Хайди была того же мнения и горячо поддержала Петера в его благом намерении.
За столом со штопкой сидела одна только Бригитта, которая сказала, что бабушке в эти дни лучше оставаться в постели, уж больно холодно, да и вообще ей в такую погоду неможется. Для Хайди это было новостью, обычно бабушка всегда сидела на своем месте в углу, за прялкой. Девочка тут же кинулась к ней в каморку. Бабушка лежала на узкой кровати, укутавшись в серый платок и укрывшись тонким одеялом.
— Слава Тебе Господи! — воскликнула бабушка, едва заслышав Хайди.
Всю эту осень ее терзал тайный страх, если Хайди долго не появлялась. Петер рассказывал, что приезжал какой-то чужой господин из Франкфурта, который каждый день являлся на пастбище и все время разговаривал с Хайди. И бабушка решила, что, конечно же, этот господин приезжал, чтобы снова увезти Хайди. И хотя он уехал один, страх все же не отпускал ее. А вдруг еще кто-то явится из Франкфурта и увезет девочку!
Хайди подскочила к кровати и участливо спросила:
— Ты очень больна, бабушка?
— Нет, нет, дитятко, — проговорила старушка, ласково гладя девочку по головке. — Просто в мороз мои косточки ноют.
— Значит, когда потеплеет, ты сразу поправишься, да? — продолжала допытываться Хайди.
— Да, деточка, а может, и того раньше, если Всевышнему будет угодно, чтобы я снова взялась за прялку… Я еще сегодня хотела попробовать, а уж завтра, Бог даст, обязательно встану, — уверяла бабушка, уже заметившая, как напугана Хайди.
Ее слова успокоили Хайди, которая и в самом деле испугалась, никогда прежде ей не доводилось видеть бабушку лежащей в постели. Девочка смотрела на нее с некоторым удивлением, а потом вдруг сказала:
— А знаешь, бабушка, во Франкфурте такие платки надевают, когда идут гулять, а ты, кажется, решила, что в них спят?
— Нет, Хайди, что ты! Просто я закуталась в этот платок, чтобы не так мерзнуть. Он очень теплый, в нем хорошо, уютно, а одеяло-то мое совсем тонкое и ни капельки не греет.
— Бабушка, — продолжала Хайди, — ты неправильно лежишь, головой вниз, а надо головой вверх. И вообще у тебя постель какая-то не такая…
— Знаю, дитятко, я и сама это чувствую, — и бабушка попыталась нащупать под головою плоскую, как блин, подушку и пристроить ее поудобнее. — Да и подушка у меня не больно-то пышная, уж сколько годков я на ней сплю, она совсем плоская стала.
— Ах, почему я не попросила Клару дать мне с собою мою постель! — воскликнула Хайди с сожалением. — Там было три большущих подушки, все такие пышные, что я даже спать не могла, все время вниз съезжала, а потом приходилось опять залезать на эти подушки. Там все так спят. Вот бы и тебе так, да, бабушка?
— Ну конечно, моя хорошая, так и теплее, и дышится легче, когда голова выше, — сказала бабушка, с трудом приподнимаясь. — Но хватит об этом говорить, я и так благодарна Господу Богу за очень-очень многое, что у меня есть, а другим больным старикам даже и не снилось. Взять хотя бы булки, которые я ем, и чудный теплый платок, и ты вот ко мне приходишь, Хайди. Ты мне сегодня почитаешь?
Хайди выскочила из бабушкиной каморки и тут же вернулась со старой книгой в кожаном переплете. И принялась искать самую красивую песню, она теперь их все знала. Эти песни и ей доставляли истинное наслаждение, а тут уж сколько времени она их не читала!
Бабушка лежала, молитвенно сложив руки, и на лице ее, еще недавно печальном, играла блаженная улыбка, словно ей только что привалило невесть какое счастье.
Хайди вдруг умолкла.
— Бабушка, ты уже выздоровела? — спросила она.
— Мне лучше, Хайди, мне от этих песен стало лучше, но ты читай дальше, деточка, ладно?
Девочка дочитала песню до конца, а последнее четверостишие:
Если взор затмевает печалью,Просветляется в горе дух мой,И бреду я за дальнею далью,Будто это дорога домой, —
бабушка повторила за ней, потом еще раз, еще и еще, и на лице ее теперь было написано радостное ожидание. У Хайди потеплело на душе. Ей вспомнился тот солнечный день, когда она вернулась домой из Франкфурта, и девочка восторженно воскликнула:
— Бабушка, я уже знаю, как это бывает, когда возвращаешься в родные края!
Бабушка ничего не ответила, но она отлично слышала слова Хайди, и лицо ее все хранило то радостное выражение, что так понравилось Хайди.
