Через пять минут на кухне возник Матвей, одетый в свою любимую куртку с бархатными обшлагами.
– Ты помнишь мотор Г-двенадцать? – забыв поздороваться, спросил у друга Сидя.
– Естественно. Отличная штука получилась, – закивал Мотя. – Одна беда – там валик постоянно шел трещинами.
– И как мы вышли из положения?
– Вы собрались устроить день воспоминаний? – возмутился Брыкин. – Очень вовремя!
– Попробуйте отодрать яичницу, – я решила вернуть ученых к главной задаче текущего момента. – Исидор, почему она прилипла и не отходит?
– Я как раз пытаюсь помочь Паше, – остановил меня Сидя, – а ты, деточка, слишком торопишься и не даешь мне заниматься делом.
– Чтобы избежать образования трещин, мы совместно с Максимом Варениным сделали быстроотвердевающую эмульсию, – вдруг завелся Мотя. – Кстати, я недавно зашел на стройдвор, у меня от комода шпон отлетел, решил купить клей для ремонта и увидел быстроотвердевающую пену. Думается, это отголоски докторской диссертации Макса, он еще в пятьдесят восьмом ее задумал.
– Невыносимо! – простонал Павел и стал яростно дергать лоскут, покрывавший его лицо.
– Давайте вернемся к подсолнечному маслу, – потребовала я.
– Здесь не масло, а заполняюще-фиксирующая желе-эмульсия моментального действия, – поправил меня Исидор и потряс бутылкой. – Мотя, твой вариант?
– Похоже на то, – кивнул Матвей. – При взбалтывании образуется пузырь. Вот он...
Сидя вытянул губы трубочкой, потом поджал их.
– Берем сию желтую жидкость, поливаем ею какой-либо предмет, даем обсохнуть в течение секунды и имеем хорошо затвердевшую деталь. Понятно?
– Значит, это не растительное масло? – ахнула я.
– Нет, деточка, опять ошибка вышла, – без малейшего признака агрессии сказал математик, – ты очень невнимательна и малопригодна для ведения домашнего хозяйства. Утюга испугалась, чай заварить не сумела...
– Но ваше желе налито в бутылку с этикеткой масла! – возмутилась я. – Она стояла в шкафчике на кухне!
– Так вот куда ее Олимпиада спрятала! – всплеснул руками Мотя. – А мы обыскались. В конце девяностых годов потеряли и найти не смогли. Молодец, Лика! Сидя, если эмульсионное желе нашлось, теперь мы можем работать с ОВРУ-пятнадцать?
– Я бы предпочел ЮТ-сорок восемь, – не согласился Исидор.
– С ним все ясно!
– С ОВРУ тоже.
– Возьмем БК, поворотный вариант?
– А почему ваше желе на сковородке не застыло? – прервала я их творческую беседу.
Сидя кивнул.
– Неплохой вопрос. Налей ты эмульсию на холодный металл, эффект был бы мгновенный, но сковородка нагрелась, а при комнатной температуре состав сохраняет нормальную вязкость, стоит себе в шкафчике в бутылке и остается жидким. Начнешь нагревать – каменеет и сцепляется с поверхностью!
– Ваше желе плохого качества, – язвительно сказала я. – Да, сначала оно прилипло к потолку, а потом отвалилось. Значит, сцепки не произошло. Кстати, отчего, нагревшись, эмульсия не приварилась к сковородке? И почему яичница взлетела к потолку?
– Мы не проводили испытания на яйцах, – живо ответил Мотя. – А еще учти: желе простояло в шкафу не один год, его свойства могли слегка измениться. Сидя! Вот интересная тема!
Я молча смотрела на приятелей. Бесполезно задавать им вопрос, каким образом бутыль очутилась в шкафчике на кухне, кому пришла идея налить техническую жидкость желтого цвета в тару с этикеткой растительного масла.
– Умираю... – простонал Брыкин. – Лицо сдавило...
– Если эмульсия затвердела, ее можно снова расплавить? – спросил Григорий.
Я с уважением посмотрела на Селезнева. А он не такой уж дурак!
– Конечно, – закивал Сидя, – легко. Нужно просто осуществить процесс нагревания, и желе станет вязким.
– Шикарно! – закричала я. – Павел, сейчас ты будешь свободен. Ой, простите, вас освободят.
– Можешь и дальше тыкать мне в лицо, даже в присутствии подчиненных, – простонал Брыкин, – только сдери эту мерзость.
– Нагреваем Павла! – скомандовала я. – Доводим его до повышенной температуры.
– Как? – задал разумный вопрос Сидя. – Есть методика?
– В бане! Паром! – выдвинула я предложение.
– Может, отвезти Пашу в Сандуны? – дополнил его Мотя.
– Не позволю над собой издеваться! – взвыл Брыкин. – Через всю Москву с яичницей на морде не поеду.
