Тем временем 1-я немецкая армия, подошедшая из района Саара, перешла в наступление с севера на район Вогез. Одновременно с ней на этот же район с востока начала наступать 7-я армия вермахта. Теснимые со всех сторон и будучи отрезаны от путей отхода, 3, 5 и 8-я французские армии были оттеснены в Вогезы. 22 июня Зейган приказал этим армиям капитулировать. Всего сдалось в плен 400 тысяч человек.
«С 17 июня и далее, — пишет генерал Ротон, — давление немцев было ошеломляющим. Исключая бои на Луаре, координированные оборонительные действия больше нигде не осуществлялись». Теперь весь вопрос заключался в заключении перемирия. Действительно, в ночь с 16 на 17 июня кабинет Рейно пал и был замещен правительством Петэна. Первым шагом этого правительства была просьба о перемирии. 17 июня Петэн обратился по радио к французскому народу с призывом прекратить сопротивление. «Это, — писал генерал Жорж, — наконец сломало волю французской армии к борьбе».
17 июня фюрер отдал особый приказ о том, что «оккупация Шербура и Бреста является делом чести немецкой армии». Генерал Гот, командовавший 15-м танковым корпусом, наступавшим в авангарде 4-й армии в направлении низовья Луары, немедленно бросил 7-ю танковую дивизию Роммеля на Шербур, а 5-ю танковую дивизию — на Брест. 18 июня немецкие танки вошли в Ренн, где взяли в плен штаб 10-й армии с ее командующим, ликвидировав, таким образом, «Бретонский редут». На следующий день две танковые дивизии легко заняли Шербур и Брест и затем продолжили движение на юг, к нижнему течению Луары и к Рошфору.
19 июня между Сомюром и Туром противник подавил последние очаги сопротивления на Луаре. Остатки французских войск были отведены к реке Шер. С 21 по 25 июня, несмотря на сопротивление арьергардов, жертвовавших собой, чтобы прикрыть отступающие части, и даже изолированных групп, устраивавших засады на дорогах, уставших от непрерывного отступления и встречавших там свою гибель, немцы продолжали свой безжалостный марш, приведший их на линию Руайан, Ангулем, Клермон-Ферран, Сент-Этьенн и, наконец, Гренобль. Только тогда перемирие было заключено. Но с 10 июня мы были в состоянии войны с Италией, и другое сражение, франко-итальянское, уже шло на Юго-Восточном фронте, где французская Альпийская армия, несмотря на свою малочисленность, вписала в историю выдающуюся главу. Объявляя о начале войны, дуче заявил, что Италия вступила в войну, чтобы «освободить» Савойю, Ниццу, Корсику… и так далее. Однако итальянские армии, развернутые вдоль границы Альп, задержались с наступлением до тех пор, пока немцы не достигли долины реки Рона, преследуя по пятам небольшую французскую Альпийскую армию генерала Орли. Лишь после 20 июня итальянцы перешли в наступление своими двумя армиями (1-я и 4-я) в составе 24 дивизий, из которых 19 дивизий были в первом эшелоне. В их тылу восемь дивизий 7-й армии были готовы поддержать наступление. Таким образом, на Альпийском фронте было сосредоточено 32 итальянские дивизии.
Против этих сил стояла французская Альпийская армия, насчитывавшая всего три дивизии категории «В»: 64, 65 и 66-я пехотные дивизии и три «крепостных сектора» (гарнизоны укрепленных секторов Приморские Альпы, Дофинэ и Савойя), каждый эквивалентный крепостной дивизии. Таким образом, шесть французских дивизий противостояли 32 итальянским. Однако простое сосредоточение итальянских войск в высокогорных узких долинах, в которых они не могли развернуться, привело лишь к увеличению их потерь от огня французской артиллерии, заранее пристрелявшей «зоны поражения» и имевшей отличные наблюдательные посты на вершинах гор. 11 июня генерал Орли привел в действие весьма эффективный план уничтожения проходов в горных перевалах, что чрезвычайно затруднило наступление итальянцев в пограничной зоне и снабжение их наступавших войск.
Все атаки итальянцев на горные перевалы были отбиты оборонявшими их немногочисленными подразделениями. Однако к 21 июня в приграничной зоне итальянцам удалось достичь некоторых частных успехов. На этих достигнутых ими рубежах, ни один из которых не вышел за пределы приграничной зоны, итальянская армия дождалась перемирия. Все оборонительные позиции французов — от Швейцарии до моря — остались нетронутыми до конца боевых действий.
