холоднее, Майкл и Конни Хэйг тоже с размахом праздновали Рождество. Ни Конни, ни Майкл не подозревали, что щедрый чек с премией, полученный Майклом за две недели до Рождества, подписала Элис Фишер. Маргарите исполнилось семь, Эдварду — три, а год назад на свет появился малыш Джордж. Хотя печаль от утраты старшей дочери Нэнси до сих пор давала о себе знать, Рождество всегда было счастливым временем. И могло бы быть еще счастливее, если бы не враждебность, сохранявшаяся между Майклом и отцом Конни. Каугиллы и Хэйги совсем перестали общаться, не считая телефонных разговоров между Ханной и Конни, когда тем удавалось дозвониться друг до друга, а также писем и сообщений, передаваемых через брата Конни, Сонни.
Что до последнего, Рождество тысяча девятьсот тринадцатого выдалось для него особенно счастливым. Он достиг совершеннолетия и в возрасте двадцати одного года стал держателем пакета акций компании, а кроме того, только что побил рекорд продаж, став самым успешным торговым агентом за всю историю существования «Хэйг, Акройд и Каугилл». Для подсчета использовали единственное истинное мерило успеха в индустрии, где цены на шерсть и прочие материалы колебались день ото дня, — количество проданных тюков, сопоставленное с количеством тонн товара для более точного и ровного счета. Результаты Сонни тринадцатого года превзошли даже цифры самых успешных для шерстяной промышленности лет — конца восьмидесятых и девяностых годов прошлого века. Однако прошедший год отличался тем, что торговля в целом пошла на спад, и все брэдфордские торговые фирмы, за исключением «ХАК» и «Уокер, Пирсон, Фостер и Добсон», жаловались на мизерную выручку. Они жаловались, а Сонни торжествовал.
С наступлением нового года у Сонни и его коллег сложилось впечатление, что удачный рождественский сезон перекинулся и на следующий год. Предварительные итоги продаж оказались лучшими за долгие годы, в немалой степени благодаря Сонни и другим торговым агентам. А директор химического завода «Аутлейн» Чарли Бинкс объявил о получении патента на новую краску, которая должна была принести компании большую прибыль.
На январском собрании совета директоров Альберт поздравил Сонни, Чарли Бинкса и Кларенса Баркера с удачным годом, а потом огорошил их внезапной новостью:
— Я решил перейти на более щадящий график работы, как в свое время Филип Акройд. Мне почти шестьдесят лет, и я чувствую, что начал уставать. Хочу проводить больше времени с женой и чаще играть в гольф, — заявил он.
На решение Альберта отчасти повлияло его недавнее увлечение гольфом. Он и двое его соседей стали частыми гостями гольф-клуба «Саут-Клифф». Они так любили гольф, что проводили на девятнадцатой лунке больше времени, чем на восемнадцати предыдущих, в подробностях анализируя каждый удар, лунку, грин и песчаную ловушку. Этот подробный анализ производился на шезлонгах, где игроки освежались коктейлями, которые регулярно подносил услужливый официант. Бесстрашные гольфисты нередко возвращались с матчей в плачевном состоянии и в такой поздний час, когда из-за темноты уже нельзя было разглядеть ни мячей, ни лунок.
За несколько недель до январского собрания Альберт занялся составлением завещания. Это занятие вызвало у него немало противоречивых чувств, и несколько черновиков отправились прямиком в корзину для бумаг. Наконец он принял окончательное решение. Финальный текст завещания представлял собой довольно любопытный документ: Альберт проигнорировал трех своих детей — Джеймса, Конни и Аду — и оставил все состояние Сонни, назначив Ханне щедрое ежегодное содержание. А в случае если Сонни умрет раньше него, его доля наследства должна была целиком отойти племяннику Альберта Кларенсу Баркеру.
Верная уборщица, конечно же, достала копию завещания из мусорной корзины и передала Кларенсу, подкинув последнему пищу для размышлений.
Глава девятнадцатая
После того как статус Шарлотты Танниклифф сменился с соблазнительной замужней дамы на вдову, чувства Джесси к ней ничуть не изменились, а страсть лишь усилилась. Однако он по-прежнему навещал ее нерегулярно и свое отсутствие объяснял командировками. Чем именно Джесси занимался, Шарлотта так и не поняла. На все расспросы тот лишь улыбался и отвечал, что торгует различным товаром. Эта расплывчатая формулировка лишь усиливала ее любопытство, но больше ничего она от него не добилась. Стоило ей надавить на него сильнее, как он загадочно улыбался и менял тему, обычно на более приземленную, интересную и волнующую их обоих.
Однажды Джесси пропал на четыре месяца, и Шарлотта ничего о нем не слышала, а потом, в канун Рождества тысяча девятьсот тринадцатого, он появился у нее на пороге. Поскольку от любовника давно не было вестей, Шарлотта смирилась, что проведет Рождество в одиночестве, но вдруг услышала знакомый стук дверного молоточка. Все праздники они предавались страсти, не замечая времени и почти не отдыхая. Долгое отсутствие разбудило аппетит Джесси и усилило его пыл.
А потом он исчез так же внезапно, как появился. И не сказал, когда вернется. Это случилось третьего января, и она попыталась вспомнить, когда в последний раз ела. Но вспомнила лишь перекусы на скорую руку, приготовленные на кухне в перерывах между плотскими утехами.
К концу февраля у Шарлотты возникли первые подозрения. Когда задержка составила неделю, она удивилась, две недели — испугалась, шесть — растерялась. А с началом утренней тошноты отпали все сомнения. Шарлотта Танниклифф, почтенная леди, овдовевшая чуть меньше года назад, носила ребенка от своего любовника, и, похоже, с этим фактом ей предстояло смириться. А также каким-то образом объяснить случившееся дамам из карточного клуба.
* * *
Процветание Брэдфорда зависело от текстильной промышленности, а Шеффилд, расположенный в пятидесяти милях к югу, был обязан своим богатством стали. Сталь, как и ткани, имела много разновидностей — от тяжелых металлических сплавов, применявшихся в строительной промышленности, кораблестроении и прочих транспортных сферах, до легких и изящных видов стали, из которых изготавливали декоративные предметы, например столовые приборы. Растущая популярность моторного транспорта, особенно автомобилей, способствовала росту спроса на сталь и процветанию Шеффилда. Мощные металлургические заводы вырастали по берегам рек Ротер и Дон и обеспечивали баснословную прибыль другой процветающей индустрии Южного Йоркшира — угледобывающей промышленности.
В этой промышленной зоне находилась фабрика Эдвина Грэма. Ему было пятьдесят три года, на него работали более ста человек, а фабрика производила товары из легких металлов. Рынок сбыта его продукции был огромен, он еле справлялся с количеством заказов, и фабрика работала двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.
Заработанное состояние позволило Эдвину и его жене Лине переехать в Эббидейл, престижный район Шеффилда, где селились самые богатые люди в городе. Большой особняк Эдвина, окруженный обширной территорией, не шел ни в какое сравнение с их прежним скромным домиком в районе рядовой застройки, где они жили, когда сталелитейная фабрика
