видеть, — наконец, произнес Рагиро, скрестив руки на груди и делая вид, будто его совершенно не волнует ни его будущее, ни будущее его команды. Голос звучал серьезно, немного раздраженно, и Габриэль Грэдис поморщился, потому что никто не имел права показывать свое раздражение в его присутствии.
— Что ж, — ответил Габриэль. — Тогда я разочарую тебя, но в ближайшем будущем мы будем видеться в разы чаще. Впрочем, ты сам в этом виноват, мой дорогой Рагиро.
— Меня сейчас стошнит, — не стал церемониться Рагиро, едва его собеседник закрыл рот.
Габриэль натянуто рассмеялся и пожал плечами, устремив все свое внимание на белого ворона. Очертания коридора стали расплываться в таком же противном плотном белом дыму, какой появлялся всякий раз, когда появлялись Палачи. Рагиро ненавидел и этот дым тоже. И любимые Габриэлем белые розы, белых птиц, белый цвет во всем. Габриэль даже одет был в белый костюм, который, казалось, никогда не пачкался.
— Советую тебе попридержать свои порывы, — безмятежно ответил Палач.
Стены коридора сменились другими стенами, темными, покрытыми изображениями с белыми воронами. Рагиро успел заметить корону на головах птиц, но не придал этому особого значения. Где-то стала появляться мебель: кресла и диван с мягкой синей обивкой и с золотыми симметричными узорами, небольшой деревянный стол. Рагиро не понимал, где они находились, потому что на Маледиктусе таких комнат не было, разве что сам Бермуда или Габриэль меняли окружающую их реальность.
— Почему со мной говоришь ты, а не он?
Габриэль с наслаждением закрыл глаза и уселся в одно из мягких кресел.
— Потому что… — он на секунду задумался. — Он подумал, что я смогу яснее донести до тебя нужное! — и радостно хлопнул ладонями.
На лице Рагиро не отразилась ни одна эмоция. Он лишь пожал плечами, словно не понимал, о чем шла речь, хотя он, напротив, предельно ясно осознавал, что вляпался так сильно, как никогда.
— Присаживайся!
Рагиро, немного подумав, сел напротив Габриэля. Тот по-прежнему радостно, натянуто вежливо улыбался, и на секунду Рагиро заметил, что узкие губы Палача нетерпеливо дрогнули. На столе между ними сразу же появилась бутылка красного вина и два прозрачных бокала. Рагиро не показывал своего удивления, ожидая чего угодно, но явно не вина. А тем временем Габриэль деловито разлил алкоголь и протянул один бокал своему гостю.
Вот только гостем Рагиро не был.
Разве что пленником.
— Твое здоровье, — улыбка на губах Габриэля стала ещё шире и ещё жизнерадостней. Он поднял бокал и коснулся его края губами, но глотка не сделал. Нахмурился, и улыбка сразу же сошла с его лица. — Пей.
Это не было просьбой, не было предложением. Рагиро терпеливо держал бокал в руке, но не делал того, что говорил Габриль, до тех пор, пока рука сама не стала двигаться. Светло-голубые глаза Габриэля стали ужасающе яркими в свете редких свечей, а бокал — обжигающе холодным. Пальцы свело судорогой, но Рагиро упорно держал бокал, пока рука сама по себе тянулась к его лицу, а губы приоткрывались в ожидании терпкого вина.
Рагиро неотрывно смотрел на Габриэля, понимая, что выбора у него, в общем-то, нет, и Габриэль Грэдис в любом случае добивался своего. Он уже даже начинал догадываться, что вино отравлено. Не смертельным ядом, разумеется, но точно приносящим жуткую боль, паралич или что-то ещё в таком духе. Рука двигалась очень медленно, а глаза Габриэля становились все ярче и ярче, и к тому моменту, как губы Рагиро соприкоснулись с холодным стеклом бокала, он не видел ничего, кроме ярко-голубой радужки чужих глаз.
Капли вина коснулись языка, приятно обожгли горло, и… ничего не произошло. Вкус у вина действительно был терпкий, немного горьковатый и отдавал странным металлическим оттенком.
Габриэль рассмеялся и вновь хлопнул ладонями.
— Ты и впрямь думал, что я отравлю тебя? — он вскочил на ноги, в считанные секунды перепрыгнул стол и оказался прямо рядом с Рагиро, усаживаясь на подлокотник кресла. — Ну прекрати, мой дорогой Рагиро, он не хотел бы, чтобы ты страдал. Хорошее вино, правда?
Не успел Рагиро как-то отреагировать, как Габриэль одним маленьким жестом руки заставил его сделать ещё несколько глотков.
А потом тело Рагиро вновь стало его слушаться, но он не спешил избавиться от бокала, едва понял, что в нем нет яда. Габриэль не стал бы использовать медленнодействующую отраву. Он любил наблюдать за чужими страданиями сам, а это означало «здесь и сейчас».
— Ты редко появляешься в этих краях, Габриэль. Зачем он прислал тебя ко мне? — Рагиро перешел сразу к делу, надеясь, что Палач скинет с себя маску доброты и вежливости. Его и впрямь иногда подташнивало от такого образа. Особенно когда он знал, на что в действительности способен Габриэль Грэдис.
— Ты сам все прекрасно знаешь, — он в одночасье стал серьезным и переместился ближе к Рагиро. — Ты слишком заигрался со своим молодым капитаном. Либо принеси его душу нашему Господину, либо оставь его в покое. Другого варианта нет, Савьер, — в самое ухо, произнося каждое слово раздельно, прошептал Габриэль. Его голос больше не звучал приторно-сладким, скорее угрожающе-предупреждающим, а медленное дыхание ощущалось на коже.
Такой жест от кого угодно показался бы интимным. От кого угодно, кроме того, кто стоял над всеми Палачами и мог заставить одним словом подчиняться, как сделал это минутой ранее с самим Рагиро.
Он крепко стиснул зубы и рывком поставил бокал на стол, расплескав вино.
— Я слышу это уже не первый раз, — Рагиро встал с кресла, лишь бы оказаться подальше от своего не самого приятного собеседника и — главное — не чувствовать на своей коже его дыхания.
— Но первый раз от меня, мой дорогой Рагиро, — всю серьезность сняло, как по волшебству. Привычная и ненавистная маска снова оказалась на лице Габриэля, слащавая улыбка тронула узкие красноватые губы, а голос стал ещё более приторным.
— Почему вино красное, а не белое? Я думал, ты повернут всем белом.
Повисла недолгая тишина. Габриэль издал странное, протяжное и несвойственное ему «хм» и вновь посмотрел своему пленнику в глаза, будто никак не мог насмотреться:
— О, — чуть удивленно воскликнул он, по-прежнему улыбаясь. — Это не совсем вино. Не заметил металлического привкуса? Я кое-что добавил туда.
С этими словами Габриэль последний раз хлопнул ладонями и исчез в белом дыму. Следом за ним стала исчезать и комната, вместо которой
