним рядом, — личный пример бесстрашия. От политрука требовалось быть героем. Такими и были наши политработники.
Политрук из полка пограничников, оборонявшегося в первом секторе, А. Е. Фролов несколько раз водил роту в контратаки, и врагу, несмотря на большое численное превосходство, так и не удавалось ее потеснить.
— С таким политруком мы отобьемся хоть от кого! — говорили красноармейцы после боя.
В 383–м полку, под Балаклавой, политрук М. Ф. Журавлев возглавил батальон, защищавший важную для нас высоту. И как ни старались немцы овладеть ею, все их атаки были отбиты. Журавлев не ушел с высоты и после того, как его серьезно ранило.
Батальонный комиссар Евдокимов из санотдела армии докладывал мне в те дни, что многие бойцы, доставленные с передовой, после обработки ран требуют немедленного возвращения в свои подразделения, а некоторые уходят туда сами.
Стойкость, мужество, массовый героизм становились традицией начавшейся Севастопольской обороны. Это было закономерно, на это мы рассчитывали. Новые и новые замечательные примеры воинской доблести, о которых становилось известно изо дня в день, укрепляли уверенность в том, что, несмотря ни на какие трудности, севастопольцы выстоят.
Во второй половине ноября, когда вражеские атаки на время стихли, появилась возможность заняться организационными вопросами. Надо было и познакомиться с новыми людьми из приданных армии морских бригад и полков.
Много хорошего я уже слышал о начальнике политотдела 7–й бригады морской пехоты Александре Митрофановиче Ищенко. А при личном знакомстве убедился, что этот бывалый политработник к тому же и душевный человек, с которым просто приятно делать вместе любое дело. В 7–й бригаде вообще очень дружно работала вся руководящая тройка — командир полковник Е. И. Жидилов, военком полковой комиссар Н. Е. Ехлаков и начальник политотдела полковой комиссар А. М. Ищенко. Хорошо дополняя друг друга, они всегда приходили к единому мнению по важным вопросам. А в трудные минуты все шли в боевые порядки батальонов. Это была сплоченная, очень боеспособная бригада.
На КП 95–й дивизии, являвшемся и командным пунктом четвертого сектора обороны, я застал однажды моряка с нашивками бригадного комиссара. Догадался, что это и есть известный мне заочно Леонтий Николаевич Ефименко — военком 8–й бригады морской пехоты, которая оборонялась в том же секторе.
Ефименко производил впечатление опытного, хорошо подготовленного политработника. Он окончил Военнополитическую академию и, как видно, привык вникать во все. Выяснилось, что и на КП сектора он по делам скорее командирским, чем комиссарским. «Комбригу сейчас труднее отлучиться, и мы решили, что съезжу я», — пояснил Ефименко. Он заговорил о недостатках в организации взаимодействия с поддерживающей артиллерией. Беспокоило комиссара также отсутствие командирского опыта у среднего звена комсостава бригады.
— У нас, — сказал он, — очень уж много нестроевых. Восемьдесят процентов командиров рот — из начсостава интендантской службы. А краснофлотцы — на три четверти из запаса. — Рассказав о бригадных делах, Ефименко посетовал на наезды представителей от разных политорганов: — Не успеешь проводить одну группу проверяющих, как появляется вторая. Прямо некогда поговорить со своими людьми!
Армейские и флотские политорганы Севастопольского оборонительного района работали в тесном контакте, но подчас действительно дублировали друг друга. Пытаясь избавиться от такого параллелизма, начальник политуправления флота П. Т. Бондаренко потребовал было, чтобы политотдел Приморской армии не вмешивался в дела морских бригад, которыми политуправление решило руководить само. Но ведь бригады входили в секторы обороны, где старшими политорганами являлись политотделы дивизий. Как же могли они обходить морские бригады, выполнявшие вместе с дивизиями боевые задачи?
Об этом я уже докладывал приезжавшему в Севастополь начальнику Главного политуправления Военно-Морского Флота армейскому комиссару 2 ранга И. В. Рогову, и он поручил своим работникам уточнить структуру политического руководства частями СОР. А пока я решил ограничить посылку инструкторов в морские бригады.
