«Бесследно пропавшая» после выхода из Москвы кутузовская армия и действия при этом казаков оставила свой «след» в мемуарах наполеоновских военачальников. Они были очевидцами этих событий, но каждый из них на свой лад описывал поиски русской армии, прежде всего маршалом империи Иоахимом Мюратом. Не остался в стороне и мемуарист Арман де Коленкур, который весь Русский поход 1812 года вел во всех подробностях дневниковые записи:
«…Постоянные донесения неаполитанского короля об упадке духа в русской армии и его обещания, которые он надеялся осуществить, быстро внесли изменения в намерения императора. Король по-прежнему считал, что русская армия бежит по Казанской дороге, что солдаты дезертируют, казаки готовы ее покинуть, а многие из них склонны даже присоединиться к победителю.
Казачьи начальники продолжали все время расточать комплименты неаполитанскому королю, который в свою очередь не переставал выказывать им свою щедрость. Авангарду не было надобности сражаться; казачьи офицеры являлись к королю за указаниями, чтобы осведомиться, до какого пункта он намерен продолжать переход и где он хочет расположиться со своим штабом. Дело доходило до того, что они охраняли назначенный им пункт до прибытия его отрядов, чтобы там ничего не случилось. Они настоящим образом кокетничали, чтобы понравиться королю, которому были весьма приятны эти знаки почтения.
Император из-за этого с меньшим доверием относился к его донесениям. Эти любезности казались ему подозрительными. Он видел, что короля оставляют в дураках, он советовал ему не доверять так называемому движению Кутузова на Казань. Император не мог найти объяснения этому движению, а в утонченных вежливостях по адресу короля и в преувеличенном подчеркивании так называемого упадка духа и недовольства казаков он видел признаки какого-то надувательства.
Хотя все эти сообщения разжигали его собственный пыл, он все же заключил из них, что от короля хотели скрыть какой-то маневр или завлечь его в какую-то ловушку…
…Он (Мюрат) все время вел переговоры с казачьими начальниками. Он подарил им свои часы, свои драгоценности и охотно отдал бы им свою рубашку, если бы не открыл, что, пока эти милые казаки ублажали его и удерживали на Казанской дороге, русская армия под прикрытием их маневров уже пять дней тому назад перешла на Калужскую дорогу, совершив этот переход ночью при свете огней московского пожара…
Император рассказывал и раньше с различными подробностями, как казаки держали себя по отношению к неаполитанскому королю. Теперь он прибавил новые подробности, говоря при этом, что «посоветовал бы своим послам быть столь же проницательными и ловкими, как эти дикие казачьи офицеры».
Как только король хотел двигаться вперед, к нему, по словам императора, являлся казачий полковник и уговаривал его не завязывать бесполезного сражения. «Мы вам больше не враги, – говорил он, – мы хотим мира, мы ждем лишь ответа из Петербурга»…
А если мы атаковали, то русские отступали без сопротивления. В последние два дня условились даже, что казаки не будут разрушать тех деревень, которые король должен занять, и не будут ничего увозить с собой оттуда… А тем временем другие казаки, менее вежливые или не осведомленные об уговоре, захватывали лошадей, обозы и все продовольствие, которое король и его штаб выписывали из Москвы. Это сердило короля. Ему обещали удовлетворение.
…Король, рассерженный казаками, организовал разведку и в конце концов увидел, что перед ним только завеса; эти учтивые казаки, которые якобы собирались действовать вместе с нами, разыграли его, а русская армия, которая, как он думал, шла по Казанской дороге, уже занимала позиции в калужском направлении и прочно утвердилась там.
Доверчивость короля могла бы оказаться для нас роковой, если бы неприятель в ночь перехода с одной дороги на другую стремительно ударил на Москву…»
В этих строках известного французского мемуариста из свиты императора Наполеона трудно разделить действительную правду войны от желаемого автором. Арман де Коленкур явно относился не с самым большим уважением к Иоахиму Мюрату. Может быть, именно поэтому рассказ о надувательстве казаками короля Неаполя написан столь красочно и в таких «деталях», не делающих чести одному из самых прославленных маршалов Франции, соратнику Бонапарта во многих войнах, в том числе и против России.
