Новелла CCI
Мадонна Чеккина из Модены, будучи ограблена…[79] с большой и маленькой рыбой и со своим сынком, звонившим в колокольчик
В прежние времена жила в Модене некая мадонна, недавно овдовевшая после смерти очень богатого купца. Звали ее мадонна Чеккина, а с ней оставался ее сынок лет двенадцати. И подобно тому, как это бывало во всех наших краях и как это особенно часто бывает ныне, когда вдовам и сиротам, этим овечкам и ягнятам, горько приходится от волков, там, где они водятся, так точно и эта женщина, у которой именитые граждане отнимали нынче один кусок ее добра, а завтра другой, в конце концов потеряла все, так как, попросту говоря, у нее разграбили ее имущество; она даже не находила адвокатов, которые защитили бы ее в ее тяжбах, а если находила, справедливости все равно приходилось подчиняться силе. И вот, потеряв почти всякую надежду, она решила прибегнуть к следующему способу. Она попросила одного своего друга из соседей оказать ей великую услугу, а именно: достать, только на один день, колокольчик из тех, что называют колокольчиками св. Антония, и принести его ей. Этот добрый человек, достав колокольчик в какой-то церкви или у кого-то еще, пришел с ним к мадонне Чеккине. Как только она получила просимое, а дело было постом, она сказала своему другу:
— А теперь пойдем. Я хочу, чтобы ты, вместе со мной и с моим сынком, сходил к рыбакам и купил бы мне по моему выбору двух рыб, одну большую и другую крохотную, а когда ты их получишь, то засунешь маленькую рыбешку наполовину в пасть большой рыбы и, неся их открытыми, так, чтобы каждый их видел, мы вернемся домой. Сыночек же мой будет держать этот колокольчик и будет звонить в него, идя рядом с тобой, а я буду идти с другой стороны. Если кто спросит, что это значит, предоставь отвечать мне.
Друг сильно подивился, спросив ее, зачем она это хочет делать. Она же ему отвечала:
— Делай то, что тебе говорят, очень тебя прошу. Ты сегодня же все узнаешь и будешь доволен.
Тот сказал:
— Я сделаю все, что вы хотите.
Женщина берет плащ и передает колокольчик сынку, наказав ему звонить только тогда, когда она скажет.
И вот ранним утром они все втроем вышли из дому и отправились к рыбакам. Когда они туда пришли, женщина все оглядела и сказала:
— Купи эту большую щуку и одну из этих крохотных рыбок, которые в другом садке.
Друг так и сделал и, раскрыв у щуки пасть, наполовину засунул в нее маленькую рыбу.
Тогда женщина научила его, как нести рыбу, чтобы всякий мог ее хорошо разглядеть, и говорит сынку:
— Иди рядом с ним и не забывай звонить в колокольчик.
А сама, встав с другой стороны, сказала:
— Идемте домой.
И вот это странное шествие тронулось в путь с рыбой на виду и с мальчиком, звонящим в колокольчик, и народ стал сбегаться. Кто говорил:
— Что это такое, мадонна Чеккина? Что это значит?
Кто спрашивал так, а кто иначе. Она же всем отвечала, что большие рыбы пожирают маленьких.
Так она непрерывно всем отвечала и ни разу ничего другого не сказала, пока не дошли до дому.
Однако сколько бы она ни говорила, сколько сынок ни звонил и сколько друг ни показывал своих рыб, — потому ли, что народ был неграмотный, или потому, что он ничего не понимал, но проку от этого вышло мало, разве только что, сварив большую и маленькую рыбу, они все втроем ими поужинали.
А было это в то время, когда Пильи были синьорами Модены. Я полагаю, что они-то прекрасно поняли эту женщину, но только сделали вид, что не понимают. Но будь уверен, что всякого, кто допускает ограбление вдов и сирот, ожидает печальный конец и потеря власти.
И это прекрасно доказывает пример этих синьоров, которые в скором времени потеряли синьорию, а государство перешло во власть семьи Гонзага.
