Микрорайон имел форму сильно вытянутого прямоугольника. До дома отдыха недалеко, только пересечь поперёк. Мы прошли половину пути, как Олег меня остановил.
– Серёг, когда про поганую лавку сказали, у тебя глаза такими бешеными стали. Я подумал, что ты сейчас их убьёшь.
– Этих уродов не за что убивать. Тут другое…
– Что?
Я пояснил Савину смысл «поганой» лавки и рассказал некоторые зоновские реалии.
– И что теперь… – бледнея, пробормотал он, – они ведь всем расскажут…
– Не расскажут, побоятся, так как сами опоганились. А насчет себя не волнуйся, сам-то себя таким не считаешь?
– Нет, конечно! – возмущенно выпалил Олег.
– В этом-то и суть.
– Сволочь этот Вершина, – зло сплюнул Савин. – Чувство такое, будто пятно несмываемое осталось.
На то и ставка была, что чувство такое будет. И Савин прав – Вершина сволочь, причем большая сволочь. А ему только шестнадцать лет, и страшно подумать – что дальше будет? Боюсь, что разговора с ним может не получиться. Могу сразу в рожу дать, как увижу. Руки так и чешутся.
Мы вышли на дорогу, разделяющую частный сектор и пятиэтажки микрорайона. В садах вызревала черешня. Опять это чувство непривычности. В Поволжье в это время только-только все зацвело, а тут погода, как говорили у нас ребята в отряде – шепчет. Буйство зелени. Небо синее-синее, чуть разбавленное клёцками мелких облаков. Солнце ласково щекочет кожу. И я такой юный. Чего бы не радоваться? Вот только от ложки дёгтя никуда не денешься.
Пошли вниз по дороге, любуясь наливающейся красным цветом черешней. Чуть ниже частных садов начинался бетонный забор дома отдыха. Только забор этот странный какой-то. Трехметровый, желтого цвета и с колючей проволокой поверху. Что это за дом отдыха такой? Больше на спецучреждение похоже. Сто пятьдесят метров мощной ограды закончились открытыми воротами и стеклянной будкой КПП, что никак не указывало на строгий пропускной режим. И рядом с будкой оказался не милиционер, как я решил вначале, а какой-то мужик в футболке, шортах и растоптанных сандалиях. Он полулежал на лавке и дремал, надвинув на глаза панаму а-ля Челентано.
КПП стояло на углу периметра, а дальше был небольшой пустырь и одинокая деревянная постройка, больше похожая на разросшийся газетный киоск. Это собственно бывшее КПП дома отдыха и было. Даже асфальтовые дорожки присутствовали, только через многочисленные трещины густо торчала трава. Наверное, когда учреждение начали обносить новым ограждением, то просто не хватило бетонных плит на забор, вот и решили немного срезать территорию, а старая будка КПП оказалась заброшенной.
В её окна не заглянешь, они наполовину заколочены фанерой, но входная дверь оказалась раскрыта. Внутрь заходить не стал, на пороге остановился. На обшарпанном двухтумбовом столе стояли две трехлитровые банки с остатками пены на дне, измятая пачка сигарет «Медео» и шелуха с костями от тарани на расстеленной газете. Изнутри несло куревом и кислым пивом.
– Никого? – заглядывая, спросил Олег.
– Никого. – Я отошел в сторону и огляделся. – Пивка попили и свалили. Только куда?
В двадцати метрах начинался сквер. За рядом густых сиреневых кустов кто-то был.
– Тихо! – я прислушался. За кустарником слышались выкрики и отрывки разговора.
– Думаешь, они? – вгляделся в ту сторону Савин.
– Пошли, посмотрим.
Чем ближе мы подходили, тем громче становились крики и возгласы. Добавилось какое-то кряхтение и глухие звуки то ли шлепков, то ли ударов. В разрыве кустов стали видны и те, кто там был. Два пацана в центре поляны выясняли отношения, а остальные стояли и смотрели на это действо.
– Пацанская махаловка, – сказал Савин.
Мне и так стало это понятно. Помню, что такие «встречи» бывали часто. Кто-то из «авторитетных» пацанов решал – кому и с кем махаться, а сам сидел за судью и следил за боем. Здесь за «рефери» был Вершина. Только мы шагнули на полянку, как один из дерущихся пропустил сильный удар в челюсть и растянулся на траве.
Вершина пока нас не видел. Он восседал на небольшом железном ящике. Рядом, на самодельной лавке, сделанной из доски и нескольких кирпичей, разместились другие «авторитеты». Не считая Вершинина, я знал только нескольких пацанов. Трое из параллельного седьмого класса и двое из соседнего дома. Остальные были мне не знакомы. Все действующие лица стояли вокруг импровизированной арены, на которой лежал, держась за голову, поверженный «гладиатор».
