Однако самолюбование, воспоминания, да и, что греха таить, несколько завистливые мысли, не отвлекали бабулю от темы беседы:
— По одной из версий это действительно был изумруд, по другой, довольно фантастичной, — неизвестная субстанция, неуничтожимая, сверхпрочная, — плод алхимической трансмутации. Но это древние могли так полагать. А на самом деле это был какой-нибудь вполне земной, только мало изученный, минерал.
— Совершенно верно, — поддержал сверстницу Валентин Николаевич. Жадеит, например.
— Кстати, по третьей версии труд Гермеса Триждывеличайшего вообще выцарапан на золоте.
— Так или иначе, Оленька. Но до истины мы уже никогда не сможем докопаться, потому что сами таблички не сохранились. До нас дошел только текст, да и то, не факт, что достоверный, и уж совершенно маловероятно, что полный и качественно переведенный. Основной его постулат: «То, что внизу, подобно тому, что вверху, а то, что вверху, подобно тому, что внизу. И все это только для того, чтобы свершить чудо одного-единственного». То есть наш мир рассматривается как нечто целое, хотя и состоящее из различных ипостасей и половинок. Просто все они отражаются друг в друге как в зеркале, пусть с искажениями, пусть с помехами. Однако, убери одно — не будет и другого.
Ольга только хлопала глазками, да поправляла на носу очечки. Ей было одновременно и любопытно, и приятно (таких умных и мудрых друзей себе завела), и боязно. Разве ж думала она, что угодит под дозор не просто бандюги, не просто любителя старины, а самого, что ни есть, сектанта, шпиона с многовековой предысторией.
— Но, думаю, нам содержание «Скрижали» не пригодится, — робко предположила она.
Валентин Николаевич оперся на трость, встал, подошел к окну:
— В общем-то, да! Нам стоит принять во внимание совершенно иное, то, что именно сейчас эти самые меркурианцы активизировались, именно сейчас пришло их время отобрать изумруд, согласно легенде, «без последствий», то бишь, не рискуя получить за то кару свыше…
Старков отодвинул штору, посмотрел вниз, будто «фанатик-меркурианец» должен был именно в этот момент стоять под окном. Потом перевел взор на цвета слоновой кости телефон с большой массивной трубкой, покоящейся на блестящих металлических развилках-рычагах.
— Может, шампанского заказать, клубники со сливками, или еще чего? — осведомился он у дам, смутив их тем самым окончательно.
— Валентин Николаевич, давайте без фанатизма, клубники будет вполне достаточно, и лучше сами спустимся в бар, — предложила Светлана Артемьевна с напускным видом завсегдатая фешенебельных отелей…
Х Х Х Х Х
Генрих Ильич Гридасов после происшествия в подъезде Ольгиного дома, выставившего его в самом, что ни есть, геройском свете, стал по-свойски названивать капитану Отводову, интересоваться продвижением дела, и даже слегка пенять на нерадивость органов. Мол, жизнь девушки, его личной знакомой, и ценного, практически незаменимого на отечественном телевидении работника находится в опасности, а наши доблестная милиция и в ус не дует. Доводы, дескать, делом Ольги теперь занимаются исключительно люди с Петровки, не действовали. Да, Ираклий и сам понимал, что они, доводы, слабоваты. Ведь щемили сердце юного сыщика переживания за свою подопечную, с коей так кстати свела его прозорливая судьба и так некстати собиралась развести.
Капитан имя Гридасова уже слышать не мог и даже начинал почему-то икать, как только Ольга его упоминала. А упоминать было из-за чего. Генрих Ильич теперь регулярно провожал свою ставленницу и не до дома, даже не до подъезда, — до квартиры.
— Надежнее и для меня спокойнее, — пояснял он.
Кроме того, еженедельно названивал Ольге еще один рыцарь — бывший одноклассник Соловьев.
