– Птицы не будут прилетать, – сказала я ей тогда. – Это будет не сад, а безжизненная пустыня.
Как нам добраться до земли? Она будет потеряна навсегда.
Прохожу, как обычно, мимо уродливого дома, кучки чайной заварки и акации и вскоре слышу шум поездов. Тупо смотрю на противоположную сторону улицы. Там, на другой стороне, стоит станционная гостиница. Сейчас здесь дом престарелых. Это высокое здание в викторианском стиле, по-прежнему величавое – даже после того, как изменилось его назначение. Табличка, извещающая о том, что это дом престарелых, едва держится на шатких болтах. Такое ощущение, будто кирпич сам их выдавил, как будто старое здание отвергает свое новое название. Помню, что в юности мне казалось, будто этот дом оброс щетиной угольной пыли, толстым слоем налипшей на его фасад. В те дни я постоянно разглядывала его. Именно там нашли чемодан Сьюки.
Внутри я была всего лишь раз – вскоре после того, как чемодан оказался на нашем кухонном столе. Я пошла туда, чтобы постоять возле вокзальной ограды, поглазеть на десятки окон и поразмышлять о том, что моя сестра забыла в отеле в собственном городе. Что, если она по-прежнему там живет? Но после того, как мне попалось ее письмо, я изменила свое мнение. Разве отель не то место, куда люди приходят, чтобы встречаться с любовниками? Разве не видела я этого десятки раз в кино? Поэтому однажды в обеденное время я не пошла домой, а отправилась туда и, подобрав с земли скомканный корешок железнодорожного билета, вошла в дверь.
Внутри отель показался мне одной длинной лестницей, без конца извивавшейся по спирали, как будто здешним постояльцам было мало путешествий на поезде. Снизу это напоминало колодец или кроличью нору из «Алисы в Стране чудес». Я решила, что Сьюки легко могла упасть с лестницы и больше никогда не выбраться из этого места. Выглядывая из окон на вокзал, на пассажиров и носильщиков с нагруженными тележками, я медленно поднялась по ступеням. Из кухни доносился запах лукового супа, смешиваясь с резким запахом полироли, которой начищали перила. Это сочетание странным образом вызвало у меня голод, и я полезла в карман за морковным печеньем. Увы, его там не оказалось: я нащупала лишь корешок билета и письмо. Время от времени через станцию без остановки проезжали поезда, и над зданием взлетали облака паровозного дыма. Я остановилась на верхнем этаже, чтобы понаблюдать за тем, как разносчик газет пытается одновременно удержать газеты и собственную шляпу.
Двери с номерами на них, протянувшиеся вдоль всего коридора, были закрыты, но я не решилась подергать их за ручки. Вместо этого я, прищурившись, принялась разглядывать в тусклом свете потертый ковер и выцветшие обои. Неужели Сьюки и Дуглас здесь встречались? Неужели здесь шептали друг другу слова любви? Обменивались поцелуями? Это казалось мне невероятным. И все же я ощутила нечто похожее на укол ревности. Выходит, я ничего не знала, мне не доверяли, мне не рассказывали правды. Я оторвала кусок отставших от стены обоев и спрятала его в карман вместе с кусочком штукатурки. По пути вниз я увидела какого-то мужчину. Он открывал дверь, и я заметила, что в комнате кто-то есть. Женщина. Мягкие темные волосы и голубое платье, подчеркивающее фигуру. Во мне все напряглось, и я не сводила с нее глаз, практически не слыша того, что произнес мужчина.
– Будь добра, отойди от двери, – произнес он. Я почему-то обратила внимание на его глаза – большие, слегка навыкате.
Я не сдвинулась с места. Да что там! Я не могла даже сглотнуть слюну, по-прежнему не сводя с него глаз. Он был худой и какой-то пыльный на вид. Его тощая фигура почти не загораживала дверной проем. Неожиданно женщина обернулась. Нос у нее оказался крупнее, чем я думала. Губы сочнее, щеки толще. Чувствуя, что у меня подкашиваются колени, я прижалась спиной к стене.
– В чем дело? Что происходит? – спросила женщина, выходя из комнаты, и, взяв меня за запястье, нащупала мой пульс. – У нее такой вид, будто она только что увидела привидение.
При звуке ее голоса мужчина встрепенулся, как будто стряхивая с себя невидимую пыль, а его глаза чуть глубже погрузились в глазницы.
– Спаси господи, девочка, – произнес он. – Ты напугала нас своим видом. Что случилось? Тебе не понравилось мое лицо?
Я высвободила запястье из пальцев женщины и, отойдя, села на ступеньку. Было слышно, как ветер разносит слова объявлений по вокзальному радио. Не найдя в себе сил встать, я легла на спину, телом ощущая вибрацию пролетавших внизу поездов. Лежа, я принялась разглядывать следы песка на ковре и одновременно пыталась представить себе запах моря. Я лежала до тех пор, пока меня снова не обнаружила женщина из той комнаты.
