Эйрик в горы не побежал. Встретил знатного гостя и как-то сумел и ему угодить, и своего достоинства не потерять. Кончилось тем, что близкий друг Харальда, Регнвальд ярл, даже оставил в Линсетре сына. Оставил в знак доверия, как залог… Оставил бы и Харальд, да не было еще у молодого конунга сыновей.
Видел Эйрик и Рунольвову дочку… Видел подаренный ей корабль. От нее самой и узнал о немирье в Торсфиорде. И успел испугаться, как бы Вигдис не надумала выместить на нем зло. Но и люди Вигдис дурного ему не сделали…
— Теперь не было бы тебе худа, — сказал ему Хельги. — За то, что ты пустил нас переночевать! Но Эйрик только покачал головой:
— Не станет Харальд наказывать вставшего за родню. Вот если бы я не пустил вас во двор, тогда он первый сказал бы, что я трус. Да, пожалуй, и с земли бы согнал.
Гуннхильд долго обнимала Эйрика и его жену. Потом на кораблях снова подняли паруса… С берега махали вслед, пока можно было видеть. Махали длинными полотенцами: пусть будет дорога гладкой и ровной, как эта мягкая ткань! Пусть Лебединая Дорога вскипает волнами не выше тех, что рождаются на развевающемся полотне.
— Послушай-ка, Эрлинг! — позвал Хельги, пока три корабля шли еще рядом и можно было переговариваться. — А скажи, Эрлинг, не приглашал тебя Эйрик остаться? Не спрашивал, что ты, домосед, делаешь с викингами в море?..
Халльгрим на своем корабле поставил ухо ветру.
— Приглашал! — долетело над водой. Хельги приставил ладони ко рту:
— Ну и что ты?
Приемыш задорно ответил, одолевая расстояние:
— А что видишь!
Он мог бы еще добавить, что Эйрик предлагал им с Гуннхильд хотя бы оставить в Линсетре на воспитание маленьких сыновей. Эйрик обещал вырастить из них достойных мужей. И твердил, что Линсетр безопасен, особенно нынче — у конунга под рукой… А плавание — как угадать, что ждет впереди? А в Гардарики?
Эрлинг и Гуннхильд отказались в один голос.
— Спасибо тебе, родич, — сказал Приемыш. — Но мы ведь идем не в поход.
Мы не вернемся…
Три корабля уходили на юг. Два драккара, черный и расписной. И кнарр, короткий и круглый подле боевых кораблей.
День за днем шагали вдоль левого борта сине-зеленые берега. Испещренные черными и серыми скалами, прорезанные расщелинами фиордов. То яркое солнце горело над ними в вышине, то наплывала холодная тень облаков… В гранитной броне, в копьях розовых сосен, отороченная белоснежными бурунами, во всей своей весенней славе — земля Норэгр! Родная земля. Халогаланд, потом Страна хердов — Хердаланд, потом Агдир…
Скоро останется позади и остров, к которому год назад прибило погубленный штормом немецкий корабль. А потом берег круто повернет на восток, пропуская корабли в Восточное море, которое словене называли Варяжским. А там — считанные переходы, и зазвучит вокруг словенский язык… Не позабыла его, Звениславушка? Не разучилась ли петь? А там — Кременец…
Звениславка осунулась, перестала спать по ночам. Гнала прочь худое предчувствие, да ведь дума — не птица, рукой на нее не махнешь, не испугается, не улетит. Может, давно уже черной сгоревшей руиной стоял на высоком берегу Господин Кременец. Кто порушил, с кого спросить? Да и кто спросит?.. А вместо говора и смеха людского вылетали в черные провалы дверей ушастые совы, выбегали серые мыши. Да тяжко кружилось, высматривая поживу, зловещее воронье…
А храброе кременецкое войско да бесстрашная княжья дружина лежали где-нибудь в чистом поле, под лучами волчьего солнышка, и жадный зверь растаскивал непогребенные кости, да палючий вихрь горькой пылью заносил-заметал кровавый след полоненных… А сам-то князь? И скалился безгласно белый череп из-под просеченного шлема, смотрел невидяще пустыми ямами глаз. И цветы прорастали сквозь клочья рубахи, что вышивали любимому эти вот пальцы… Она знала своего князя: живого не возьмут.
Но не верило упрямое сердце такому! И уже не море — распахивались взору светлые плесы Медведицы, самой матери Роси. Песчаные кручи поднимались вместо окутанных сизой дымкой скал. Там жили в норках стрижи. Любо было нырять оттуда в прозрачную, чистую, холодную, ласковую воду… И нырял следом парень с глазами светлыми, как та река. И летел сильной птицей, раскрыв руки, смеясь и следя — не ухватил бы Звениславушку бородатый дед водяной.
Ходила, покачивалась под ногами сырая палуба корабля.
Одно утешение, если рядом устраивался Скегги. Малышня над ним насмехалась: отроку в его возрасте место на боевом корабле. Но туда Скегги не взяли. Он рассказывал Звениславке:
— Скоро наша Норэгр останется к северу… И будет огромный залив, который называется Вик. Там есть земля Вестфольд, лежащая на западном берегу.
Там жил Хальвдан Черный сын Гудреда, и говорят, что этот род называется Инглинги и идет от Одина и богов. При Хальвдане конунге не бывало недорода. И когда он утонул, во многих краях пожелали похоронить его у себя, чтобы приманить удачу. Люди никак не могли договориться между собой и наконец решили разделить тело на части. И всем казалось, что теперь следует надеяться на урожай.
…А дальше лежали земли, издревле овеянные славой нисколько не меньшей.
Свеарике, где в древности правили Асы. И Данмерк со знаменитым островом Селунд, откуда выходили на добычу длинные корабли под стягом Рагнара Кожаные Штаны. И великая Страна вендов, рождавшая таких викингов, что даже Рунольв никогда не совался туда грабить. Венды молились четырехликому Святовиту и никому еще не спускали обид. И, верно, не зря даны и юты ходили проливами больше на запад, чем на восток!
Свейский берег покрывали леса. На датском простирались песчаные холмы и не было видно ни фиордов, ни гор. Наверное, даны тоже считали свое побережье лучшим на свете. Но халейги сочли его унылым.
Тихая ночь позволяла не искать убежища у земли… Но все-таки решено было сделать остановку. Люди знали: эти места — последние на их пути, где знакомый ветер еще сможет коснуться лица. И родная земля будет лежать где-то у горизонта. Совсем рядом. Протяни руку — достанешь. Скрытая от глаз лишь полуночным сумраком светлой ночи да легкими гребешками волн, шелестящих на песчаной мели…
Дома, в Торсфиорде, эта ночь была бы светлей, много светлей. Сколько уже времени качала мореходов Лебединая Дорога, убегающая под киль корабля? Более месяца. И весь этот месяц шла рядом с кораблями земля Норэгр — Северный Путь.
Теперь остановилась, отстала. Начинался великий Восточный Путь — Аустрвегр.
Теперь — только чужбина. И впереди, и по бортам, и за кормой. Что там ждет? И кто там ждет? Кроме врагов?
Не выдержал даже Халльгрим. Он сказал:
— Не в первый раз иду я этими местами. И всегда мне было весело. Нынче не так…