…Оставив Москву во второй день сентября, русская армия вышла 8-го числа на Старую Калужскую дорогу к деревне Красная Пахра. Здесь главнокомандующий М. И. Голенищев-Кутузов со своими основными силами сделал остановку в ожидании действий противной стороны. Главная армия прикрылась двумя сильными отрядами, в состав которых входили и казачьи полки. У деревни Десна на Старой Калужской дороге расположились два корпуса (пехотный и кавалерийский) М. А. Милорадовича. На левом берегу реки Пахры у деревни Луковка встал отряд Н. Н. Раевского, тоже состоявший из двух корпусов – пехотного и кавалерийского.
Казачьи полки в те дни конными партиями наблюдали дороги, которые вели от Москвы на Рязань, Каширу, Серпухов и Калугу (Старую и Новую Калужские дороги). Кутузовская армия простояла у Красной Пахры до 14 сентября. В ночь на 15-е число двинулась по Старой Калужской дороге, чтобы занять назначенную полководцем Тарутинскую позицию и стать там лагерем.
Наполеон после вступления в Москву прекратил преследование отступившей перед ним русской армии и потому не сразу начал ее поиск. 9 сентября французский авангард обнаружил «исчезновение» армии противника с Рязанской дороги. На следующий день маршал Иоахим Мюрат начал активные поиски главных сил русских. Авангард Великой армии под его командованием перешел Москва-реку и двинулся к Бронницам Московской губернии и только там обнаружил обман.
10 сентября встревоженный император Наполеон направил Польский корпус князя Ю. Понятовского к Подольску, а корпус Ж. Бессьера на Калужскую дорогу. Оба корпуса, которым ставилась задача во что бы то ни стало найти армию противника и преследовать ее по пятам, были подчинены маршалу Мюрату. К вечеру 13 сентября на этих направлениях начались столкновения казачьих аванпостов с французской кавалерией. Только теперь казачьи партии вели себя «неуступчиво», отходя с занимаемых мест только под сильным давлением.
Полковник М. М. Петров, в 1812 году командовавший батальоном 1-го егерского полка, кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени в своих мемуарных «Рассказах» так рассказывал о делах казачьих по прикрытию кутузовской армии, свернувшей с Рязанской дороги в сторону Тарутино:
«…Когда вся наша армия пробиралась от Боровского моста к городку Подольску и Красной Пахре, на Рязанской дороге пред французским авангардом оставался один Донской полк, отступавший по Коломенскому тракту в таком порядке, как следовало прикрывать ариергард большой армии, ретировавшейся.
Король Неаполитанский Мюрат, туразя за этим казацким полком, оказал весь свой мишурный гений, подобный его театральному наряду. Наконец, 5 сентября и тех потерял из виду, ибо они рассеянно отлетели в сторону своей армии к Серпуховской и Калужской дорогам, оставя Рязанскую чистою; так что после такого достославного преследования армии русской, состоявшей из нескольких сотен казаков под предводительством войска Донского полковника Ефремова, он, Иоахим Мюрат, медлил полторы сутки, не зная, куда девалась наша армия и что о ней рапортовать великому Завоевателю и полному властелину опустелого Кремля и пылавших домов всей Москвы, шурину своему, Наполеону».
Только 14-го числа император Наполеон узнал, что «потерянная» им кутузовская армия стоит на Старой Калужской дороге в одном переходе от Москвы. То есть в опасной близости от нее, что было признано венценосным полководцем Бонапартом «нетерпимым». Он приказал маршалу Мюрату, получившему подкрепление силой в два корпуса (пехотного и кавалерийского), атаковать противника и отбросить его на несколько переходов подальше от Москвы.
Император на следующий день, и еще через день не узнал ничего нового: армия противника куда-то исчезла. Зато Наполеон получил с эстафетой неприятное известие с Санкт-Петербургского направления: казаки-партизаны полковника В. Д. Иловайского из отряда Винценгероде 15 сентября у селения Давыдовки одержали победу в скоротечном бою. Возможно, уже тогда император французов должен был озаботиться армейским партизанством русских на коммуникациях Великой армии.
В том случае наполеоновцы вели себя излишне самоуверенно и шли без боевого охранения, чувствуя себя победителями. Встреченный донцами «французский авангард был совершенно разбит». В плен попали один офицер и 270 нижних чинов. Остальных казаки обратили в бегство и преследовали несколько верст, поражая пиками и саблями. Лично для В. Д. Иловайского 12-го это было первое серьезное, да к тому же еще и самостоятельное дело на этой войне.
