пользу»121.
С тех пор прошло более двадцати лет. Многие русские офицеры прошли выучку на английском флоте, участвовали в военных походах, имели опыт кругосветных экспедиций, и теперь лейтенант Рыкачев сделал такие наблюдения: «Вообще наши команды очень мало уступают в проворстве англичанам, а от французов далеко ушли вперёд».
И всё же англичане, несомненно, лидировали. «Я люблю видеть, когда какому-нибудь английскому фрегату делают сигнал... фрегат отдаёт паруса и в минуту уже под лиселями[30] летит исполнять полученное приказание», — признавал Рыкачев. Помнится, создатель российского флота даже тосты провозглашал в честь своих учителей-шведов, побивших русских под Нарвой. У лучших не грех и поучиться, тем более что Великобритания ныне была союзницей России. «Правда, наши с успехом пользуются уроками и в самое короткое время некоторые из наших судов почти ни в чём не уступают англичанам». Почти — это из-за качества парусов и такелажа.
А вот мнение главнокомандующего о русской эскадре: «Русский флот, по-видимому, находится в хорошем боевом состоянии, хорошо управляем и расположен охотно идти с нами в руку повсюду. Граф Гейден точно из наших: скромен, искренен и рад действовать под моим начальством»122.
Даже в этой в целом лестной оценке видна высокомерная снисходительность моряка самой мощной в мире морской державы. Пройдёт четверть века, и бывшие союзники вновь будут воевать — но уже не вместе с Россией, а против неё. И среди тех, кто будет в 1854 году осаждать Севастополь и вводить корабли в бухту Балаклавы, найдётся немало моряков, с кем Нахимов когда-то сражался борт о борт в Наваринской бухте. А пока три державы сообща действовали против турок.
Седьмого октября командующий союзными силами вице-адмирал Кодрингтон отдал приказ о начале операции. Нахимов поместил текст приказа в письме другу — «он покажет тебе все распоряжения насчёт атаки», приложив собственноручно начерченный план сражения, чтобы Рейнеке смог лучше понять.
«Правила, коими должен руководствоваться соединённый флот при входе в Наварин. Известно, что те из египетских кораблей, на коих находятся французские офицеры, стоят более на SO (зюйд-ост — юго-восток. — Н. П.), а потому желание моё есть, чтобы его превосходительство г-н контр-адмирал и кавалер Риньи поставил эскадру свою против их кораблей».
Дело в том, что на египетских кораблях служили отставные французские офицеры, обучали и готовили команды. Чтобы во время сражения не произошло пролития крови соотечественников, де Риньи довёл до сведения французов на неприятельских кораблях:
«Господам Летеллье, Бонпару и прочим французским офицерам на турецком флоте. Господа... вы можете встретиться со своим родным флагом. Вы знаете, чем рискуете. Требуя, чтобы вы покинули турецкую службу в минуту, когда оттоманский флот поставил себя во враждебное положение, которого он должен нести последствия, я даю предостережение, которым вам не следует пренебрегать, если вы остались французами. Имею честь и прочее
де Риньи»123.
Расчёт Кодрингтона был прост: французы с египетских кораблей по своим стрелять не будут. Любопытно, что на русском флоте союзникам-французам настолько не доверяли, что, когда раздался первый выстрел с французского корабля, говорили: «Стреляли холостыми»124. Казалось бы, такого не может быть; но при многочисленности французских офицеров на египетских кораблях подобное суждение не представляется таким уж нелепым.
Вернёмся к приказу Кодрингтона: «...я со своим кораблём “Азия” намерен остановиться против него (де Риньи. — Н. П.) с кораблями “Генуя” и “Альбион”. Касательно же российской эскадры, то мне бы желательно было, чтобы контр-адмирал граф Гейден поставил оную последовательно близ английских кораблей. Российские же фрегаты, в таком случае, могут занять турецкие суда вслед за сим; оставшиеся английские фрегаты займут те из турецких судов, которые будут находиться на западной стороне гавани в противоположении английским кораблям, а французские фрегаты займут те из турецких фрегатов и прочих судов, которые находиться будут противу французских кораблей».
В те годы основным боевым порядком продолжал оставаться кильватерный строй: противники выстраивались в колонну по одному, по сигналу колонны сближались на расстояние артиллерийского выстрела и обменивались бортовыми залпами. Кто дольше продержится — за тем и победа. Но господствовавшая в XVIII столетии тактика линейного боя уже устарела, Фёдор Ушаков и Горацио Нельсон решительно ломали строй, ставили противника между двух огней и вообще предпочитали энергичные действия.
Что касается действий артиллерии, то в предыдущем столетии сложилось две школы: английская и французская. Английские канониры старались пробить корпус противника и потопить корабль, французские целились по рангоуту, чтобы обездвижить неприятеля, затем взять его в плен и использовать корабль на своём флоте. Русские комендоры били и по корпусу, и по рангоуту.
При хорошей выучке канониры успевали за три минуты сделать пять выстрелов. Теоретически дальность стрельбы ядрами такого корабля, как «Азов», составляла почти две тысячи метров, однако реальный ущерб наносили с расстояния примерно 500 метров, то есть максимально приблизившись к неприятелю. К тому же прицельным был только первый выстрел, остальные производили уже в пороховом дыму. Так что известный афоризм Нельсона: «Капитан не ошибётся, если поставит свой корабль борт в борт с кораблём противника» — говорил о наиболее эффективной тактике обстрела.
В приказе Кодрингтона подчёркивалось: «Ни одной пушки не должно быть выпалено с соединённого флота прежде, нежели будет на то сигнал. Разве только в таком случае, что откроют огонь с турецкого флота, в таком случае те из турецких судов должны быть истреблены немедленно».
Подчеркнём: пять государств, чьи корабли крейсировали близ берегов Греции, — Австрия, Великобритания, Османская империя, Россия и Франция — не находились в состоянии войны, потому инструкции, данные Кодрингтону и де Риньи, предписывали избегать военных действий. Но дипломатия — для дипломатов, инструкции пишут в Лондоне и Париже, откуда турецкий флот виден не так хорошо, как от берегов Греции. Как пошутил Нахимов, «мы должны были ожидать, что Ибрагим нас примет не совсем ласково». И потому Кодрингтон предусмотрел другой сценарий: «В случае же настоящего сражения и могущего случиться какого-либо беспорядка советую привести себе на память слова Нельсона: “Чем ближе к неприятелю, тем лучше”». Упоминание Нельсона и его афоризма означало, что в Кодрингтоне моряк победил дипломата.
Командующий российской эскадрой Л. П. Гейден прибавил к приказу: «Мне ничего более не остаётся желать, как того, в чём я и уверен, что всякий из нас будет стараться исполнить свой долг и соделать честь российскому флагу в виду наших союзников».
Для 25-летнего Нахимова это был первый бой. Что ждёт завтра, увидит ли он рассвет следующего дня? Ничего не написал он другу о своих переживаниях накануне сражения. Но, думается,