Чтобы уяснить причину отсутствия энтузиазма среди итальянцев, мы должны вспомнить, что итальянский народ, втянутый в войну страдавшим манией величия Муссолини, был настроен против войны с Францией. Более того, немцы — которые должны были открыть горные перевалы своим союзникам, связав Альпийскую армию с тыла, — сами были задержаны до перемирия изолированными французскими частями на реке Изер, в Шартрезе и на Лак дю Бюржет.
Неверие в возможность победы
Как могла Франция пасть так быстро? В первую мировую войну французские офицеры и солдаты вызвали восхищение всего мира своей стойкостью и масштабами понесенных жертв: 1,5 миллиона павших. Во второй мировой войне сыновья были достойны своих отцов. Они доказали это на реке Эна и в других местах и в дальнейшем подтвердили это вновь в Африке, при Бир-Хашейме и в Тунисе, и позже в Италии, где они шли в авангарде победы, открывая дорогу на Рим для союзников, и, наконец, во Франции и Германии до Рейна и Дуная.
Но в 1940 году недостаточно вооруженные, плохо используемые тактически в соответствии с устаревшими наставлениями 1918 года, неудачно развернутые стратегически и ведомые командирами, не верившими в победу, они были разгромлены в самом начале сражения. Первый их главнокомандующий, Гамелен, с фатализмом наблюдал за приближением катастрофы. «Надвигаются ужасные дела», — говорил он и, как только завязались первые бои, перестал руководить боевыми действиями, потому что это были не «его действия», а генерала Жоржа. Другой главнокомандующий, Вейган, призывал только к «борьбе до последнего солдата за сохранение чести», а затем — к заключению перемирия. Более того, 19 июня он произнес многозначительные слова: «Я был призван только тогда, когда повсюду началась неразбериха!»
Франции в 1940 году недоставало вождя калибра Жоффра, который не впал в отчаяние в конце августа 1914 года, когда все казалось потерянным. И превыше всего во главе Франции необходимы были Клемансо или Черчилль. Фаталистическое приятие поражения нашими верховными лидерами проявилось вскоре после первых неудач. Уже 5 июня, в день сражения на Сомме, Вейган сказал на Военном комитете: «Если начинающийся бой будет проигран, то вступить в переговоры с противником не было бы трусостью», что могло бы показаться довольно странным способом выражения стремления к победе. Однако маршал Петэн согласился с ним и заявил, что «абсолютно поддерживает» генерала Вейгана.
К 8 июня, когда Роммель врывался в Эльбёф, сражение считалось безоговорочно проигранным, и на утреннем совещании Вейган говорил о «зияющей ране», которая раскрылась в расположении 10-й армии. В этот день генерал де Голль, недавно назначенный заместителем военного министра, посетил Вейгана в его штабе. Последовал следующий разговор:
«…Нескольких минут беседы было достаточно, чтобы понять, что он примирился с мыслью о поражении и принял решение о перемирии…
— Как видите, — сказал мне главнокомандующий… — немцы… переходят Сомму. Я не в состоянии им помешать.
— Ну что ж, и пусть переходят. А дальше?
— Дальше последуют Сена и Марна.
— Так. А затем?
— Затем? Но ведь это же конец!
— Конец? А весь мир? А наша империя? Генерал Вейган горестно рассмеялся.
— Империя? Это несерьезно! Что же касается остального мира, то не пройдет и недели после того, как меня здесь разобьют, а Англия уже начнет переговоры с Германией».[61]
Со своей стороны маршал Петэн сказал государственному министру Л. Марэну, что он нисколько не боится встречи с Гитлером, он бы охотно обратился к нему как солдат к солдату и, таким образом, добился от него большего, чем добьются в результате переговоров между дипломатами.
Однако существовало и другое решение, кроме окончательного пассивного ожидания развала французской армии. В ночь с 9 на 10 июня председатель Военного комитета Рейно вызвал к себе де Голля, чтобы посоветоваться по поводу нависшей над Парижем угрозы и неизбежности объявления войны Италией. «Перед лицом столь неблагоприятных известий я мог предложить только одно: пойти на крайние усилия, немедленно перебазироваться в Африку и присоединиться к коалиционной войне… При данных условиях и в данных территориальных рамках единственным выходом являлась капитуляция. Либо надо было с этим примириться — к чему уже склонялись многие, — либо следовало изменить рамки и условия борьбы. “Новая Марна” была возможна, но только на Средиземном море».[62]
Однако генерал Вейган не видел этого решения. В 18.00 10 июня он также посетил председателя Военного комитета. Де Голль присутствовал при этом свидании, и вот что он записал:
