— И миллионеры, Шура. Но их в социалистическом обществе нет и не может по правилам существующей системы быть. Они растворились в тех же коллективах. Они тайные. Пример вам — Корейко Александр ибн Иванович, — засмеялся великий комбинатор. — И как этого командиры строящегося социализма не могут понять, что даже ребенок уже тянется за своей соской или игрушкой с криком: «Мое!». А они взрослых дядей и тетей хотят загнать в общее стойло и выделять каждому по заслугам паек…
Рассуждения Остапа Бендера было прервано громким стуком в калитку ворот.
— Ну-ка, Шура, сходите и узнайте, кто это к нам добивается, — распорядился Остап.
Балаганов метнулся к воротам и Бендер хотел было продолжить рассуждение о своем несогласии с социалистической системой молчащему Адаму Казимировичу, как вдруг прозвучал радостный возглас Балаганова:
— Адам Казимирович! Командор! Посмотрите, кто вернулся!
Бендер и Козлевич сбежали с веранды к воротам и, пораженные радостью, остановились.
Перед ними стоял человек в морской безрукавной тельняшке и в выцветшей мичманке на голове. На его руках с синими наколками бывалого моряка лежал, подобрав под себя лапки, Звонок.
— Боже мой! Боже мой! — запричитал Козлевич, нежно беря из рук моряка почти безжизненную собачку, — Каким же образом? Каким образом? — разволнованный необыкновенной встречей, повторял Адам Казимирович, — держа на руках вздрагивающего песика.
— Шел на баркасе, — начал рассказывать моряк. — Смотрю, поплавок. То появится, то исчезнет. Подошел ближе, а это она, — указал он на Звонка. — Тонула уже, ну я ее за ошейник и к себе. Предложил рыбки, не захотела. А другого у меня ничего не было. Воды нахлебалась, как видно, изрядно. Текло из нее, как из хорошего утопленника. А когда рассмотрел ошейник, а там: «Звонок — Валерос».
— Ну, любезнейший, проходите к нам в гости. Вы у нас самый дорогой человек теперь, — взял за руку Остап моряка с одной стороны, а Балаганов с другой. — Идем, идем, мичман, — приглашал Бендер. — Выпить хотите?
— Не откажусь, — довольным голосом ответил неожиданный спаситель Звонка.
— Адам Казимирович возился уже с собачкой, подставляя Звонку еду, но песик, находясь в шоке от пережитого, слезливыми глазами, полными тоски, смотрел на него и от еды отворачивался. Свернувшись калачиком, он лежал в углу на своем привычном тюфячке и, убитый горем, не проявлял никакой активности жизни.
— Переживает трагедию, — сказал Козлевич, поглаживая собачку по головке.
— Ничего, придет в себя, с собаками такое бывает, — сказал моряк. И что, правда, бросился в море за хозяевами? — спросил он.
Об отъезде хозяев и о подвиге Звонка ему уже рассказали Остап и Балаганов.
— Представьте себе, такая преданность, такая преданность, — выставил на стол бутылку водки Остап. И скомандовал: — Шура, тащите закуску сюда. — Затем сказал — Ну, будем знакомиться. Я — Остап, он Шура, а нашего старшего зовут Адамом.
— Очень приятно, друзья. А меня величайте Федором, а если по отчеству, то Николаевичем, а по фамилии я Прихода. Я служу смотрителем маяка, а в свободное время промышляю рыбкой.
— Очень славно, Федор, рад знакомству, прошу, — наполнил щедро стакан Остап и налил понемногу себе и своим компаньонам.
Бендер не любил алкоголь и строго контролировал своих нижних чинов, но когда было надо, то великий предприниматель позволял себе и своим единомышленникам выпить столько, сколько требовали обстоятельства. И такие обстоятельства сейчас как раз и сложились. И виной этому было не только спасение славного Звонка, а знакомство со смотрителем местного маяка, а значит, и очень опытного моряка, знающего, очевидно, немало нужного для осуществления затеи Бендера.
Когда выпили по случаю спасения Звонка и знакомства, Остап спросил Федора:
— А каким это образом вы узнали, что собачка именно из нашего двора? Ведь на ошейнике адрес не указан?
— Да кто же не знает грека Валероса? Классный жил здесь грек, — обвел он взглядом веранду и двор. — Такую хорошую распивочную держал в порту, всегда и в долг мог дать выпить. А если надо, то и деньгами ссудить мог. А жена его Орсола отличную закуску готовила. А для детворы изготовляла удивительные восточные сладости. И халву, и микадки и даже мороженное, если зимой успевали запастись льдом. А мы им в этом и помогали набить ледник морским льдом в стужу. Эх, хороших людей выселяют, я вам скажу откровенно. Торговые, мастеровые, предприимчивые ведь они, не чета некоторым. Да… Ну, значит, как прочел на ошейнике, то сразу понял, куда надо нести вашего Звонка.
