На его лицо вернулись краски, губы порозовели, и говорил он тихим, но уверенным голосом.
— Зачем тебе обратно? Твоя смена закончилась.
Эдик сел на велосипед и сказал:
— Вот отправлю воркутинский рейс, и закончится моя смена.
38. Мать
Эдик уехал, а Даша рухнула на скамейку и дрожащими руками набрала номер Оленева. Гудок, второй, третий, четвёртый, пятый… Из динамика женский голос напомнил о том, что посадка на рейс КА 221 продолжается. Старик в клетчатом пиджаке сложил газету, засунул в портфель и ушёл.
Однажды Эдик уже подстроил катастрофу — только из-за того, что ему неприятно было смотреть, как его несостоявшийся возлюбленный общался с близким другом. Видите ли, парни слушали музыку через одни наушники — достойный повод для ненависти! Что же Эдик может натворить, если решит, что Оленев виноват в его очередной любовной драме? Как отреагирует, когда услышит голос своего врага и соперника по радиосвязи? Что, если опять захочет отомстить? В этот раз не за равнодушие, а за то, что Оленев разрушил отношения, которые Эдик выстраивал с таким маниакальным упорством?
Даша побежала к служебному входу, но не успела проскочить рамку, как её поймал дежурный в чёрной форме с бейджиком на груди. Даша прочитала фамилию — нет, она не знала этого сотрудника: по работе не сталкивались, на корпоративных праздниках не пересекались.
— Девушка, предъявите пропуск.
Даша досадливо дёрнула головой:
— Да я на минутку, мне нужно сказать пару слов Оленеву. Это очень важно.
— Матвей Иванович запретил пускать посторонних в служебную зону. К тому же он в самолёте, здесь его нет.
— Я не посторонняя, я заместитель начальника финансового отдела, — ради пущего эффекта она немного приукрасила свою должность. — Мне нужно передать важную информацию. Я сбегаю на перрон и вернусь.
— Он меня уволит, если я вас пропущу. Оленев помешался на безопасности, совсем гайки завернул, — более дружелюбным тоном сказал дежурный. — Скоро в столовую нельзя будет сходить. Но я могу по рации передать сообщение, — он достал из-за пояса рацию, но Даше не протянул, так и держал в руке, ожидая Дашиного решения.
Женский голос в динамике пробормотал что-то неразборчивое. Даша спросила:
— А когда вылет?
— Минут через десять.
Как сформулировать сообщение? Будь осторожен: Эдик думает, что ты мой любовник? Я бросила Эдика, и теперь он собирается тебе мстить? Или не собирается, но на всякий случай будь осторожен? Три года назад Эдик наврал Феде Стародубцеву, что ты его домогался?
Даша застонала от бессилия. Оленев всегда хорошо относился к Эдику — и тогда, когда тот восхищённо крутился около отцовских учеников, крутых двадцатилетних пилотов, и сейчас, когда он вырос и управлял воздушным движением. Придётся потратить время, прежде чем Оленев поверит, что Эдик Усольцев представляет потенциальную угрозу. По рации, в присутствии кучи сотрудников аэропорта, это нереально.
Единственный шанс… Сбив внезапно появившуюся на пути Лейлу со шваброй, Даша бросилась на улицу и побежала к пассажирскому терминалу. Женский голос опять что-то говорил, Даша уловила «заканчивается посадка». Она должна успеть! Она должна подняться на борт и лично предупредить Оленева об Эдике.
— Дайте мне посадочный талон на рейс в Воркуту, пожалуйста, — попросила она девушку за стойкой регистрации.
— Вы из Управления? — уточнила девушка. — Командировочное нужно.
— Чёрт! — не удержалась Даша. — А без него никак? Я не собираюсь никуда лететь, мне просто нужно поговорить с пилотом. Это займёт несколько минут.
— Нет, у нас сейчас всё строго. Хотите попасть на самолёт — предъявите документы. А иначе меня лишат премии.
— Хорошо, я выпишу командировочное и вернусь. Вы можете задержать вылет?
— Да, конечно. Только поторопитесь, никто долго ждать не будет.
Даша через сквер пронеслась обратно к офису и взлетела на третий этаж. Бланки командировочных у неё были, оставалось только подписать их у Нины Петровны и поставить печать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Нина Петровна оторвалась от телефонного разговора, когда в её кабинет вломилась Даша.
— Пожалуйста, подпишите мне командировочное удостоверение! Я должна попасть на воркутинский рейс, который вылетает через десять минут.
— Даша, что происходит? — раздражённо спросила Нина Петровна. — Мне пришлось самой договариваться с Кольцово, чтобы наш самолёт заправили. Почему тебя нет на месте? Рабочий день в разгаре, какая ещё Воркута?
Даша глубоко вздохнула:
— Мне нужно срочно поговорить с Оленевым.
— Зачем? Он больше не занимается платежами. Если у тебя какой-то рабочий вопрос, обсуди его со мной.
— Это вопрос не по платежам, а… по авиационной безопасности, — нашлась Даша. — Я звонила ему, но телефон отключен.
Нина Петровна задумалась:
— По безопасности? Матвей летит с Ильёй, а тот обычно не отключает телефон перед полётом. А в чём у тебя проблема? Если что-то серьёзное, я позвоню Илье Михайловичу и передам твои слова.
Даша сникла. Придётся рассказать правду. Или хотя бы часть правды.
— Нина Петровна, мы расстались с Эдиком. В этот раз окончательно. Но я поступила очень некрасиво: во время ссоры сказала, что изменяла ему с Оленевым. Это неправда, я не изменяла, но мне хотелось уколоть Эдика побольнее. У меня были причины так поступить, но теперь я раскаиваюсь! Я не должна была нести всю эту чушь. Эдик очень расстроился, на нём просто лица не было. Я боюсь, что он что-то сделает.
Нина Петровна встала из-за стола и подошла к Даше. Уставилась на неё буравящим взглядом:
— Что именно?
— Попытается отомстить Оленеву.
— Как?
— Ну, Эдик диспетчер, у него много способов устроить неприятности пилоту.
— Ну например? — зло и требовательно допытывалась Нина Петровна. — Чего ты молчишь? Назови, какие неприятности мой сын может устроить Матвею?
— Я не знаю, — вынуждена была ответить Даша.
Она и правда не знала, чего конкретно испугалась. Её терзал иррациональный страх грядущей катастрофы, но никаких доказательств у неё не было. Только страшные предчувствия.
— Я приняла тебя как родную дочь, — тихо начала Нина Петровна, дрожа от негодования. — Предложила интересную работу, выбила комнату в общежитии, сделала своей правой рукой. Я носилась с тобой как дурень с писаной торбой, а взамен просила лишь одного — быть добрее к моему единственному сыну! Это что, такая непосильная задача? Он как-то обижал тебя или оскорблял? Не дарил цветов и подарков, не ухаживал за тобой, не носил на руках? Что плохого он тебе сделал?
— Ничего, — Даша едва не плакала. — Я благодарна ему за всё, что он для меня сделал. И вам тоже!
— Эти нелепые чудовищные подозрения — и есть твоя благодарность?! Ты думаешь, Эдик — псих, способный устроить катастрофу из ревности?
— Но…
— Девочка, ты слишком высокого о себе мнения! Да, мой сын по уши в тебя влюблён, но голову он не потерял. Это, скорее, ты потеряла голову на почве безответной и, я бы сказала, безответственной страсти к Матвею.
Это был чувствительный удар. Даша и не предполагала, что её интерес к Оленеву настолько очевиден.
— Но Эдик…
— Эдик никогда не причинит вреда Матвею, — отмахнулась Нина Петровна. — Он с детства его обожает! Тем более в самолёте находится отец Эдика. Нужно считать моего сына полным отморозком, чтобы предполагать, что он может навредить другу или отцу.
— Но один раз он уже сделал это! — воскликнула Даша. — Спровоцировал ЧП! Навредил Оленеву так, что тот до сих пор не может оправиться. Вы помните прерванный взлёт?
Нина Петровна уставилась на Дашу с выражением крайнего удивления, смешанного с омерзением. Даша продолжила, стараясь говорить спокойно и аргументированно:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я сегодня разговаривала с Федей Стародубцевым, и он рассказал мне правду. Перед полётом к нему подошёл Эдик и сказал, что в юности Матвей пытался его изнасиловать. А Федя же гомофоб — это всем известно! Он не выдержал, и во время взлёта ребята поссорились. Если Эдик один раз подставил Матвея, то где гарантия, что он не устроит что-то подобное на воркутинском рейсе?
