Двое членов команды принялись вращать доски, изгибая ремни, пока они не охватили голову осужденного. Тот вертел головой, пытаясь помешать их усилиям, но тщетно.
Нокс обратил на Хейла окончательный взгляд.
Хейл взглянул на трех капитанов, те кивнули.
Он посмотрел в ответ на Нокса и тоже кивнул.
Последовала команда продолжать, и доски завертелись снова. Сначала череп выдерживал натяжение ремней. С шестым оборотом давление оказалось критическим. Тело осужденного завертелось в путах. Не будь у него заткнут рот, он наверняка вопил бы от боли.
Доски продолжали вращаться.
Зрачки этого человека расширились, глаза неестественно выкатились. Хейл знал, что происходит. Давление изнутри стиснутого черепа буквально выталкивало их.
Другие три капитана тоже видели это.
Хейл знал, что эти люди не привыкли к зрелищу насилия. Отдать приказ о таком наказании они могли, не колеблясь. Однако видеть его – дело другое.
Еще обороты.
Лицо осужденного стало темно-красным от сжатия.
Один глаз вырвался из глазницы.
Из зияющего отверстия пошла кровь.
Стискивание продолжалось, уже медленней, потому что ремни скрутились почти до предела.
Отец рассказывал ему об этой казни. О том, что последние секунды самые мучительные. Как только глаза вылезли, черепу оставалось только треснуть. К несчастью для жертвы, череп крепок. У этой казни существовала одна особенность – жертва много раз оставалась живой.
Вырвался другой глаз, и по лицу потекло больше крови.
Хейл вышел на середину двора.
Осужденный не шевелился, тело его обмякло, голова удерживалась поднятой только благодаря ремням.
Нокс приказал прекратить вращение.
«Имейте в виду, что в вашей драгоценной компании два предателя».
«Почему ты мне это говоришь?»
«Надеюсь, когда буду умирать, вы по крайней мере будете милосердны».
После того как осужденный произнес эти слова, Хейл больше почти ни о чем не думал.
В вашей драгоценной компании два предателя.
Хотя осужденный сказал, что никогда не соглашался с принципами компании, это было не так. Я предал вас, не своих друзей. Он заботился о других членах команды.
Поэтому он поверил этому человеку.
Хейл посмотрел на залитое кровью лицо. Потом залез во внутренний карман пиджака, достал пистолет и выстрелил осужденному в голову.
– Наказание свершилось! – выкрикнул он. – Расходитесь.
Члены команды потянулись со двора.
Хейл повернулся к Ноксу.
– Присмотри за тем, чтобы тело бросили в море. Потом приходи ко мне. Нам нужно поговорить.
* * *
Кассиопея включила пятую скорость «Хонды» и неслась по шоссе № 250. Они не поехали на запад по шестьдесят четвертому, решили выбрать второстепенное шоссе, в надежде избежать объявления тревоги в ближайших округах. Но она согласилась с оценкой Коттона. Те, кто приказал арестовать их, вряд ли захотят снова привлекать полицию после нынешней неудачной попытки. В следующий раз они сделают это сами, по-своему.
Коттон похлопал ее по животу и сказал на ухо:
– Останови здесь.
Она свернула к заброшенному ресторану. Здание разрушалось, заасфальтированная автостоянка поросла травой. Подъехала к задней стороне и остановила мотоцикл.
– На хвосте у нас никто не сидит, – сказал Малоун, слезая с седла. – Нам нужно снова поговорить с Эдвином Дэвисом.
Кассиопея достала телефон и набрала номер. Дэвис ответил после второго гудка. Они уже разговаривали с ним до того, как Кассиопея спустилась в вестибюль на разведку.
– Рад слышать, что вы дали деру оттуда, – сказал Дэвис. – Надеюсь, отелю не причинили особого вреда.
– Отель застрахован, – сказал Коттон.
– Погибшим в машине возле Гарверовского института был доктор Гэри Воччо, – сказал Дэвис. – Мы провели опознание тела, и это была его машина.
Они слушали объяснения Дэвиса о том, в каком виде ФБР и ЦРУ нашли институт. Электрические и телефонные провода были перерезаны, пулевые отметины усеивали стены двух этажей.
– Большой человек огорчен, – сказал Дэвис. – Много жертв.
– Мы направляемся в Монтичелло, – сказал Коттон.
– Стерев ключ шифра с институтского сервера, – сказал Дэвис, – ты его уничтожил. Воччо ничего не сохранил. Все исчезло. На том файле были все его записи и результаты.
– Во всяком случае, ключ у нас есть, – сказала Кассиопея.
– Однако нужно подумать, кто еще ухитрился им завладеть.
