И Перевертень вернулся к любовнице.
Убил?
Или же убил не он, а кто-то другой? Тот, кто взял ту проклятую шкатулку. Возможно, Ольга, дав себе труд подумать, могла бы вычислить преступника.
Одно непонятно: каким боком к этой истории Ксюша приклеена?
Игнат доставил Ксюшу в контору — даже переодеться ей не позволил, мол, некогда на мелочи размениваться, — и уехал, строго-настрого запретив ей выходить из кабинета.
А когда вернется — не сказал.
Вообще, он вел себя так, словно имел полное право распоряжаться Ксюшиной жизнью, а самое странное, что у нее и мысли не возникало это его право оспорить. Напротив, Ксюша чувствовала себя обязанной ему, и это ощущение несколько ее тяготило.
— Ну? — Эллочка выждала целых пять минут, прежде чем заглянуть в кабинет. — Уехал?
— Уехал, — подтвердила Ксюша.
И Эллочка, проскользнув за дверь, плотно ее прикрыла. Села на кресло и велела:
— Рассказывай!
— Что рассказывать?
— Все.
Взгляд у нее был жадный, ищущий, и Ксюше он весьма не понравился.
— У меня квартира сгорела, — Ксюша ляпнула первое, что пришло ей в голову, лишь бы отделаться от этого взгляда. Она ожидала, что Эллочка возмутится или ужаснется, или хотя бы удивление выкажет — все-таки не каждый день у ее хороших знакомых пожары случаются!
Но Эллочка просто отмахнулась и велела ей:
— Ты про нашего идиота рассказывай.
— Почему — идиота?
За Игната ей вдруг стало обидно.
— Потому что только идиот с такой дурой, как та грымза, свяжется, — Эллочка скривилась. — У нее ж на лбу написано, что стервядь она.
— Кто?
— Помесь стервы и шалавы… Приперлась тут вчера и давай права качать, твой адресок требовать… Что там между вами? Вы уже переспали?
Ксюша почувствовала, как ей щеки краска заливает.
— Не финти. — Эллочкин коготок припечатал папку, которую Ксюша собиралась открыть и сослаться на некую мифическую неотложную работу. — Такие, как эта, опасность задницей чувствуют. И если ты ее припекла, значит, не на пустом месте.
Ужас! Трижды ужас! Четырежды. Кошмар кошмарнейший, потому что Эллочка своими догадками, конечно, не только с Ксюшей поделилась, но и со всей конторой. И, значит, теперь каждый второй, если не каждый первый, думает, будто Ксюша с начальством переспала…
А если они узнают, где она живет сейчас?
И подумать-то о таком страшно. Ксюша вовек не отмоется!
Но… было в этом разговоре нечто неправильное. Например, это самое Эллочкино нездоровое любопытство. Нет, конечно, она и раньше любила посплетничать, но ведь Стас погиб, а она Стаса любила. И получается, что любовь эта существовала исключительно на словах? Если бы на самом деле у Эллочки любимый погиб, стала бы она Ксюшиной личной жизнью интересоваться?
— А давай, — Ксюша сцепила ладони в замок, — меняться. Я тебе — про Игната…
— А я?
— А ты мне — о том, что у Стаса с Акулиной вышло.
Эллочка нахмурилась, глаза ее как-то нехорошо блеснули:
— Откуда узнала?
— Были… источники, — во всех фильмах про полицию, которые Ксюша смотрела — а было таковых немного, поскольку предпочитала она все же исторические мелодрамы, — источники являлись святым делам для агента.
— Виктория донесла, — Эллочка сделала свои выводы. — Небось втирала тебе, что Стас бедную девочку обидел… воспользовался ситуацией…
— А… не так все было?
Неприятно копаться в чужих секретах, но не может же Ксюша и дальше притворяться, что с ней все в порядке! У нее квартира сгорела! А если бы Игнат о ней не позаботился, то с квартирой вместе сгорела бы и Ксюша.
— Она за ним давно бегала, еще когда он только в конторе появился, — Эллочка села прямо и руки сложила на округлой коленке. Плечи ее приподнялись, а декольте опустилось, открывая ложбинку на груди. Будь Ксюша мужчиной, вид этот ее бы порадовал. — Проходу не давала, буквально на шею ему вешалась. А он — что? Он же мужик, а не дерево! И с чего отказываться, когда оно само в руки падает? Вот и завязался у них романчик. А на той вечеринке Стас ей отставку дал. Надоела она ему — хуже горькой редьки. Мало того что бегает за ним, будто чумная, так еще и ревнует по малейшему поводу. Истерики, Ксюха, ни одному мужику не нравятся. Запомни!
Ксюша запомнила.
— Естественно, эта дура сразу поверить не могла, что ее, всю такую распрекрасную, бросают. А как поверила, так и налакалась с горя. И потом еще пьяная за Стасом бегала, умоляла не оставлять ее…
— А он?
