Москву все время и…
И пишет: будет очень рад.
Зимою Минька в школу ходит.
Учитель книгу дал одну:
Жюль Верн — писатель чудный — вроде
Попасть стремится на луну.
Мечтает Минька, чуть тоскуя,
А в небе облачко плывет…
Машину сделать бы такую,
Такой небесный звездолет.
И до луны добраться можно.
Потом до звезд (и аж притих!).
Узнать, что там? Вполне возможно,
Жизнь существует и на них.
Какая жизнь? Какие люди?
На что похожи, как живут?
Что здесь, у нас-то, с ними будет,
Жить смогут или же помрут?
А вдруг у них там все толково:
Машины пашут, сеют, жнут.
Нажал на кнопку — и готово:
Еда любая тут как тут!
У них, быть может, климат южный
И совершенно нет зимы!
Дрова пилить, возить не нужно,
А мы в Сибири. Мерзнем мы.
А вдруг они и войн не знают,
Ни драк, ни ругани, ни слез?
Ну размечтался, замерзаю…
Какой отчаянный мороз!
Окоченелый, на дорогу
С саней он спрыгнул, побежал,
Разогреваясь понемногу,
Но лопнул ичиг. Вот скандал!
Торчит наружу стелька сена
Из лопнувшего передка,
А вдоль дороги по колено
Лежат нетронуто снега.
А если снег набьется в ичиг —
Нога отмерзнет в пять минут.
«Мохнатку, что ли, с рукавичек
Снять и на ногу натянуть?
Но без мохнатки мерзнут руки…
Домой вернуться? Ай-я-яй!
Что люди скажут? Мол, от скуки
Коня гоняет, шалопай!
Нет, нет! Обратно нет дороги:
Без дров домой никак нельзя!»
Бежит Каурка мохноногий,
Полозья в колее скользят.
А в ичиг проникает холод.
«Тпру — у!» — Минька лошади сказал.
Остановил Каурку. Повод
Ременный споро отвязал.
Перевязал потуже ичиг —
Исчезла щель — ноге тепло.
В кустах заметил Минька птичек,
И стало на душе светло.
Но как он резко, зимний воздух,
Вдохнешь поглубже — кашель враз,
«А там, на этих дальних звездах,
Такой же воздух, как у нас?
А вдруг у них такие зимы,
Что нам не снились на Земле?
Такие, что и на Илиме
Казаться будет: ты в тепле!
А может, там — нужда и голод,
И войны длинной чередой?»
Навстречу едет дядя Солод,
Рукой машет: — Минька, сто-ой!
Разъехаться нам, паря, надо…
Сворачивай коня в объезд.
Да ты, глядю я, как с парада!
А стельку, паря, конь не съест?
Сам улыбается лукаво,
И на усах сосульки льда.
Сворачивай сюда, направо…
Что лопнул ичиг — не беда!
Какой же ты сметливый, паря,
Уже и вырос в молодца.
Глядю, не тратишь время даром
И дело делашь до конца.
Смутился Минька и, краснея,
Чуть отвернулся: «Смех-то смех,
Что прошва лопнула, черт с нею,
Да нет бы спрятать ногу в снег?»
— Да чем, Василий Иннокентич,
Бежал я — ичиг подошел…
— А твой отец, Кузьма Лаврентич,
Ишшо с бельковья не пришел?
— Нет, не пришел.
— Ты че не в школе?
— Дровишки кончились почти,
Вот пропускаю поневоле
Уроки.
— Едем, ты прости:
Пока помочь тебе не в силе…
Вот рази доху? На, бери!
У Солода кобыла в мыле.
— Ну, трогай, леший задери!
Полозья тяжко заскрипели:
На санях дров — почти сажень.
По сторонам стояли ели,
Бросая на дорогу тень.
И Минька завернулся в доху,
На пялы сел. В дохе-то — рай!
Теперь ему совсем не плохо,
Хоть на Чукотку поезжай.
…Скрипят полозья все напевней,
У Миньки на душе светло:
Везет по улице деревни
Домой желанное тепло.
Михаил Зарубин
«Позови меня, тихая родина…»
Посвящаю дочери Анне
Начало. Санкт-Петербург — Иркутск
В последние годы во время поездок по городам. России, а особенно в заграничных деловых командировках, экскурсионных турах меня все чаще одолевает какое-то странно-тревожное чувство — очень похожее на обиду. Но на кого, за что? Потом догадался, на самого себя. Мне не дает покоя сознание, что полмира объехал и все езжу, а родную деревню не знаю, не помню, как будто не был там никогда.
А ведь был. В паспорте написано: родился в деревне Кеуль Иркутской области. И семь месяцев смотрел на руках матери из младенческих пеленок и на ангарскую многоводную даль — всю в хвойной оправе крутых берегов, и на бревенчатые избы в резных оконных наличниках, и в глаза отцу, и в лица ближней и дальней кеульской родни. А потом мать ушла от отца. И мы отправились в районный центр Нижне-Илимск, по сути — в никуда, чтобы начать жизнь с чистого листа. Скитались по съемным углам, мать бралась за любую работу. Окончательно обрели мы свой дом, когда перебрались в ближайшую (через речку Илим) от райцентра деревню Погодаеву. Там и прошло детство. Туда не раз и приезжал потом на побывку, в родные места. А Кеуль — что Кеуль? Как-то все не туда дороги. А ведь это и есть настоящая родина. Не шибко известное место, но для меня все равно самое знаменитое, самое главное, я здесь родился. Рядом сейчас строится Богучанская ГЭС, и деревне — узнал — грозит затопление, там уже нет никого, перевезли всех в другое место. Еще немного и увижу свой Кеуль вовсе.
Я никакой не мистик, но готов утверждать: с родными местами,
