Задние ряды дивизии еще не успели достигнуть входа в лес, как передние уже вступили в бой с казаками. Пришлось ускорить движение; малолюдные полки построились в линии и принялись стрелять из ружей и пистолетов по русской коннице, построенной между этим лесом и деревней…
Вдруг со всех сторон раздались громкие крики: «Коли, ура! Коли, ура!» Оказывается, позади нашего фронта с обеих сторон из лесу появились большими массами казаки с пиками наперевес; они обходили нашу дивизию, а впереди оба фронта вступили в рукопашную. Стрельба и крики «Коли! Коли!» становились все сильнее, бежавшие смешались с преследователями; свои и враги приближались с боевым шумом и криком, а я стоял у узкого входа в лес, который был для всех нас единственным входом к бегству и спасению».
Главный хирург полка вюртембергской кавалерии решил не испытывать судьбу. Да и к тому же он не был строевым бойцом, а находился на положении военного чиновника. Вид атакующих казаков и гусар так подействовал на него, что он, повернув коня и пришпорив его, понесся к выходу из леса, стремясь оказаться на спасительной (как казалось Генриху Роосу) лесной тропе, по которой его полк только-только вышел на опушку. Последующие события мемуарист описывал так:
«Оглядываться было некогда, однако я заметил впереди и около себя пруссаков, французов, русских, поляков и своих. Кругом кололи, рубили, падали и стаскивали с коней; на дороге валялись всякие предметы, потерянные теми, которые уже ускакали вперед. Молодой прусский офицер, уже раненый несколько раз, прокричал около меня: “Пардон!”
Только появление польских войск 5-го корпуса заставило казаков прекратить преследование и вернуться к исходной позиции…»
Однако этот разгром 2-й легкой кавалерийской дивизии казаками и гусарами генерал-адъютанта В. В. Орлова-Денисова не остановил движение авангарда Великой армии. Маршал империи Иоахим Мюрат вывел свои войска к Спас-Купле и расположился там на ночлег.
Генерал от инфантерии М. А. Милорадович мог с радостью доложить главнокомандующему о состоявшемся победном кавалерийском бое. В донесении говорилось, что «по словам пленных, истреблено 7 полков кавалерийских: 4 французских, 2 польских и один вюртембергский». В плен было взято 10 офицеров и более 150 рядовых».
Речь в рапорте шла, в первую очередь, о разгроме 2-й легкой кавалерийской дивизии генерала К. П. Пажоля, в состав которой входили полки конных егерей, гусар и улан (французы, поляки, вюртембергцы, саксонцы, бранденбургцы). Мемуарист Генрих Роос вспоминал, что после того боя в его 3-м Вюртембергском конно-егерском полку в строю осталось немного более тридцати человек, и что полк, городость армии Вюртемберга, лишился пяти офицеров.
Утром следующего дня маршал Мюрат, несмотря на понесенную неудачу, двинул свои войска на русские позиции, напористо сбив конные аванпосты противника, которые, отстреливаясь, отошли к своим главным силам, стоявшим за Спас-Куплей. Подошедшие французы увидели там построенную для конного боя кавалерию русского авангарда. За ней просматривались ряды пехоты. Артиллерия батареями была распределена по всему фронту на поле предстоящего столкновения.
Мюрат перешел в атаку, сумев потеснить противную сторону, но не настолько, чтобы русские стали отступать в беспорядке. Пехота их батальонами перешла на другой берег реки Чернишни, имевшей местами крутые берега, и обосновалась на новой, более сильной позиции. Кавалерия Милорадовича, не теряя строя, медленно отходила назад, а смелость казаков заставила французов и их союзников «предположить стойкое сопротивление».
Казачьи полки раз за разом поворачивали «вдруг» своих коней, завязывали с преследователями ружейную перестрелку, а затем вновь начинали отступать. Генералам Неаполитанского короля стало казаться, что их заманивают в ловушку, и потому они старались быть предельно осторожными: «как бы беды не случилось».
К 11 часам русская кавалерия прекратила отход и стала выстраиваться в линии за селом Богородским, перекрывая Старую Калужскую дорогу. Со своей стороны, король Неаполитанский Мюрат тоже стал выстраивать войска для фронтальной атаки. Маршал сказал одному из батальонных командиров Вислинского легиона, которого знал лично: «Ну вот, мы как в Египте».
