Этого она сказать не может. А надо бы. Если она останется, то приговорит себя к тому, чтобы повторить судьбу матери.
Она подняла на него глаза. Он молча смотрел на нее, но она услышала его слова так же явственно, будто он их произнес. Глухой, протяжный стон неожиданно вырвался из ее груди. Закрыв руками уши, она упала на колени и низко опустила голову.
Ее стон, похожий на стон раненого зверя, словно кинжалом пронзил сердце Луки. Он опустился рядом с нею, отвел ее руки и прошептал как можно нежнее:
— Ты уже слышала слова моего сердца. Если ты посмотришь мне в глаза, я произнесу их вслух.
Я пропала, подумала Кьяра. Хотя ничего еще не было сказано, она уже все слышала. Страх не отступил, но радость была сильнее. Она снова посмотрела на Луку и встретилась с ним взглядом.
Глава двадцатая
Когда их карета въехала во двор, жена фермера, кормившая цыплят, высыпала корм из передника на землю и всплеснула руками.
— Синьорина! — воскликнула она. — А мы уже стали беспокоиться.
— Что-нибудь с Донатой? — Кьяра выпрыгнула из кареты и схватила хозяйку за руку.
— Нет, у нее все хорошо. — Но потом тень промелькнула в глазах женщины. — Но она все еще не проронила ни слова.
— А она здорова?
— Да, да, — закивала фермерша, украдкой взглянув на стоявшего поодаль Луку. — У вас, вижу, тоже все хорошо.
— Где она?
— В доме. Сидит у окна. И так часами. Пойдемте.
Доната действительно сидела у небольшого оконца, выходившего в поле.
Кьяра подошла к сестре и, опустившись на колени, осторожно взяла ее за руку, боясь напугать.
— Доната, сестричка. — Кьяра повернула сестру лицом к себе. — Ты здорова, дорогая?
Затаив дыхание, Кьяра всматривалась в лицо Донаты, надеясь обнаружить хоть какой-нибудь знак, что та ее узнала, что понимает, о чем ее спрашивают. Но Доната взглянула на сестру отсутствующим взглядом и отвернулась к окну. Доната находилась в таком состоянии уже два года.
Слезы навернулись на глаза Кьяры, и она уткнулась в колени Донаты.
Это мое наказание, подумала Кьяра.
Она вздрогнула, почувствовав, что ее гладят по голове. Но это был Лука. Доната все так же сидела отвернувшись.
— Тебе не нужно было приезжать, Лука. Твое присутствие может ее расстроить.
— Но почему? — тихо спросил он. — Что с ней такое?
— Пожалуйста, уйди. Я потом тебе все объясню.
Доната неожиданно повернулась и склонила набок голову, будто к чему-то прислушиваясь, а потом посмотрела на Луку.
В первый раз за все время пребывания Донаты на грани помешательства ее взгляд принял осмысленное выражение. Кьяра в ужасе замерла. Но Доната приветливо улыбнулась Луке.
Возможно ли, что она узнала его лицо? И, несмотря на свое безумие, поняла, что это не он ее изнасиловал?
Кьяра тихо заговорила с Донатой на их языке. Но ответа не последовало, взгляд Донаты снова стал бессмысленным, и она отвернулась.
Лука поднял Кьяру с колен и ласково сказал:
— Пойдем, дорогая. Тебе здесь больше нечего делать.
Кьяра позволила Луке увести себя.
— Не хотите ли чего-нибудь выпить, синьорина? — предложила Кьяре жена фермера.
Рука Кьяры потянулась за кошельком, однако Лука остановил ее.
— Погоди. Мы могли бы взять ее с собой.
— Мы? Куда?
— В город.
Они не обсуждали этот вопрос, но он, видимо, считал само собой разумеющимся, что Кьяра вернется с ним в Венецию. Девушка вздохнула: оба знали, что она останется с ним столько, сколько он пожелает.
— За ней будет хороший уход.
— Нет. — Вдруг присутствие Луки напомнит сестре, что с ней случилось, и вызовет у нее новый приступ безумства? Может быть, ей лучше оставаться в теперешнем состоянии? — Синьора присмотрит за ней.
Лука положил на стол пригоршню монет.
— Зачем ты это сделал? Я отвечаю за Донату.
— А ты — моя.
— Ах, да. — Вот оно и начинается, подумала она, закрыв лицо руками.
— В чем дело? — Лука схватил ее за плечи. — Что плохого в том, что я сделал это для нее? Для тебя?
— Я думала, что мы будем любовниками всего один день. Что мы на равных. Но теперь, судя по всему, я стала твоей содержанкой.
— Ты очень невысокого мнения о моих чувствах к тебе. — Он не ожидал, что ее слова так глубоко ранят его. — Ты все еще не можешь поверить своему внутреннему голосу?
— Прости меня. Я не собираюсь взваливать на тебя вину за решение, которое приняла. Это мой выбор.
На самом деле она в это не верила.
К лодке они вернулись затемно. На корме уже горел факел.
— Слишком поздно возвращаться в Венецию, — сказал Лука. — Мы остановимся по пути на моей вилле в Доло.
Жаровня была засыпана свежими углями, масляные лампы зажжены, стол заново накрыт. Но Кьяра ни на что не обращала внимания. Закутавшись в плащ, она села на подушки.
Ее память все время возвращала улыбку, которой Доната одарила Луку. Она знала. Знала, несмотря на свое состояние. Это может означать лишь одно: брат Луки, которого он считал погибшим, жив.
Кьяра начала перебирать в уме свои видения: Луку в ореоле света, зловещую черную тень позади. Она вспомнила человека с лицом Луки, которого видела в тот день, когда упала с лестницы. А теперь еще и странное поведение Донаты.
— Расскажи мне о своем брате, — неожиданно обратилась она к Луке, который сидел, уставившись на бокал с вином. — О том, который умер.
— Я никогда не говорю о Маттео.
— Ну пожалуйста. — Она подсела к нему ближе. — Поговори о нем со мной. Это важно.
— Почему?
— Я думаю, он жив.
— Мой брат умер. И какое он имеет отношение к тому, что происходит с нами, черт возьми!
— Помнишь, какую ненависть я к тебе почувствовала в первый вечер?
— Разве это можно забыть? У меня до сих пор кровь стынет в жилах, когда я вспоминаю твой взгляд.
— Так вот. Два года назад мы с Донатой кочевали с одним табором. Табор расположился на окраине городка в южной Тоскане, а я отправилась в город гадать и попрошайничать. А когда вернулась в нашу кибитку… — голос Кьяры изменил ей, и она запнулась, — обнаружила мужчину, насиловавшего мою сестру. Я набросилась на него и ударила кинжалом, но было уже поздно. Этот человек был как две капли воды похож на тебя.
Пораженный, Лука молча смотрел на Кьяру.
— Ты меня слышишь? — закричала она. — У него было твое лицо!
Воспоминания о том, что случилось в тот день и во все последующие, вдруг нахлынули на Кьяру, и она разрыдалась.
Лука хотел обнять ее, но она его оттолкнула.
Бог мой, думал он. Сколько же я причинил ей зла? А если ее рассказ — правда, что она подумала о нем, когда он перекупил ее у Манелли? Что она чувствовала, когда он запер ее словно дикого зверя в клетке, целовал, грозился соблазнить и чуть ли не изнасиловал?
