запад. К западу от Австрии находилась Франция, пока остававшаяся в стороне от событий, а рядом с ней — Англия. Хильдегард понимала, что, если хочет воссоединиться с возлюбленным, ей лучше всего поехать туда. Случись Джесси пережить кровавые последствия убийства в Сараево, он наверняка отправится на родину. Хильдегард приставили к Джесси в том числе потому, что та превосходно владела английским. Теперь это знание должно было ей пригодиться.
В тревогах она не заметила еще одного повода для беспокойства. Впрочем, вскоре не замечать его стало невозможно: началась утренняя тошнота. Поначалу Хильдегард списала все на стресс и волнение. Но, произведя вычисления, в немом удивлении уставилась на календарь. Теперь у нее появилась еще одна веская причина скорее покинуть Вену и направиться в Англию.
* * *
Джесси Баркер не учел одного — чрезвычайного безрассудства главарей «Черной руки» и масштаба их преступления. Националистическая группировка была насквозь пропитана взаимными подозрениями, обманом и предательством, что способствовало паранойе.
Первые опасения закрались сразу после передачи оружия. Вооружение внимательно проверили и отсчитали деньги. Джесси сложил банкноты в небольшую сумку, которую принес с собой, и встал, собираясь покинуть собрание.
Встреча состоялась на кухне деревенского дома, стоявшего в глуши высоко в горах недалеко от границы Косово. Джесси направился к двери и с тревогой обнаружил, что путь ему преградили двое малых из «Черной руки». Сначала он решил, что возникло недопонимание, но через миг увидел наставленные на него пистолеты, и сомнений не осталось. По иронии, это были те самые пистолеты, за которые ему только что заплатили.
Главарь группировки — он единственный говорил по-английски — рассказал Джесси, что его ждет.
— Увы, друг, мы пока не можем тебя отпустить, — сказал он. — Сначала надо закончить дело. Нельзя, чтобы нас раскрыли. Пока цель не будет поражена, ты останешься здесь. Не самое удобное жилье, признаю, но ты должен пойти на эту жертву. Если станет скучно, можешь пересчитывать деньги. Как только мы завершим нашу миссию, тебя проводят до границы и отпустят там, где мы решим. Пересечешь границу — и наше сотрудничество можно считать оконченным. Должен предупредить, что попытки бегства бесполезны. С тобой останутся двое моих людей; они будут твоими стражами и гостеприимными хозяевами. У них приказ стрелять на поражение при попытке бегства. — Главарь не стал добавлять: «Надеюсь, я выразился ясно», — в этом не было нужды.
Последующие часы и дни прошли в убийственной скуке. Убогая комнатушка, в которой его держали, никак не освещалась; не было в ней и окна, и монотонность его существования прерывали лишь краткие вылазки на кухню и в уборную.
Заключение подошло к концу так же внезапно, как началось. По подсчетам Джесси, он просидел под стражей чуть больше двух недель, когда однажды дверь в его клетушку распахнулась. На пороге стояли стражники; прежняя угрюмость на их лицах сменилась широкими ликующими улыбками. Они заговорили; Джесси немного понимал их язык и уловил что-то вроде: «Дело сделано. Враг поражен. Ты свободен».
Они велели ему собрать вещи. С собой у него был небольшой чемодан с одеждой и туалетными принадлежностями и сумка с деньгами. Джесси послушно выполнил приказ. Через два дня люди «Черной руки» проводили его через границу и попрощались. Вопреки худшим опасениям Джесси, они не пытались отнять у него деньги. Впрочем, снова очутившись на свободе, Джесси столкнулся с одной большой проблемой. Он не знал, где находится.
* * *
Со зловещей и пугающей быстротой Европа ринулась в противостояние, которому предстояло поглотить ее целиком, излиться за ее пределы и затронуть жизни людей по всему миру. Более девяти миллионов военных пали жертвой этого конфликта: солдаты, моряки и впервые в истории человечества — пилоты; погибло несчетное количество мирных жителей, и еще больше остались инвалидами, вдовами и лишились крова.
Страны включились в войну с поистине непристойным рвением, не желая ни думать, ни вести переговоры, ни пытаться заключить мир. Не было периода «странной войны»[29], и холодные умы не успели договориться, прежде чем начались полномасштабные боевые действия. Хильдегард бежала из Вены двадцать пятого июля, за три дня до судьбоносного объявления императора Франца Иосифа и закрытия границ. Она уехала с фальшивым паспортом, изготовленным наскоро одним из немногих связных «Черной руки», оставшихся в столице. Мошенника не обнаружили по чистой случайности из-за административной путаницы. Но через два часа после того, как Хильдегард вышла от него с паспортом, его все же арестовали. А в тот момент, когда она садилась на поезд через границу, сотрудники тайной полиции ломали дверь в ее пустую квартиру.
Она успела сбежать до закрытия границ и прибыла в Париж, притворившись англичанкой, под новым именем Наоми Флеминг. Во французской столице все газеты трубили о мобилизации в Российской империи. За день до того, как банки перестали принимать австро-венгерские кроны, она обменяла все деньги на британские фунты стерлингов и на следующий день уехала из Парижа на побережье. Тогда же Германия начала мобилизацию и объявила войну России.
Хильдегард, она же Наоми — теперь ей приходилось постоянно напоминать себе, что ее так зовут, — приехала в Лондон третьего августа. Немного путаясь в переводе, в газетных киосках прочла заголовки, сообщающие, что Германия объявила войну Франции. Ее смутил подзаголовок «Кабинет обсуждает кризис»; она-то думала, что кабинетом называется комната в доме, но как комната может что-то обсуждать? Слыша ее странный акцент, лондонцы смотрели на нее косо, и это усиливало ее неуверенность. Ей хотелось скорее уехать из Лондона, и она отправилась на вокзал Кингз-Кросс. Она знала, что ей нужно в Йоркшир; вокзальный администратор пришел в недоумение, когда она попросила предоставить ей сведения о поездах, идущих в Йоркшир, и растерялся, услышав ее акцент. Наконец Хильдегард вспомнила название станции — Брэдфорд, и все встало на свои места.
В конце концов Хильдегард добралась до текстильного городка в Западном райдинге Йоркшира, но, когда это случилось, оказалось, что она чудом вырвалась из нескольких стран, где поочередно вспыхивал конфликт, лишь для того, чтобы очутиться в чужой стране, где тоже началась война. К тому моменту Хильдегард уже не сомневалась, что носит ребенка. Денег у нее с собой было немного, и накопления быстро таяли. Будущее Европы представлялось безрадостным, но куда больше страшило Хильдегард ее собственное будущее.
С обострением кризиса в Европе все, кто был замечен в связях с «Черной рукой», оказывались под угрозой. Хильдегард прекрасно говорила по-английски, но случись кому придраться, она не выдержала бы проверку. Она не знала местного наречия и с трудом понимала региональные говоры. Впрочем, жителей Западного райдинга она понимала хорошо, так как успела привыкнуть к речи Джесси. За свой акцент она