Французский авангард, перестроившись, возобновил наступательное движение. 2-й полк Вислинского легиона (Легиона Вислы) получил приказ пройти лес и выйти на берег реки Чернишни. Выйдя из леса, поляки неожиданно увидели перед собой казачью конницу, которая «отошла поспешно и демаскировала до 40 орудий, которые с другого берега реки открыли по нам (полякам) сильнейший огонь». Иными словами говоря, казаки увлекли за собой польских легионеров-вольтижеров и подвели их под разящий огонь своих батарей.
Все же маршалу Мюрату удалось в нескольких местах перейти Чернишню и закрепиться на ее противоположном берегу. Русские снова отошли, но недалеко. Их батареи снялись с позиций под прикрытием конницы. Всего в тот день войска генерала от инфантерии М. А. Милорадовича с боем отошли от Спас-Купли по Старой Калужской дороге на 4 километра. Казачьи полки «пресекали» любые попытки неприятеля совершить фланговые обходы.
Капитан Генрих фон Брандт, будущий прусский генерал от инфантерии, в 1812 году служивший во 2-м полку Вислинского легиона, автор опубликованных в России мемуарных «Записок», описал боевой эпизод, в котором казаки подвели под огонь скрытой батареи французскую пехоту:
«Когда мы дебушировали из долины, (русская) кавалерия снова отошла и снова демаскировала многочисленную артиллерию, открывшую жестокую канонаду в ту самую минуту, когда 94-й французский полк в первой линии и 2-й и 3-й польские полки во второй выдвинулись из речной долины на несколько сотен шагов.
Батальон 94-го полка, бывший впереди нас, терпел сильно и начал колебаться. Командир его делал все возможное для приведения людей в порядок; но в то мгновение, когда он мог надеяться на успех своих стараний, одного офицера, бывшего верхом, граната подняла на воздух в буквальном смысле слова; батальон побежал на наш полк, и обе эти части могли быть устроены уже на окраине долины Чернишни.
Осколок гранаты сорвал с моей головы кивер с такой силой, что одна чешуя лопнула, а сам я, во время бегства, был сброшен с лошади…»
Бой под Спас-Куплей длился до захода солнца. Маршал Мюрат уже в вечерних сумерках предпринял последнюю попытку отбросить противника прочь и «открыть для себя» Старую Калужскую дорогу. Но в итоге этой последней схватки сторонам пришлось отойти на прежние позиции: русская пехота ружейным огнем отбила атаку двух полков французской линейной пехоты. Бой завершился кавалерийской стычкой. М. А. Милорадович мог доложить в Главную квартиру о том, что его войсками «место было удержано».
Казачьи полки генерал-адъютанта В. В. Орлова-Денисова показали под Спас-Куплей примерную доблесть, ни в чем не уступая легкой регулярной кавалерии короля Неаполитанского. Они не раз заманивали ее под картечные залпы своих батарей, смело идя привычной лавой в рукопашный бой. Об этом писали не только мемуаристы – ветераны Великой армии.
Бои у села Спас-Купля шли два дня – 21 и 22 сентября. В отечественной историографии они называются еще и как бои у села Винково (Виньково) Боровского уезда Калужской губернии. Бой «у сельца Виньково» 22-го числа длился около десяти часов. Генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов в донесении императору Александру I писал, что состоялось «дело столь важное, которое, конечно, назвать баталиею заслуживает».
Генерал А. П. Ермолов в знаменитых «Записках» отметил значимость результата первого серьезного столкновения сторон после занятия французами Москвы:
«Около вечера неприятель отступил на всех пунктах и неподалеку расположился лагерем. В продолжение войны обстоятельства, возлагая на нас горькую необходимость отступления, облегчали неприятелю достижение его намерений. Здесь, в первый раз безвозмездны были его усилия!»
Бой под Спас-Куплей закончился. Казаки вернулись к исполнению своих походных обязанностей: их партии на измотанных за день конях (столь же устали и всадники) ушли в ночь в сторону вражеского лагеря недремлющими сторожевыми дозорами. Те, что остались заночевать на голой земле, среди кустарника и на лесных опушках у небольших костров, держали расседланных коней поблизости на случай тревоги. Седла ложились под головы, оружие было под рукой.
Приходилось стеречься и мюратовским дозорным кавалеристам: они легко могли стать казачьими «языками», за которые полагалась награда, которой могло быть и похвальное слово полкового командира. Казаки пикетов в ночи, под покровом непогоды, ориентируясь по огням вражеского стана, дерзко подбирались к его аванпостам, кидались на него с пиками наперевес или внезапно обстреливали из ружей и пистолетов.