Дня через два ко мне зашел заместитель начальника политуправления Черноморского флота бригадный комиссар Маслов.
— Товарищ Бондаренко просил передать, — сказал он, — что вы можете дать своим политотделам указание принять на учет коммунистов и комсомольцев всех флотских частей, приданных армии. — И добавил, улыбаясь: — Теперь все встает на свое место.
Передышка на фронте позволила обстоятельно проверить партийно–политическую работу в дивизиях. Собственно говоря, это была не проверка в обычном смысле слова. Мы стремились прежде всего помочь политаппарату соединений возродить партийные и комсомольские организации в ротах, которые не везде сохранились за время отхода армии к Севастополю и ноябрьских боев на подступах к городу.
Восстановление парторганизаций в одиннадцати ротах 95–й дивизии и пятнадцати ротах 25–й (одновременно это делалось и в других соединениях) сразу сказалось на всей воспитательной работе с личным составом.
Политработникам дивизий пришлось указать на то, что в условиях стабильной обороны, когда бывают и периоды затишья, нельзя уповать на одни беседы и встречи «накоротке». Сейчас появилась возможность регулярно проводить партийные и комсомольские собрания, хотя бы делегатские. Требовалось особое внимание к воспитанию боевого актива, агитаторов. Все это имело прямое отношение к совершенствованию боевой службы, повышению дисциплины, бдительности. Да и к тому, чтобы люди почувствовали себя на севастопольских рубежах прочно, «оседло», — ведь заняли мы их надолго.
Меры по усилению политической работы в подразделениях были обсуждены на делегатских партийных собраниях частей, решения которых затем довели до каждого коммуниста. Общие итоги проверки детально разобрали с политаппаратом соединений. В 95–й дивизии на такое итоговое совещание пришел и ее командир генерал–майор В. Ф. Воробьев.
— Свежая струя почувствовалась у нас во всем, — сказал он, выражая удовлетворение работой группы армейских политотдельцев.
Потом мы долго беседовали с Василием Фроловичем Воробьевым об обстановке на фронте. Он показал исписанные мелким почерком общие тетради. Оказалось, что в них заносятся все важнейшие события боевой жизни дивизии с начала Одесской обороны.
— Удастся ли сохранить? — вздохнул генерал.
Я выразил уверенность, что эти тетради сослужат хорошую службу будущим историкам.
Дня через три меня остановил на КП командарм И. Е. Петров:
— Знаете, Леонид Порфирьевич, Воробьев очень доволен тем, что ваша группа проделала в его дивизии. Столько мне рассказывал!
Я доложил, что такая работа проводится и в других соединениях.
Политотдел армии жил деятельно, по–хорошему шумно. Из частей возвращались наши работники, которым не терпелось выложить впечатления, предложения, мысли, подсказанные увиденным на передовой. Приходил редактор армейской газеты «За Родину» Н. М. Курочкин, которого мы нередко хвалили за пропаганду опыта лучших бойцов и подразделений, но, бывало, поругивали за то, что мало печатается заметок красноармейцев и сержантов. Курочкин в таких случаях предъявлял встречные претензии: редко пишут в газету работники политотдела. И тут уж оправдываться было нечем…
Часто атаковал меня своими нуждами оДин из инструкторов политического отдела Хакимов. Ему требовалась бумага то для листовок, то для фотогазеты — ее мы тоже забрасывали в расположение противника. Политотдел имел громкоговорящую станцию, выдвигавшуюся на передний край на различных участках фронта. Слово у ее микрофона не раз предоставлялось взятым в плен немецким и румынским солдатам, которые желали дать разумный совет своим однополчанам.
Было у нас отделение, ведавшее связью с партизанскими отрядами. Возглавлявший его батальонный комиссар В. Я. Рыбалкин к концу ноября имел контакт с пятью отрядами, действовавшими в районах Судака, Карасубазара, Алушты, Ялты и Ай–Тодора, в которых тогда насчитывалось более пяти тысяч человек. Удалось наладить регулярную связь и с главной базой крымских партизан. В отряды отправляли десятки тысяч листовок, рассказывавших населению Крыма об обороне Севастополя, о событиях на фронте.