И обрати внимание, читатель, что почти во всех государствах, попавших под власть синьора или просто уничтоженных, причиной тому были могущественные граждане, принадлежавшие к знатным семействам этих городов. Ведь между ними возникают распри и усобицы, так как каждый добивается господства, один другого изгоняет, и синьория остается в руках немногих или только одного семейства, а затем, через некоторое время, приходит кто-нибудь один, сиречь тиран, прогоняет тех и захватывает власть. Примеров достаточно, но я расскажу только о четырех городах, где за последние семьдесят лет произошло такое падение. Это — Кремона, в которой синьорами были Куччони; Парма, где были Росси; Реджо, находившийся под властью синьоров из Фольяно, и означенная Модена, которой, как уже говорилось, правили Пильи. Случилось так, что в Ломбардии, быть может в целях захвата этих земель, образовался союз между маркизами Феррары, Гонзага, Висконти и синьорами делла Скала. Этот союз отнял синьорию у синьоров всех этих четырех земель, а потом, так как земель было четыре, они и поделили их между собою четырьмя. Феррарские маркизы получили Модену, Гонзага получили Реджо, Висконти — Кремону, а делла Скала — Парму. Впоследствии же и Реджо и Парма были острижены еще одним цирюльником; А происходит это только оттого, что синьоры в своем тщеславии добиваются лишь синьории, не заботясь ни о правосудии, ни о справедливости, без которых всякое царство и всякое государство неминуемо гибнет.
Новелла CCII
Некий бедняк из Фаенцы, у которого постепенно отняли его участок земли, звонит во все колокола и говорит, что правда умерла
Нижеследующая выдумка подобна предыдущей, но оправдала себя гораздо больше. В самом деле, когда синьором Фаенцы был Франческо деи Манфреда, отец мессера Риччардо и Альбергеттино, правитель мудрый и достойный, лишенный всякого тщеславия, который скорее соблюдал нравы и скромную внешность именитого гражданина, чем синьора, как-то случилось, что у кого-то из власть имущих этого города владения граничили с участком, принадлежавшим некоему человечку, не шибко богатому. Знатный синьор хотел купить участок и много раз за это брался, но всякий раз без успеха, так как человечек этот, в меру своих сил отлично возделывая свой участок, поддерживал им свое существование и скорее продал бы самого себя, чем его. Вот почему этот могущественный гражданин, не будучи в состоянии осуществить свое желание, решил применить силу. И вот, так как межой между их владениями служила только крохотная канавка, богач каждый год, примерно в то время, когда вспахивались его владения, отнимал у соседа по одному или по нескольку локтей земли, проводя плугом ежегодно то одну, то другую борозду по его участку.
Добрый человек, хотя это и замечал, вроде как не решался даже заикнуться об этом, разве что сокрушался тайком в кругу своих друзей.
И так это продолжалось несколько лет, и тот постепенно, но скоро захватил бы весь участок, не будь на нем вишневого дерева, которое было слишком на виду, чтобы его миновать, да и каждый знал, что вишня находится на участке этого человечка.
И вот, видя, как его грабят, и задыхаясь от ярости и от досады, а также не будучи в силах не только что пожаловаться, но даже слово вымолвить, добрый человек, доведенный до отчаяния, в один прекрасный день, имея в кошельке два флорина денег, срывается с места и обходит, прицениваясь, все большие церкви Фаенцы, умоляя, в каждой по очереди, чтобы они зазвонили во все колокола в такой-то час, но только не в положенное время вечерни или ноны[80]. Так оно и вышло.
Церковники деньги с него получили и в условленный час вовсю ударили в колокола, так что по всей округе люди переглядывались и спрашивали:
— Что это значит?
А добрый человек как полоумный носился по всей округе. При виде его каждый говорил:
— Эй вы, куда вы бежите? Эй ты, такой-сякой, почему звонят колокола?
А он отвечал:
— Потому, что правда умерла.
А в другом месте говорил:
— За упокой правды, которая умерла.
И так, под звон колоколов, слово это облетело весь край, так что синьор стал спрашивать, почему звонят, и ему в конце концов сказали, что ничего не известно, кроме того, что кто-то что-то кричал.
Синьор за ним послал, и тот пошел в великом страхе. Когда синьор его увидел, он сказал:
— Подойди сюда! Что означает то, что ты там говоришь? И что означает колокольный звон?
Тот отвечал:
— Синьор мой, я вам скажу, но, прошу вас, не обессудьте. Такой-то ваш гражданин захотел купить у меня мое поле, а я не желал его продавать. Поэтому, так как он не смог его получить, он каждый год, когда пашется его земля, отхватывал кусок моей — когда один локоть, а когда два, — пока не дошел до вишни, дальше которой ему идти неудобно, иначе это будет слишком заметно, да благословенно будет это дерево! Не будь его, он скоро забрал бы всю мою землю. И вот, так как человек, столь богатый и могущественный, отнял у меня мое добро и так как я, с позволения сказать, человек убогий, то я, немало натерпевшись и превозмогая свое горе, и пошел с отчаяния подкупать эти церкви, что звонили за упокой правды, которая умерла.