Эллочка пожала плечами:
— Он и не оставил. Домой отвез. Все-таки хоть она и дура, но своя. Пожалел… а она с этой жалости взяла и заяву накатала, мол, изнасиловали ее!
Некрасиво получается. И действительно, темная история, ведь заявление — это уголовное дело, Стаса же посадить могли.
— Тоже — идиот, нечего было в койку к ней лезть в тот вечер… он и сам поддатый был крепко, вот и решил, что, типа, в последний раз… кто ж знал, что у Акулинки мозги перемкнет?
И она обвинит бывшего любовника в изнасиловании.
А экспертиза — должны же были провести экспертизу, подобные дела просто так не рассматриваются, — подтвердила бы, что сексом она занималась.
— И она условие поставила. Если Стас на ней женится, она заяву отзывает. А если он в отказ пойдет, тогда сядет, — Эллочка щелкнула пальцами и каким-то уж очень довольным тоном добавила: — Только не на того нарвалась, дура! Он же юрист и, как только у него головная боль прошла, соображать начал. Быстренько нашел людей, они подтвердили, что Акулинка сама за ним бегала… и на том вечере тоже… и вообще, у них давно роман.
Ксюша предположила, что и Эллочка не без удовольствия подтвердила данную версию.
А что, кроме этого, еще было?
И насколько рассказанное Эллой истине соответствует?
— Акулинка как поняла, что ничего у нее не выйдет, сама заяву забрала. Только у нее новая фишка появилась: мол, залетела она от Стасика. И, значит, как благородный человек, он обязан жениться.
Только Стасово благородство настолько далеко не распространялось.
— Естественно, Стас не собирался этого делать. Он ей денег предложил, чтобы вопрос решить, а раз она не захотела — это ее личные проблемы.
Некрасиво, хотя и понятно.
Но все равно некрасиво. Ксюша о Стасе была куда лучшего мнения. А бабушка говорила, что Ксюша слишком хорошо о людях думает, правда, потом бабуля добавляла, что, может, оно так и правильно.
— А отчего тебя вдруг эта история заинтересовала? — Эллочка коснулась подбородка кончиками акриловых ногтей. — Думаешь, Акулинка Стаса прирезала? Не, ей без надобности. Она с него алименты скрутить пыталась…
Телефонный звонок прервал их беседу, и Эллочка, прикрыв свою мобильную трубку рукой, словно опасаясь, что Ксюша услышит и узнает голос позвонившего, поспешно выскочила за дверь.
Но она вернется.
И Ксюше придется исполнить обещание — про Игната ей рассказать…
Она взглянула на часы и, открыв папку, убедилась, что рабочее настроение у нее напрочь отсутствует. И вообще, всякое отсутствует… и как-то не вяжется образ безумной влюбленной с Акулининым характером. Она же строгая, замкнутая. Да и Алексей Петрович, разбираясь в этой давней истории, явно на стороне Акулины был. И, значит, следовало бы выслушать и ее тоже, но… Ксюша сомневалась, захочет ли Акулина с ней разговаривать. Впрочем, сомнения ее разрешил лишь один-единственный телефонный звонок. Акулина, выслушав ее сбивчивую просьбу, буркнула:
— Не здесь. На крышу выходи.
На крышу выводила лесенка, спрятавшаяся за неприметной дверцей с угрожающей надписью «Посторонним вход воспрещен». Лестница эта звенела и дребезжала, пользовались ею редко, и Ксюша с какой-то опаской подумала, что, быть может, не следовало ей принимать это приглашение. Игнат же запретил ей из офиса уходить. А она на крышу полезла!
Вдруг Акулина — действительно убийца?
И теперь воспользуется случаем, столкнет Ксюшу…
Тут же за эти мысли ей стало стыдно. Тем более что Акулина уже ждала ее, она сидела на парапете, разглядывая город. И Ксюша вдруг увидела ее словно бы впервые.
Женщина. Обыкновенная. Лишенная вызывающей Эллочкиной красоты, впрочем, и некрасивой Акулину назвать нельзя, скорее уж она неприметная. Овальное лицо с крупными чертами, обыкновенное — настолько, насколько это возможно. Разве что нижняя губа — крупная, мясистая — выделяется, но Акулину это ничуть не уродует.
Волосы она завязывает в узел, который скалывает длинными спицами.
И костюмы предпочитает серые, скучные.
— Думаешь, я Стасика прирезала? — с ходу поинтересовалась Акулина. Она не курила, просто сидела.
— Нет… я просто пытаюсь понять, что за человек он был?
— Тварь он был, а не человек.
Вот туфли у Акулины яркие, темно-синие, на платформе, и, пожалуй, именно туфли — единственное яркое пятно в ее облике.
