сделать новый глоток, но распахнул дверь, облокотился на косяк и зло ухмыльнулся:
— А ты чего припёрлась?
В коридоре стояла Аллочка: невинно хлопала карими глазками, заправляя серые короткие пряди за ушко, и переминалась с ноги на ногу, как школьница:
— Просто, там Витёк, такой радостный в магазин побежал. Я подумала, может у тебя что-то случилось?
— А то ты не знаешь? Думала, что телефончик стыришь из блокнота, жена мне мозг вынесет и что? Что дальше? Я твои утешения приму? Аллка, какая же ты непроходимая дура! — Сашка отпил из горла и выдохнул злобно, — Хочешь правду скажу, почему мой друг на шлюхе женился, а ты нахрен никому не сдалась?
— Почему?
— Да потому что шлюха - это профессия, из неё уйти можно, а потаскуха, как ты – образ жизни.
Захлопнул дверь и уселся на кровать.
— Охранник! Да, я – охранник! А ты думала, уснёшь со сторожем, а проснёшься с золотым мешком? Да пошли вы все!
Посмотрел на содержимое, сморщился, сделал пару глотков и плюхнулся спать, оставив стеклянную ёмкость на полу
Глава 26
Он вновь лежит в снегу, а вокруг простирается белый саван.
На чёрную полосу трассы поднимаются двое.
Ухмылка скользит по замёрзшим губам, а заиндевевший палец жмёт на курок автомата, без какой-либо надежды на то, чтобы попасть в цель. Но один силуэт оседает и остаётся на асфальте, а второй ломится назад и пропадает в кювете. Сколько времени он уже лежит? И что с водителем? Метрах в ста, на трассу вылетает внедорожник и исчезает за поворотом. Оставшийся в живых бросил своего подельника и сбежал.
Левый бок щиплет, как будто кусок шкуры зажали плоскогубцами. Ерунда. Сначала ползёт к машине, подтягивая автомат за ремень, но потом соображает, что можно идти и встаёт. Водитель лежит, завалившись на бок и смотрит стеклянным взглядом на распахнутую перед ним дверь. Сашка пытается нащупать пульс, прослушать сердце, дыхание и на пальцах остаётся кровь. Переворачивает тело на спину и от бессилия начинает орать. Хватает брошенный на сиденье автомат и шмаляет остаток рожка в белую пустоту. Вороны нервно каркают, встают на крыло и долго ещё кружат над полем, не понимая, за что их так возненавидел человек, который в бешенстве пинает кузов автомобиля и орёт дурниной.
Птицы продолжают кружить, в надежде вернуться на облюбованное поле. И это бесит ещё больше. Потому что эти вороны совьют весной гнёзда, выведут птенцов и будут их растить. А парень лежит на снегу и никогда больше не возьмёт на руки своего сына, который родился месяц назад. Мысли об этом рвут душу на части. Он ударяет в дверь и…
Просыпается от жуткой боли в кулаке и знакомой вибрации. Телефон маячит синим экраном и гудит, не переставая. А так хочется спать.
Рука потянулась, и хриплый голос прозвучал в темноте:
— Слушаю!
— Александр, доброй ночи. А Вы сейчас куда едете?
— Вадик, ты совсем с катушек съехал? Я сплю.
— В смысле?
— В коромысле. Ты про что вообще?
— Да я тут продолжаю за товарищем приглядывать. Он на выезде из города долго стоял. А потом Вы проехали, и он следом рванул. Вот я и хотел спросить, куда Вы едете?
— Так, подожди. Я еду или моя машина?
— Машина.
У Сашки внутри всё застыло, тело сорвалось с кровати, и он заорал:
— Ты где сейчас? Ты на колёсах?
— Да здесь пока стою. Мне ж опять такую цивильную тачку дали…
— Дуй ко мне, срочно! Пулей!
Пока объяснял, где находится общага, рванул со шкафа коробку, достал рюкзак и выскочил из комнаты, прихватив только куртку от чёрной спецовки. Это был тот самый момент, когда окраина показалась раем. Потому что до выезда из города было не больше пяти минут. Но время тянулось, как резиновое, а Соня упорно не брала трубку.
Чёрный внедорожник, едва успел остановиться, забрал мужчину и рванул в погоню.
Рюкзак хрустнул липучками и в полумраке салона показались два броника. Парень за рулём присвистнул и округлил глаза, вглядываясь в дорогу:
— Всё по-взрослому?
— Надеюсь, что нет. Но Шелудяков хвастался про ствол и мне очень хочется, чтобы он его дома забыл.
— А чё за тема? Кто в машине?
— Соня там!
— Это вот, которая…
— Нет, Вадик! Мне на зарплату гарем выдали! Десять штук и все Сони, перхлорат им под хвост!
— А мы её не потеряем? Она на другую трассу не уйдёт?
— Нет. По этой дороге она только к отцу ездит. Только время сегодня странное выбрала.
Гудки в трубке прерывались, Сашка набирал заново и не прекращал дозвон, не отрывая взгляд от ночной трассы. Встречные автомобили и лес по обочине мелькали, как в ускоренной съёмке. Но каждый обгон отзывался разочарованием – машины Шелудякова в пределах видимости не наблюдалось, как и «белого крейсера» Софьи.
— А этому, на пикапе, который, чего от неё надо?
— Вот догоним и узнаем. Но ничего хорошего.
— Я же говорил, что прессануть урода надо было. Сейчас бы не на людей охотился, а в лесочке отдыхал.
— Так и до кичмана недалеко. Жим-жим совсем не играет?
Парень гоготнул и лихо обогнал очередную попутку:
— Есть маленько, но лучше пусть трое засудят, чем шестеро понесут!
— Да ты, Вадик, философ?
— Ага! У меня батя учёный.
— Серьёзно?
— Да не то слово! Их институт к нам в деревню на картошку приезжал. Вот он мамке меня и заделал, так сказать, в качестве шефской помощи.
По всем параметрам, они должны были уже догнать Софью, но что-то было не так. «Белый крейсер», как сквозь землю провалился.
Справа промелькнула грунтовая дорога, растворившаяся в лесу, но зрение уловило едва различимые огни и Сашка гаркнул:
— А ну стоять!
Парень округлил глаза, но спорить не стал, сбросил скорость и остановил машину на обочине.
— Что?
— Съезд видел?
— Ну.
— Гну. Они там.
— Точно?
Сафронов накинул куртку поверх защиты и кинул парню второй броник:
— Точными только швейцарские часы бывают и патологоанатомы. Хочешь получить первое и не попасть ко второму – зачехляйся!
Тот не стал спорить, но уточнил:
— А дальше?
— А дальше, друг мой Вадик, включай свои актёрские способности и не вздумай умереть, а то