– Молодец! – хлопнул по колену парень, одетый в редкий на это время адидасовский спортивный костюм. – Настоящий пацан!
Этого, одетого в фирму парня я где-то видел, но не помнил его имени. В его густой шевелюре имелась проседь, сделанная скорей всего искусственно. Про себя назвал его «меченым». На вид старше всех тут присутствующих, но был явно не на первых ролях.
– Ты должен мне трёшку, – Вершина ткнул в сторону лежащего пальцем и сплюнул, – на сегодня свободен.
Победитель, потирая ушибы, отошел к кустам, а проигравший, поднявшись с земли, понуро побрел прочь. Я начал злиться. Устроил тут тотализатор с показательно-наказательными боями. Кулаки опять зачесались набить морду Вершине за всё. И за лавку, и за навязанные всем понятия…
Непременно ответит, но прежде надо с ним поговорить. Укротив свою ярость, шагнул к сидящим пацанским «авторитетам».
– Привет, Вершина, – холодно поздоровался я.
Руки никому не подал, а то действительно опоганишься, и уважать себя перестанешь.
– Это что за хрен с горы? – поинтересовался у Вершины одетый в фирму парень.
– Привет, Вяз, – вяло ответил Вершина, явно недовольный моим появлением.
– А, это тот, о котором ты толковал, – разглядывая меня, произнес «меченый». – Что-то на вид он не очень.
И скривив рот и одновременно выпятив челюсть, процедил мне:
– Слышь, Вяз, а со мной смахнешься?
Проигнорировав «меченого», я обратился к Вершине:
– Я слышал, ты с Максом краями разошелся?
– Откуда такие вести? – нахмурился тот.
– Птичка нащебетала.
«Меченый» поднялся, засучил рукава на адидасовской куртке и медленно зашел мне за спину, остановившись в двух шагах. Олег шагнул ко мне ближе.
– Я этой птичке клювик-то ещё расколочу… – сказал Вершинин, злобно ощерясь.
Разглядывая его хищное лицо, захотелось испортить эту улыбку. В этот момент неугомонный фирмач шагнул ближе, а Вершина усмехнулся, глядя мне за спину.
– Не понял, ты чё…? – И «меченый» попытался заехать мне по челюсти.
Я чуть присел, подбивая его руку и, сместившись назад, сильно ткнул локтем в солнечное сплетение. Тот охнул и свалился на траву, беззвучно разевая рот.
– Полежи спокойно, – посоветовал я «меченому» и повернулся к Вершинину, – отойдём? Разговор есть.
Мы с Олегом отошли в сторону. А Вершина с места не сдвинулся. Он посмотрел на меня, затем на севшего и потирающего грудь «меченого». Наконец медленно поднялся, расслабленной походкой подошел и сплюнул мне под ноги.
– Чё за базар?
Еле-еле сдержался, чтоб не вколотить кулак в его харю.
– Ещё раз плюнешь, – предупредил я тихо, – уроню ниже плинтуса. И базар свой фильтруй, не с «быками» говоришь.
На лице Вершины отразилась усиленная работа мозга. Он решал, как поступить – кликнуть пацанов и всем скопом уделать наглеца или все-таки поговорить, тем более ещё неизвестно, кто тут кого уделает? Я усмехнулся – даже мысли читать не надо, на лице все написано.
– Ладно, – сказал Вершина, – что за вопрос?
– Ты старшего брата Макса знаешь?
– Ну, – кивнул Вершина, – знаю.
– Кто он по жизни?
Вершинин внимательно на меня посмотрел.
– А тебе зачем?
– Надо.
– А-а-а, – протянул понятливо Вершина, – ты про то, что в спортзале было?
– Именно. – Про то, что случилось вчера у беседки, Вершине знать незачем.
Молчал он недолго. Посмотрел под ноги, собираясь плюнуть, но передумал.
– Андрон с серьёзными людьми дела имеет, – сказал он веско. – Кто ты для него? Мелкота. Не будет он делом рисковать, можешь быть спокойным. Вот Макс да, на тебя очень злой.
– Макс меня мало волнует.
– Зря, – усмехнулся Вершина.
Серьёзные люди, значит? Фарца или наркота. Похоже, прикрываясь положением отца, старший брат проворачивал темные делишки, и работа в школе была тоже прикрытием, так как в это время бездельники и тунеядцы преследовались по закону. А может, и отец в деле? Тогда мелкая месть какому-то школьнику действительно выглядит идиотским шагом. Но помня его ненависть в глазах, стоит учитывать все варианты. Что ж, тут больше делать нечего, осталась одна мелочь.
– В общем, так, Гоша, – начал я, вспомнив одно выражение, – покой ценя, покой любя, ни ты меня, ни я тебя. Пока наши дорожки не пересекаются, у нас мир. Так?