Немного погодя девочка сказала:
— Уже темнеет, бабушка, мне пора домой, но я так рада, что тебе уже лучше!
Бабушка взяла руку Хайди и крепко сжала в ладонях. Затем проговорила:
— Да, мне опять так отрадно стало, и пусть даже придется какое-то время еще полежать, все равно мне гораздо лучше. Понимаешь, дитятко, тому, кто этого не испытал, трудно понять, каково это — лежать одной много дней подряд, не слыша живого слова и не видя ничего, кроме темноты! Поневоле приходят тяжелые мысли. Иной раз кажется, что утро никогда уже не настанет и что нет у меня больше сил это выдержать. Но вдруг услышишь доброе слово, красивые стихи, и кажется, будто в душе свет забрезжил, и ты можешь снова ему порадоваться.
С этими словами бабушка отпустила руку Хайди, и та, пожелав старушке доброй ночи и схватив Петера за руку, бросилась вон из хижины, так как уже стемнело. Но на дворе светила луна, сверкал снег и было светло, почти как днем. Петер взял свои санки, уселся сам, посадил позади себя Хайди, и они птицей понеслись с горы.
Уже лежа на своей душистой пышной постели за печкой, Хайди опять вспомнила, до чего же плохая, неудобная подушка у бабушки. А еще она вспомнила, как бабушка сказала, что от добрых слов в душе загорается свет. И девочка подумала: «Вот если бы бабушка каждый день могла бы слышать эти слова, то ей с каждым днем делалось бы все лучше и лучше». Но она знала, что может пройти целая неделя, а то и две, прежде чем ей удастся снова навестить бабушку. И эта мысль так ее опечалила, что она стала думать, чем можно помочь этому горю, как сделать так, чтобы бабушка могла каждый день слышать добрые и красивые слова песен. И вдруг ее осенило! Она так обрадовалась, что просто не знала, как дожить до утра, чтобы осуществить свой план!
Но вдруг она вскочила с постели. От всех этих мыслей Хайди чуть не забыла помолиться на ночь, а ведь она решила никогда об этом не забывать!
И она от чистого сердца принялась молить Господа за себя, за дедушку, за бабушку, а помолившись, снова нырнула в свою мягкую постель и сладко уснула до утра.
Глава XIX. ЗИМА ЕЩЕ ДЛИТСЯ
На другой день Петер явился в школу минута в минуту. Завтрак он принес с собой в торбочке, потому что в полдень, когда деревенские дети расходились по домам, ученики, жившие далеко от Деревеньки, раскладывали на партах свою принесенную из дома снедь. До часу дня они могли спокойно управиться с едой, а в час занятия начиналась снова. В те дни, когда Петер бывал в школе, после уроков он непременно шел к Горному Дяде навестить Хайди.
Сегодня, едва он после уроков вошел в зимнюю квартиру Горного Дяди, Хайди сразу кинулась к нему.
— Петер! Петер! Что я придумала!
— Говори, давай! — ответил он.
— Ты должен научиться читать! — провозгласила Хайди.
— Да я уж сколько раз пробовал, — пробормотал Петер.
— Нет, Петер, это все не то, — горячилась Хайди. — Я хочу сказать, ты должен научиться читать как следует, по-настоящему.
— Да не могу я, говорят тебе!
— Никто тебе не поверит, и я в первую очередь, — весьма решительно заявила Хайди. — Мне еще во Франкфурте бабуленька объяснила, что это чепуха, и еще она говорила, чтобы я тебе не верила.
Петера ее слова безмерно удивили.
— Я хочу научить тебя читать, я знаю, как это сделать, — продолжала Хайди. — Ты должен научиться и тогда сможешь каждый день читать бабушке вслух одну или две песни.
— Мура все это, — пробурчал Петер.
Подобное упрямое сопротивление тому, что так грело сердце Хайди и вдобавок было хорошо и приятно для самого Петера, страшно ее возмутило. Она стояла перед мальчиком и, сверкая глазами, с угрозой в голосе говорила:
— Тогда я тебе скажу, что будет, если ты не научишься читать. Твоя мама уже два раза говорила, хорошо бы тебя отправить учиться во Франкфурт. И представь себе, что тебя отдадут в тамошнюю школу. Я знаю, где там учатся мальчишки, мне Клара как-то на прогулке показывала. Это такой большущий дом, и мальчишки ходят туда все время, и не только пока маленькие, нет, там и взрослые учатся, я сама видала. И не думай, что там всего один учитель, как у нас, да еще такой же добрый, как наш. Ничего подобного. Учителей там много. А ученики все ходят строем и носят все черное, как будто в церковь идут, а на головах у них такие высоченные черные шляпы!
И Хайди показала, какие высокие шляпы носят в страшной франкфуртской школе.
Петера даже мороз подрал по коже.