– Значит, не так уж ты хочешь от этой фигни избавиться, – заявил Григорий. – Если есть страстное желание, то на все пойдешь, голым по Тверской побежишь, руками бетонный блок поднимешь, вот!
Я покосилась на Григория: однако Селезнев не такой уж и мямля, вон какое заявление сделал! К тому же он ханжа. Смотрел на меня осуждающе, когда я произнесла «ни фига себе», а сам употребляет слово «фигня». Мне не нравятся люди с двойным стандартом поведения, которые запрещают вам пить вино, а сами по ночам втихаря прикладываются к бутылке.
– Бог с ней, с парной, – оживился Мотя, – не надо никуда ехать. Кипяток! Лика, поставь чайник!
Я ринулась к плите.
– Зачем тебе кипяток? – спросил Сидя.
– Элементарно просто, – с улыбкой довольного ребенка пояснил Мотя, – выльем ее на яичницу.
– И что будет? – вздохнул Исидор. – Мотя, ты не предусмотрел всех последствий.
– С ума сошел? – заорал Паша. – Там мое лицо! Живое!
– Да, я не учел некоторых деталей, – разочарованно признал Мотя. И тут же радостно заулыбался: – СВЧ-печь!
– У нас ее нет, – парировал Исидор. – Я не доверяю источникам излучения, они убивают мозговую активность.
– У меня есть печка, – нехотя признался Мотя.
– Ты купил камеру смерти? – подскочил Исидор. – А мне не сказал?
– Подарили на День Победы, – неуверенно ответил Мотя, – как ветерану.
– Выбрось немедленно! – приказал Исидор.
– Если Паша поместит голову в печку, – Мотя проигнорировал приказ друга, – мы поставим маленькое время, и получится чудно.
– После того как одна глупая американка решила высушить в СВЧ-печке кота, а вынула оттуда его трупик, изготовители стали писать в инструкции: «Использовать только для приготовления пищи», – быстро сказала я. – У нас и правда может получиться «камера смерти»!
– Не хочу! – заорал Брыкин. – С ума посходили? Думайте! Гриша! Эй, Гриша!
Селезнев не отвечал, я смекнула, что вдовец пошел в туалет, на кухне его сейчас не было.
– Шевелите мозгами! – замотал головой Павел. – Не сидеть же мне так, пока яичница протухнет!
– Нагреть духовку, и пусть Павел туда башку засунет... – Мотя потер руки.
– Утюг на глазунью поставить... – задумчиво протянула я. – Или подуть феном...
– Обмотать голову пластиковым мешком, приклеить его к шее, привязать шланг и подать по нему газ от выхлопной трубы машины... – воодушевился Мотя.
– Если поблизости есть парикмахерская, можно использовать сушку для волос, – предложила я «дамский» вариант.
– Глупости! – безапелляционно отмел эту идею Мотя.
– А удушить Павла выхлопными газами умно? – не осталась я в долгу.
– Олечка ухаживала за своим лицом, – ни к селу ни к городу вдруг изрек Исидор. – Делала маски – допустим, растирала желток с маслом, наносила на кожу и ждала полчаса.
– Предлагаешь считать происходящее косметической процедурой и надеяться на благотворный эффект? – обозлился Брыкин. – Занятие, достойное Клары. Это она постоянно Гришке внушала: не дергайся, все приходит лишь к тому, кто умеет ждать. Сделала из Гришки тряпку, ноги об него вытирала. Снимите эту гадость!
– У Олечки, – не обращая внимания на Брыкина, продолжал Сидя, – была машинка, чтобы кожу распаривать. Пластиковый шар с отверстием.
– Аппарат для чистки! – подпрыгнула я. – Он нагревается, выделяется пар, который расширяет поры. Где вы храните замечательный прибор?
– В библиотеке, – ответил Сидя. – Если тебя не затруднит, принеси его, он стоит в собранном виде за диваном, который находится возле торшера.
Последние слова я услышала на бегу. Странный, однако, вопрос задала я математику по поводу местонахождения косметического аппарата. Ясное дело, что в этом доме он непременно должен был пребывать в непосредственной близости от произведений Апулея, Тацита и Гомера! Конечно, не в ванной же его держать, там живет автоматическое тестомесительное устройство.
В библиотеке витал одуряющий аромат – в букете, который поместил в вазу Григорий, было несколько белых лилий. Я начала отчаянно чихать, моментально заломило виски. Вот моя подруга Катюша обожает вонючие растения, а у меня от них начинается сенная лихорадка. Надо поскорее отыскать нужный прибор и бежать отсюда. Я сделала пару шагов по направлению к дивану и наткнулась на странного вида темный столик. Он зашевелился.
– А-а-а! – заорала я.
– Не надо шуметь, – сказал столик и выпрямился.
– Григорий, что ты тут делаешь? – возмутилась я.
– А ты? – немедленно задал вопрос Селезнев.
– Пришла за аппаратом для распаривания кожи, он за диваном.
