Мы осторожно кладем и второй камень на плот.
— А вдруг дом обрушится? — говорю я.
— Что ты! — Виктор смеется. — Здесь же не настоящая стена, а каменная перегородка. Смотри! — И он стучит штыком по стене, точно по пустому ящику. — Интересно, что там может быть?
Свет в моем фонарике вдруг начинает быстро тускнеть, и мы оказываемся почти в темноте.
— Двигай скорее! — кричит Виктор.
Он берется за шест, а я осторожно опускаю камни в воду. Плывем мы молча, напряженно вглядываясь в свет угасающего фонарика. И лишь когда выплываем в центральную часть подвала, видим полосу дневного света, льющегося в раскрытые двери. Дальше уж плыть легко.
— Фу! — шумно вздыхает Виктор. — Вспотел!
— И я тоже, — говорю я.
— Что вы так долго? — спрашивает Мармелад, увидев нас в проеме двери. — Нашли ключи?
— Никаких там ключей нет, — говорю я. — А вот трещины в стене видели.
— Ну, плохо искали… — разочарованно разводит руками Мармелад, не обратив никакого внимания на трещины. — А я-то надеялся!
Навалившись на перила, Нерсес Сумбатович спрашивает с балкона:
— Ну как, мальчики, прохладно в подвале?
— Прохладно, — говорю я и, вспомнив, как мы с Федей как-то ели мороженое в приморском «Поплавке», смеюсь: — Как в «Поплавке».
— Скажи пожалуйста, они и про «Поплавок» знают! — удивленно вскидывает голову Нерсес Сумбатович и как-то странно смотрит на нас. А потом… бьет себя по лбу и с восклицанием «Эврика!» бежит к себе в квартиру.
— Что с ним? — спрашивает Виктор. Я пожимаю плечами.
На странное поведение Нерсеса Сумбатовича обращают внимание Мармелад и Вартазар. Они даже многозначительно перемигиваются.
Сегодня после школы я и Виктор первым делом принимаемся делать факелы. Потом опускаем их в банку с нефтью. И, как вчера, напутствуемые толпой, собравшейся у подвала, отчаливаем от лестницы.
Факелы горят ярко, хотя и сильно дымят. Это спасает нас от комаров. Их близко у плота не видно. Факелы светят далеко.
И чего это вчера нам вздумалось пускаться в такое плаванье с жалкими карманными фонариками Мармелада? Факелы — это другое дело.
Вот и долгожданная стена с трещиной. Причаливаем к ней. Виктор с трудом гасит факел, берет в руки ломик и молоток. Я свечу ему своим факелом. Он принимается долбить стену. Отсыревшие камни без особого труда отделяются один от другого. Вот мы вынимаем один из них, но он рассыпается в наших руках, как труха.
— Как же на таких камнях держится наш дом? — спрашиваю я.
— Я уже тебе вчера говорил: это не главная стена, а просто каменная перегородка между подвалами. Понял? — не без раздражения отвечает Виктор.
— Понял, — говорю я.
Виктор вынимает из стены еще два камня, и тут нам в лицо ударяет хотя и слабый, но дневной свет.
Я поднимаюсь на носки, заглядываю в брешь в стене. И не верю своим глазам…
— Ну? — спрашивает Виктор.
— Склад Юсупова?!
Я становлюсь на сложенные на плоту камни и, царапая локти и коленки, пролезаю в брешь, а перевалившись на ту сторону, плюхаюсь головой в раскрытый мешок… с очищенным миндалем!
— Посмотри, нет ли там веревки? — шепчет Виктор. — Плот привяжем.
Я хватаю горсть миндаля и запихиваю в рот. Из соседнего мешка хватаю горсть кишмиша.
— Ну? — спрашивает Виктор.
Но рот у меня набит, и мне не произнести ни слова. Виктор ждет, ждет и снова спрашивает:
— Ну? Куда ты там пропал?
Но я уже хватаю янтарный урюк.
— Ты что, оглох? — вдруг кричит Виктор. — Смотри, уеду, останешься один в подвале.
Угроза его сразу же действует на меня. Давясь, я проглатываю непрожеванный урюк и кричу:
— Сейчас!
Я бегаю по подвалу в поисках веревки. Нахожу на сложенных у стены мешках моток толстого шпагата. Рядом лежат нож и игла. Я отрезаю большой кусок шпагата и бегу к Виктору. Он привязывает один конец к плоту, второй протягивает мне и говорит, чтобы я его привязал к чему-нибудь надежному. Я делаю петлю и просовываю ее под ножку стола. Лишь после этого Виктор пролезает ко мне.
В подвале полумрак. Свет падает только сверху, сквозь толстые зеленые стекла.
Мы стоим потрясенные. Мы в царстве фруктов персидского купца Юсупова! Чего-чего только здесь нет! В раскрытых мешках — миндаль, урюк, кейса, фисташки, сушеные лимоны, очищенные и неочищенные орехи, финики с косточкой и без, крупный — с ноготь — изюм, кишмиш черный, зеленый, желтый, коричневый и других цветов, кишмиш с косточкой и без косточки…
Виктор хватает горсть кишмиша и запихивает в рот. Я следую его примеру.
— Без косточек! — говорит он.
Виктор хватает еще горсть, но уже из соседнего мешка.
— А эти с косточками!..
Я хватаю горсть миндаля и говорю:
— Попробуем с кишмишом!
Мы идем от мешка к мешку, перебегаем из одного конца подвала в другой.
У меня першит в горле от сладкого. Я кашляю. Кашляет и Виктор.
— Где бы достать воды? — оглядываясь по сторонам, спрашивает он. — Без воды много не съедим.
Бегаем по подвалу, заглядываем в ведра и банки, но они пусты. Но вот в стенном шкафу находим графин с красным вином.
Это нас немного удивляет. Ведь персы, как мы знаем, и вина не пьют и не едят свинины, колбасы, консервов, а многие даже такой вкусной рыбы, как осетр или севрюга.
Но я вспоминаю Юсупова — толстого, краснощекого, с бородкой и руками, крашенными хной, — и говорю Виктору, что наш купец, видимо, не такой дурак, понимает толк в жизни. Я беру со стола два небольших стакана, из которых персы обычно пьют крепкий чай, ставлю на мешок с миндалем, и мы начинаем кейфовать. Мы пьем вино небольшими глотками, закусывая миндалем и изюмом.
— А хочешь, я подыму этот мешок? — вдруг ни с того ни с сего говорит Виктор.
— А зачем? — испуганно спрашиваю я.
— А просто так! Могу я поднять мешок или не могу?
Покачиваясь, Виктор встает, пробует поднять мешок с орехами, потом — мешок с миндалем, потом — мешок с изюмом, но силы у него хватает только на то, чтобы поднять неполный мешок сушеных лимонов. Он ставит его на мешок с орехами, пытается взвалить себе на спину, но мешок опрокидывается, и сушеные лимоны с грохотом, как камни, разлетаются по деревянному настилу подвала.
— Давай лучше немного полежим, — говорю я, вытягиваясь на мешках.
На улице сильная жара, а здесь прохладно, даже холодно, и стоит непривычная тишина. Хорошо подремать на мешках с фруктами, хотя от них и пахнет мышами.
— Будем сюда приезжать каждую пятницу, когда у персов воскресенье, — сквозь сон слышу я голос Виктора. — У нас будет свой «Поплавок»! И тир мы здесь устроим. Назло Вартазару! Правда?