– О боже, я думала, что это призрак, – произнесла она, когда дошла до верхней лестничной площадки. – Это опять ты? Зачем ты здесь лежишь?
– Так, значит, здесь водится призрак? – спросила я.
– Тебе больно?
– Не особенно, – ответила я, вставая.
– Ты живешь здесь?
– Нет, я просто пришла. Простите.
– Просто пришла полежать на ступеньках?
Она начала спускаться вниз. Я увязалась за ней следом.
– Нет, просто пришла. Я вас кое с кем спутала.
– А-а-а… с призраком.
– Нет. Но ведь…
– За кого ты меня приняла?
Я не ответила, и она спросила меня, может быть, мне дурно.
– Мне так точно плохо, – добавила она.
Я ответила, что да, наверное, мне нехорошо, и женщина предложила мне стаканчик бренди.
– Во всяком случае, лично я, пожалуй, выпью.
Она оставила меня в коридоре, а сама направилась в бар. Это был не «Пять дорог», и там не потерпели бы присутствия малолетней особы.
– Бедняжка потеряла сознание, – донесся до меня ее голос, и я увидела, как она вошла через вращающиеся двери. Даже после того, как я увидела ее лицо, я не могла отделаться от ощущения, что передо мной Сьюки. Женщина указала на фойе, и несколько мужчин обернулись и посмотрели на меня. Одним из них оказался Фрэнк.
Он, конечно же, заметил меня и через секунду уже был в коридоре. До этого я совершенно не думала о нем. Лишь пыталась представить, как сюда могли приходить Сьюки и Дуглас. Мне стало жутко обидно за Фрэнка. Ему наверняка было бы больно, узнай он о моей сестре и нашем жильце. Интересно, знает ли он о них? Что, если Сьюки рассказала ему, как и обещала в письме. Я помню, что Фрэнк грубо отзывался о Дугласе, называл его идиотом с крысиной мордочкой. Из чего я сделала вывод, что ему стало известно об их отношениях. И что из этого? Что он мог сделать, выяснив правду? Мне не хотелось встречаться с ним, и я снова начала подниматься по лестнице.
– Мод! – позвал он меня.
– Фрэнк, она что, с тобой? – раздался голос той женщины.
Постоянно сворачивая, я испуганно бросилась бежать по лестнице и вскоре оказалась на верхней площадке, где на ковре были следы песка. Фрэнк преодолел первый пролет и остановился, не став подниматься выше. Он стоял, прислонившись спиной к перилам, и глядел на меня снизу вверх. Его лицо было прямо подо мной.
– Ну, спускайся, чего ты? – крикнул он. – Мне не одолеть эти чертовы ступеньки.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я, обращаясь к нему сверху вниз.
– Выпиваю. Разве это преступление?
– Но почему здесь? Здесь, где нашли ее чемодан?
– Ты говоришь о Сьюки, я правильно тебя понял?
– Конечно, я говорю о Сьюки. О ком еще мне говорить?
– Все верно. Так о чем ты?
Я вспомнила, как отец говорил, будто Фрэнк «набрался», и поэтому медленно и четко, делая паузы, произнесла:
– Чемодан. Сьюки. Нашли. Здесь.
Фрэнк открыл было рот, чтобы ответить, но, увидев, как к нему с бокалом в руке подошла женщина, отвернулся.
– Не желаешь спуститься и выпить? – спросила она.
Я желала, еще как желала. Жидкость в бокале была по цвету похожа на мед, и я представила себе, какая она сладкая, как она согреет меня, как, осушив этот бокал, я что-то узнаю. Раньше я никогда не пила спиртного.
– Наверное, мне нельзя, – пробормотала я.
– Как скажешь. – Женщина залпом выпила содержимое бокала и снова скрылась в баре. Я же сильно расстроилась.
Лишь спустя много лет я наконец попробовала бренди. Оно неприятно обожгло мне горло, и я с радостью подумала о том, как хорошо, что в тот день я не стала его пить.
– Откуда эта женщина знает твое имя? – спросила я Фрэнка.
– Кто, Нэнси? Она тут работает. Ее муж – бывший военнопленный. Бедолага, он немного чокнутый. Не может жить у себя дома и поэтому поселился здесь. Я им дал кое-какую мебель, чтобы их комнатка не выглядела такой убогой.
Я усмехнулась и поймала себя на мысли, что сделала это так же, как отец.
– Похоже, во всем городе нет такого человека, кому бы ты не оказал любезность.
– Это громко сказано, – возразил Фрэнк. – Кому еще я, по-твоему, оказывал любезность?