Самое обидное, что все они имели полное право продолжать свои «приставания» (а иначе как «приставаниями» Отводов охарактеризовать вышеупомянутые действия не мог) и после переезда девушки на новую, снятую поближе к Останкино, квартиру. В то время как для нашего «мастера натиска» (как окрестила его Светлана Артемьевна после восьмимартовского несостоявшегося обыска) это была уже совершенно «чужая» территория. Посему их общение практически прекратилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
К счастью, прошла всего пара недель «разлуки», в последней декаде мая Ираклия Всеволодовича, по рекомендации Свистунова, пригласили на Петровку…
— Вы же понимаете, дело связано с древними вещицами, реликвиями, представляющими государственную ценность, — говорил полковник Цветков. — Преступник, этот «фанатик», или, как утверждает господин Старков, «избранник-меркурианец», кажется, в растерянности. Кажется, он уже собрал у себя все известные ему предметы, а ответа на свой вопрос так и не нашел… Тем сложнее, запутаннее ситуация. К тому же, сейчас начинается период отпусков, людей у нас не хватает… В общем, Ираклий Всеволодович, мы хотели бы обратиться к вашему руководству, и попросить, чтобы вас перенаправили к нам в отдел, на подмогу, так сказать…
Конечно, Отводов обрадовался. Как он мог не обрадоваться?! Работа в уголовном розыске была для него желаннее манны небесной.
— Если поможете раскрыть дело, то возьмем в штат, на испытательный срок, — важно добавил Алексей Степанович.
Отлично! Есть повод позвонить Ольге! Теперь капитан мог смелее вторгаться в ее жизнь. И он решил не откладывать, начал с пристрастного расспроса о ее «сладких розысках».
— Боже, как рада вас слышать! — Кажется, оживленность голоса девушки была неподдельной. — Интересно, как продвигаются дела с поиском арахисового рулета? Пока не важно. А вы заскочили бы, а то с момента, как помогали мне вещи перетаскивать, больше и не заглядывали!
И то верно! Капитан примчался в тот же вечер. Сегодня Гридасову была дана отставка. С горделивым видом и прогнутой спиной Ираклий вел Ольгу от самого телецентра до ее нового дома. Вел пешком, ибо вечер был теплый и приятный.
— Оля, а вы не пробовали искать по территориальному признаку?
— Как это «по территориальному?» Вокруг Останкино, что ли? Да уж, конечно, все обыскала!
— Нет, не вокруг Останкино. А, например, рядом с домом Малышевой, Вуда, или… — он замешкался, прекрасно понимая, что не сможет произнести следующую фамилию абсолютно нейтрально, — возле дома господина Гридасова.
— Опять вы за свое! — мимо них промчался паренек в бандане на скейте, резко повернул, и покатил в обратную сторону. — Не может Верочка инсценировать собственное отравление.
И капитан даже обрадовался, что Ольга акцентировала внимание на первой фамилии, а не на последней. «Может быть, не заметила, ревности-то в голосе?»
— Ну, хорошо, пусть Верочка ни при чем? А Вуд, или этот креативщик?
— Саше Вуду я тоже верю. Хотя… — хорошо, что начинало темнеть, Лобенко слегка покраснела, ей было неловко за свои действия. — В его районе я кондитерские отделы все же прочешу, в ближайшее же время. Возле дома Гридасова — тоже.
Теперь Отводов справился с недавним волнением и мог вполне нейтрально заводить разговор относительно своих подозрений насчет креативного директора «Картопака»:
— Скажите, а Генрих Ильич не донимает вас расспросами по поводу изумруда.
— Да нет, как-то оставил эту затею. По первости, помните, после нападения в подъезде, — Ольга еще раз покраснела. — Я ведь тогда, у вас в кабинете, проговорилась, мол, амбалы изумрудом интересовались…
— Ну да, да, конечно, помню, — Ираклий снова запустил пятерню в кудряшки, стало быть, увлекся уже не только дамой, но и разговором.
— Так вот тогда он переспрашивал, что за изумруд, да почему преступники должны были предположить, что он у меня… Но это я вам уже рассказывала…
Отводов кивнул:
— Да, сказали, что понятия не имеете, какой изумруд…
— Он и успокоился. Больше про камень ни слова.
— А о чем же вы с ним говорите, пока он вас до дома провожает? — капитан зевнул, чтобы придать выражению лица безразличный и даже немного скучающий вид.
— Во-первых, не каждый-то день и провожает. Все-таки он большой начальник, а я всего-навсего его подчиненная. Во-вторых, мы ведь с ним не пешком идем, как с вами, он меня, на своей-то «Ауди», за две минуты доставляет, — ах как больно кольнуло это «как с вами» самолюбие капитана. — В третьих, чаще всего в эти недолгие минуты мы обсуждаем рабочие моменты. Ну, или он расспрашивает меня о моем детстве, о родителях…
