Благодаря тактике Даудинга мы смогли так долго выдерживать удары по аэродромам. Разумеется, когда определялась организация истребительного авиационного командования, никто не ожидал, что в нашем распоряжении окажется такое средство, как «Ультра». Поэтому «Ультра» явилась для Даудинга подлинным даром. Она давала ему бесценную общую картину вражеского наступления и кроющийся за ним стратегии. Кроме того, она позволяла получить некоторые сведения об истинных потерях противника. Это становилось ясно из заявок на пополнение самолетами и экипажами разных соединений. Причина, по которой проводилась операция «Адлер», была совершенно ясна: операция «Морской лев» не могла состояться до тех пор, пока не будет уничтожена английская авиация, а наши самолеты продолжали подниматься в воздух. <…>
Теперь, когда битва за Англию была в разгаре и шли другие подготовительные действия к операции «Морской лев», радиограммы «Ультра» указывали на продолжающееся отсутствие взаимодействия и сотрудничества между командованием сухопутных войск и командованием военно-морских сил. Казалось, они были не способны договориться о планах морской десантной операции, причем командование сухопутных войск постоянно находило препятствия своим широким транспортным мероприятиям. «Ультра» рисовала картину беспорядка, и это нас ободряло.
Геринг, все еще, видимо, убежденный, что может выполнить задачу силами люфтваффе, не проявлял особого интереса к планам командования сухопутных войск. «Ультра» давала нам много полезных сведений: войска двигаются к берегу; транспортные самолеты сосредоточиваются для крупных воздушных перебросок; всевозможные предметы снабжения теряются во время перевозок по железным дорогам; остаются трудности с получением и установкой двигателей на баржи; командование военно-морских сил продолжает требовать рассредоточения барж, чтобы обезопасить их от ударов английской авиации. <…> Утром 18 августа «Ультра» предвещала повторение массированных налетов по плану операции «Адлер». Даудинг был заранее предупрежден. В воздух поднялись английские самолеты, и люфтваффе за один день понесли самые тяжелые до сих пор потери. <…>
С моей точки зрения, способ ведения боя, применяемый Даудингом, не вызывал никакого сомнения, а его понимание и истолкование сообщений «Ультра» вносило важный вклад в наши успехи на этом этапе войны. Соображения секретности требовали, чтобы лишь очень немногие люди имели доступ к расшифрованным радиограммам Геринга, и, наверное, некоторые молодые летчики из центральных районов страны считали, что вся слава достается их товарищам на юге.
Я видел, что Даудинг и Кейт Парк чрезвычайно осторожно обращаются с сообщениями «Ультра», никогда ничем не выдавая, что источником совершенно секретных предупреждений, которые передаются командирам главных секторных аэродромов, являются перехваченные радиограммы. <…>
30 и 31 августа. Геринг, должно быть, начал терять терпение. Он снова взял в свои руки управление воздушными флотами, и, к счастью, мы заблаговременно узнали о предстоящих гигантских рейдах. Положение наших военно-воздушных сил было отчаянным. Мы знали, что, если люфтваффе сумеют еще одну-две недели выдержать темп, взятый ими в течение последних двух недель, мы вполне можем оказаться перед лицом катастрофы. Но люфтваффе тоже зализывали раны. По данным «Ультра», немецкий самолетный парк уже не пополнялся. Организация ремонта и снабжения не была рассчитана на такую войну. По мнению Геринга, битва за Англию должна была закончиться за две недели и с небольшими потерями для люфтваффе. Теперь у немцев осталось в строю едва 50 процентов самолетов. Это были важные сведения. Они свидетельствовали о том, что, несмотря на отчаянное положение наших военно-воздушных сил, люфтваффе были сломлены; их моральный дух тоже пострадал.
Тогда — в последней попытке сломить нашу авиацию — Геринг совершил свою величайшую за всю войну ошибку. Если бы он продолжал наносить удары по аэродромам Южной Англии еще две недели, то он вполне мог бы уничтожить наши оставшиеся истребители. Но в 11 часов утра 7 сентября Геринг отдал приказ Кессельрингу, перехваченный и расшифрованный нами, произвести налет 300 бомбардировщиков на лондонские доги, обеспечив при этом массированное истребительное прикрытие. Налет был назначен на конец дня и, по мнению Геринга, должен был привести к уничтожению последних английских истребителей.