– Нам потребуется доступ к колесу, – сказал Коттон. – На сайте поместья сказано, что оно выставлено в кабинете Джефферсона, возле его библиотеки и спальни.
– Я выезжаю в Монтичелло, – сказал Дэвис. – Буду ждать вас в гостевом центре.
Коттон улыбнулся.
– Сегодня мы прямо-таки самые нужные люди.
– С этим делом нужно разобраться, как и с другой ситуацией, которую Кассиопея обнаружила с телефонами.
Он прав, подумала Кассиопея, в нескольких смыслах.
– Мы будем там примерно через сорок пять минут.
Она прекратила разговор.
– Что там за проблема? – спросил Коттон.
– Кто сказал, что она существует?
– Назови это интуицией любовника. Я вижу по твоему лицу. Что случилось с первой леди? Ты изложила мне лишь краткую версию.
Это так. Она умолчала о последней части разговора с Шерли Кэйзер.
Первая леди завела интрижку. Так ведь?
Не совсем. Но почти.
– Я думаю, как нам использовать это подключение к телефону, – сказала Кассиопея. – Это самый быстрый способ потревожить Хейла.
Малоун мягко взял ее за руку повыше локтя.
– Тут есть еще что-то. Ты это скрываешь. Правильно. Я тоже так делаю. Но если потребуется моя помощь, скажи.
Ей нравилось, что он не пытается стать посредником. Он был партнером, прикрывающим ей спину.
И она могла бы поймать его на слове.
Но пока это что-то было ее проблемой.
Глава 43
Бат, Северная Каролина
8.30
Нокс тревожился. Квентин Хейл разговаривал с глазу на глаз с предателем перед казнью, а теперь ждал его. Труп везли к морю, там к нему привяжут груз и бросят в океан. Может быть, предатель сказал Хейлу, что выдал убийство бухгалтера, но не покушение на президента. Но с какой стати Хейлу верить ему? И даже если у Хейла есть сомнения, ничто не указывает на Нокса кроме того, что он был одним из четверых, знавших каждую подробность с самого начала, остальные трое были капитанами. Конечно, больше десятка людей работало над оружием в мастерской, но им не говорили о его планируемом использовании. Являются они подозреваемыми? Конечно, только в малой степени.
Нокс вошел в дом Хейла и направился прямиком в кабинет. Все четыре капитана были там, ждали, и это сразу усилило его тревогу.
– Отлично, – сказал Хейл, когда Нокс закрыл дверь кабинета. – Я как раз собирался дать прослушать кое-что остальным.
На столе лежал цифровой магнитофон.
Хейл включил его.
– Шерли, мой брак долгое время был проблемой. Ты это знаешь.
– Ты первая леди этой страны. О разводе не может быть и речи.
– Но может пойти речь, когда мы покинем Белый дом. Остается всего полтора года.
– Полин, ты соображаешь, что говоришь? Ты хорошо подумала?
– Я больше почти ни о чем не думаю. Дэнни занимал должности на протяжении почти всей нашей семейной жизни. Это отвлекало нас обоих, ни он, ни я не хотели смотреть в лицо действительности. Через двадцать месяцев его карьере придет конец. Останемся только он и я. Нас ничто не будет отвлекать. Не думаю, что смогу это вынести.
– На тебя действует другая связь. Верно?
– Ты говоришь так, будто в ней есть что-то непристойное.
– Она сбивает тебя с толку.
– Нет. Наоборот, он проясняет мое сознание. Впервые за много лет я способна видеть. Думать. Чувствовать.
– Он в курсе, что мы говорим об этом?
– Я сказала ему.
Хейл выключил магнитофон.
– Похоже, у первой леди Соединенных Штатов есть любовник.
– Как ты сделал эту запись? – спросил Суркоф.
– Около года назад я завел любовницу, надеясь получить через нее ценные сведения. – Хейл сделал паузу. – И оказался прав.
Нокс копался в прошлом Шерли Кэйзер и знал о ее давней дружбе с Полин Дэниелс. К счастью, Кэйзер оказалась общительной, привлекательной, свободной. Было устроено якобы случайное знакомство, завязался роман. Но ни он, ни Хейл не знали о глубокой пропасти в семейной жизни Дэниелсов. Это оказалось дополнительным плюсом.
– Почему ты не сказал нам, что делаешь? – спросил Когберн.
– Тут все просто, Чарльз, – сказал Болтон. – Он хотел быть нашим спасителем, чтобы мы оказались перед ним в долгу.
Недалеко от истины, подумал Нокс.
– Ты принижаешь нас, – сказал Болтон, – тем, что действуешь в одиночку. Притом уже давно.