— Ну, это просто здорово, очень удачно, дорогой Федор Николаевич, — улыбнулся новому знакомому Остап.
— Как в кино, — вставил Балаганов. — Ведь если по справедливости, Адам Казимирович, и вы, друзья, такая трагедия! Звонок бросился в море, поплыл за пароходом, мы его уже похоронили, как утопшего и тут на тебе.
— Ну, дорогой, Федор Николаевич… Остап Ибрагимович, наливайте нашему другу, спасителю Звонка. И не только, за это следует и вознаграждение, — порылся в своем бумажнике Козлевич.
— Э-э, нет, такое у нас не принято. Выпить можно, друзьями быть можно, деньги позычать, если надо, можно, а чтобы за спасение живого существа… не надо, уважаемые, Адам Казимирович, не надо, прошу вас…
— Ну на этом и спасибо тогда, брат наш моряк, — согласился Козлевич и пошел снова в угол посмотреть на Звонка.
— А вы, как я понимаю, купили этот дом у греков? — спросил Прихода.
— Да, поселились здесь… — неопределенно ответил Остап.
— Работаете где, служите? Или дело свое открывать будете? — поинтересовался моряк, закусывая.
— Нет, не к такому делу мы, товарищ. Посланы сюда комитетом, чтобы поднять затонувшие предметы древности для музея.
— А-а, это интересно…
— Вот, читайте удостоверение, какое мы имеем, — протянул Остап документ собственного изготовления, — Если у вас есть желание вступить в наше общество по древностям — пожалуйста. Такое удостоверение можете получить и вы, Федор Николаевич.
— Да нет, ни к чему мне это. У меня служба. Время только для ловли рыбы. Но если что надо, то могу помочь с большим желанием. И очень даже. Что нужно? — задал деловой вопрос моряк.
— Что нужно? — испытующе посмотрел на него Бендер. — Баркас хороший, ну и помощник. А помощником, как я вижу, и вы можете быть, ведь так?
— А чего нет, конечно. С хорошими людьми и поработать интересно.
— И заработать не помешает. Государство вам заплатит.
— Это уж как водится, благодарю, Остап Ибрагимович, — кивнул Прихода. — А место известно, где искать эти самые музейные дела?
— Примерно. Надо отыскать людей, которые видели, как беляки бежали отсюда и как один баркас перевернулся и затонул.
— Это дело. Кажется, есть такие люди. И не только свидетели, но и участники такого.
— Это было бы просто классно, Федор Николаевич. Окажете большую помощь комитету…
Проводив спасителя Звонка до ворот и тепло распрощавшись с ним, компаньоны вернулись к себе и Остап, прогуливаясь по веранде, говорил:
— Нам нужны знакомства, знакомства и еще раз знакомства, камрады. Поиск подводного клада потребует много данных, не говоря уже о времени, которое может поглотить поиск его. Поэтому я правильно сделал, что начал первое наше знакомство с мариупольцем, сказав ему, что мы люди государственные, из комитета и подтвердил это нашими удостоверениями. Так будем поступать и дальше, если надо. Хорошо было бы, если бы нам удалось примкнуть к какой-нибудь морской или водной организации… — задумался великий предприниматель.
На следующий день, оставив Козлевича ухаживать за Звонком, Остап с Балагановым отправились заводить знакомства. Но когда вышли на улицу, то разошлись в разные стороны, чтобы завести больше знакомств и предпочтительно с моряками или людьми, имеющими какое-то отношение к морю.
Шкварчащий ряд шашлыков на вертелах извергал ароматный угар на много метров вокруг. Две сальные руки продавца с ловкостью фокусника быстро проворачивали вертела с подрумяненными кусочками мяса. А затем опускали партию чебуреков в чан с кипящим маслом. Там они пузырились и румянились. За его действиями никто так не следил, как горящие глаза кудлатой собачонки. Она то отбежит после окрика хозяина, то приблизится, облизывая свою пастенку красным языком.
Рядом с летней шашлычной на ящике из-под пивных бутылок сидел человек. Ему было лет под шестьдесят. Одет он был в потрепанную морскую тельняшку и брюки «клеш». Помятая мичманка подозрительной чистоты дополняла ею непривлекательный вид. Он перебирал в руках пробки от пивных бутылок, как монах четки, глотал слюну и жмурил глаза. А красный картошкой нос описывал замысловатые петли, стремясь побольше вдохнуть ароматного запаха из шашлычной. Из-под навеса доносился стук ножей, вилок, посуды и гул разговаривающих курортников.
