Он повернулся к ней спиной и раздраженно ерошил волосы. Вдруг он обернулся к ней, такого гнева на его лице она еще не видела.
— Ради бога, Лейн, перестань играть! Раз уж мы с Ханной примирились с тем, что после твоего отъезда в нашей жизни образовалась черная дыра, я думал, ты, по крайней мере, проявишь немного искренности.
Лейн вглядывалась в лицо Фергюса, пытаясь осмыслить его откровение, которое одним махом могло бы разрушить ее решимость. Она медленно встала.
— Если я причинила кому-то боль, то ненамеренно. И, конечно, я понимаю, каково человеку, когда в его жизни образуется черная дыра. Ты был так нужен мне, а тебя не было. Но я не собираюсь обманывать себя, Фергюс. Все равно, в будущем меня ожидало бы то же самое… разочарование и боль. За последнюю неделю, что я провела здесь, мне удалось прикрыть эту черную дыру, и я не хочу, чтобы она возникла вновь. Неужели ты не способен это понять?
Но в глазах его светилось холодное непонимание.
— Та же позиция, что и перед твоим отъездом, но не ты ли страдала все эти недели? Если бы не твое чертово упрямство, все шло бы своим естественным путем и ты бы только радовалась. Не надо быть такой эгоисткой.
Она ощетинилась и разразилась тирадой.
— Отчего же? Помнится, я готова была перед отъездом пойти естественным путем, тогда ты тоже обозвал меня эгоисткой. Куда ни кинь, всюду клин.
Она ринулась мимо него к двери и тут же услышала:
— Твои шесть недель были бы еще более мучительными, если бы я тогда не сдержался, хочешь верь, хочешь не верь.
— Не верю! — Лейн повернула ручку двери, но Фергюс снова ее прижал. — Пусти!
— Лейн…
— Фергюс, ты выпустишь меня отсюда?
— Нет.
Ему надо было это предвидеть, но он забыл. Лейн ударила его ногой в голень и распахнула дверь, когда он согнулся пополам от боли. И хотя она тут же пожалела, сделанного было не исправить. Задыхаясь от боли, он произнес сквозь стиснутые зубы:
— Черт бы тебя побрал, женщина!
К этому моменту Лейн уже была за дверью. Ужас перед совершенным заставил ее застыть на месте. Во взгляде его было больше недоумения, чем гнева.
— Ты второй раз это проделываешь!
— Извини.
Фергюс яростно потер ногу, затем выпрямился и с вызовом встретил виноватый взгляд зеленых глаз.
— Вернись сюда.
Она не двинулась с места, только еле заметно качнула головой. Он поманил ее согнутым пальцем.
— Или ты вернешься сюда, или мне самому придется вернуть тебя.
Лейн развернула плечи и откровенно призналась:
— Мне не нравится, как идет этот диалог.
— Диалог мы всегда сможем почистить, Лейн.
Тон ей тоже не нравился. Понимая, что это неизбежно, она подошла к нему.
— Как ты помнишь, я извинилась.
Фергюс взял ее за плечо, провел тыльной стороной ладони по щеке, затем пальцем обвел подбородок и погладил шею. Когда дошел до верхней пуговицы рубашки, остановился.
— Повернись, — сказал он.
Она колебалась, пытаясь прочитать по его лицу, что он задумал. Он был хорошим актером, и его лицо ничего ей не сказало.
— Давай.
Лейн повернулась. Что бы он ни задумал, в глубине сердца она всегда знала, что может ему довериться. Тем не менее Лейн глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Фергюс собрал ее волосы и намотал на кулак, оттянув ей голову. Дрожь предвкушения пробежала по ее телу. Она содрогнулась от жгучего поцелуя за ухом. Потом он целовал каждый кусочек ее плоти, добираясь до уголка губ. Свободная рука скользнула за пояс и вытащила рубашку, медленно пробираясь снизу вверх и расстегивая пуговицу за пуговицей. Наконец он оголил ей плечо. Не в силах шелохнуться, она чуть было не простонала его имя, когда он мягко спросил:
— Ты ведь была искренна, Лейн, когда попросила прощения?
— Да, — послышалось словно вздох.
— Тогда повторяй за мной: я обещаю…
Он приблизил губы к ее уху.
— Я обещаю, — почти не дыша повторила она.
— …никогда больше… — Фергюс поцеловал ее в шею, — ни пинать Фергюса ногами по отдельным частям его тела…
Лейн улыбнулась про себя.
— …не пинать Фергюса ногами по отдельным частям его тела…
— …ни при каких обстоятельствах…
На этот раз он поцеловал ее в плечо и голос ее дрогнул, когда она повторила:
— …ни… при каких обстоятельствах…
— …независимо от того, насколько он этого заслуживает.
— …независимо от того, насколько он этого заслуживает.
Губы его снова оказались возле ее уха.
— Под страхом…
Он поиграл мочкой ее уха. Лейн крепко зажмурилась, стремясь сдержать пугающий прилив физического желания. Он снова зашептал:
— Под страхом соответствующего наказания.
Хватка его ослабла, и Лейн уже могла повернуть голову. Она чувствовала себя так, словно он сорвал с нее все покровы и освободил. Он был так близок, его руки на талии, ее спина прижата к его груди. Он склонил голову, и она поцеловала его ухо, шепнув:
— Ты хотел сказать, под страхом исправительного телесного наказания?
— Как леди угодно.
Она успела увидеть смех в голубых глазах, когда их губы соприкоснулись. Теплые ладони приподняли и сжали ее груди, а руки Лейн потянулись вверх и сомкнулись на его шее, предоставляя ему полную свободу, — так не терпелось ей отдать ему все, что копилось столько времени. С каждым поцелуем груди тяжелели, а соски твердели под его ладонями. Она хотела повернуться к нему, но он крепко прижал ее, просунув ладонь за пояс джинсов к плоскому животу, отчего у нее перехватило дыхание. Казалось, он намерен довести ее до безумия. Рука выскользнула, и он развернул Лейн к себе. Она упала ему на грудь и встретила улыбку, словно у кота, добравшегося до сметаны.
— Вряд ли это тебя удивит, прекрасная блондинка, зеленоглазая ведьма, но я тебя все-таки люблю.
Тело ее разрывалось от желания. В таком состоянии понять его иначе было невозможно, — конечно, он признавался ей в любви. Она услышала, как говорит ему:
— Ты так не думаешь, Фергюс.
Улыбка исчезла, но взгляд оставался таким, как будто он и вправду любил ее.
— Не говори так! Я сам знаю, что думаю, и в отличие от некоторых не боюсь в этом признаться.
— Это просто невозможно.
Лейн еще качала головой, когда ее ноги оторвались от пола и она получила такой поцелуй, который доказал ей, что это более чем возможно.
Поставив ее на ноги, он спросил:
— Почему невозможно?
Лейн поняла, что любой довод будет встречен сейчас в штыки, да и сама она была не в том состоянии, чтобы спорить.
— Вот видишь! Все, что тебе остается, это любить меня.
Она глубоко вздохнула.