Благодаря «Ультра» радиограмма Геринга попала в руки премьер-министра и Даудинга через несколько минут после отправки. <…>
Премьер-министр решил лично наблюдать за налетом. Он спросил по телефону, нет ли более точных сведений о времени налета, но я мог только предполагать, что он состоится между 4 и 5 часами вечера. Был один из ясных сентябрьских дней. Я знал, что Черчилль наблюдает за развитием событий с крыши министерства авиации в Уайтхолле, то есть недалеко от здания Интеллидженс сервис, с крыши которого вел наблюдение я. Предвечернее солнце освещало волны вражеских бомбардировщиков, летевших высоко над Темзой в направлении доков — объекта, указанного в приказе Геринга. Это был фейерверк среди бела дня. Все речные пожарные суда были скрытно собраны, все пожарные машины в округе тайно подняты по тревоге. Несмотря на то что наши истребители сновали высоко в небе, одно лишь численное превосходство давало противнику возможность сбрасывать бомбы в наиболее уязвимые места города. Над доками поднимались облака черного и белого дыма, мощный гул рвущихся бомб эхом раздавался по всему городу. Лондон впервые переживал массированную бомбардировку. <…>
Операция «Морской лев»
Прошел месяц с начала массированных налетов дня «Орла», месяц туго натянутых нервов, надежд, что кто-нибудь, может быть Геринг, передаст по радио планы вторжения, хотя по расположению барж и устройств для погрузки самолетов нетрудно было догадаться о районах вторжения.
Было также ясно, что вторжение должно состояться теперь или, как мы надеялись, никогда. 14 сентября дожди утихли, но погода еще не настолько улучшилась, чтобы можно было провести массированный налет. Но в воскресенье 15 сентября все предвещало, увы, идеальный день для немецких самолетов — облачный, но с достаточными разрывами, чтобы не сбиться с пути. Рука Геринга направляла последний, как он надеялся, удар. К середине дня бомбардировщики волна за волной пошли на Лондон.
Даудинг, правильно оценив обстановку — низкое моральное состояние экипажей немецких бомбардировщиков, отсутствие достаточного прикрытия вследствие малой емкости баков истребителей, отчаянное положение наших военно-воздушных сил, — а также понимая, что операция «Морской лев» может состояться теперь или никогда, бросил в бой все, что имел. 11-я группа атаковала немецкие самолеты у побережья, а 12-я группа, действовавшая теперь целыми эскадрильями, перехватила их около Лондона. Непредвиденно большое количество наших истребителей было тяжелым ударом для люфтваффе: ведь немецким летчикам все время говорили, что у нас ничего не осталось. Они в панике повернули назад. Геринг, наверное, пришел в ярость. Он тут же приказал повторить налет и на этот раз выполнить задачу до конца. Его радиограмма была своевременно перехвачена. Это был как раз тот случай, когда быстрое действие «Ультра» и прямая связь с Даудингом сыграли историческую роль. Истребители пополнились горючим и боеприпасами и были готовы встретить вторую волну. Немецкие самолеты снова сбросили бомбы где попало и обратились в бегство. Это был потрясающий день. Ходили слухи, будто адмиралы собираются охранять памятник Нельсону на Трафальгарской площади, чтобы статую на ее вершине не заменили статуей Даудинга. Однако он не удостоился чести, которую заслужил в немалой степени благодаря умелому обращению с информацией «Ультра»…
Сигнал «Кромвель», предупреждающий о начале вторжения, оставался в силе. Одним из главных признаков подготовки немцев к вторжению были широкие приготовления на бельгийских и голландских аэродромах к погрузке транспортных самолетов, которые, как предполагалось, к тому времени смогут беспрепятственно доставлять войска и предметы снабжения в Англию. Утром 17 сентября офицер, руководивший этими работами в Голландии, получил радиограмму от генерального штаба, в которой было сказано, что Гитлер разрешил демонтировать устройства для погрузки самолетов на голландских аэродромах. Это была довольно короткая радиограмма, но ее значение было так велико, что Хамф[55] передал мне ее по телефону, как только ее расшифровал. Она требовала некоторых разъяснений, чтобы Черчилль мог понять ее смысл. Поэтому я отметил все ее значение в своей аннотации. Если погрузочное устройство демонтируется, вторжение не может состояться. <…>
